Обычно Аридо хотя бы саркастически усмехался на такие слова, но сейчас даже не пошевельнулся. Похоже, ящер и в самом деле нынче собрался подыхать, подумал Конан. Ну уж нет, плавучее бревно, не для того я тащил тебя через все моря!

Ветер по-прежнему гнал лодку к острову. Водоросли хоть и задерживали ее движение, но остановить не могли. Наконец днище царапнуло о камни, лодка проплыла еще немного и стала.

— Пойдем, — сказал Конан и потянул дракона на берег. — Пойдем, хоть ноги разомнешь.

Аридо послушно поплелся за ним.

Взбежав на громоздящиеся одна на другую каменные глыбы, киммериец решил, что этот остров поднялся со дна в час Катастрофы, когда земля, в одном месте провалившись, здесь вдруг начала сталкивать гранитные пласты, как сталкивает река плывущие по ней льдины. Остров был невелик, настоящий птичий приют. Но на юге Конан разглядел за скалами зелень — то ли чахлые деревца, то ли кустарник, — и решил, что по крайней мере пресная вода тут должна быть, а значит, поплыли они к этому обломку утеса не напрасно.

К тому же так приятно было вновь ощутить под ногами твердую землю, а не бесконечно раскачивающуюся лодку! Увидеть, как летают над водой птицы — птицы, а не летучие рыбы. «Птицы! — осенило вдруг Конана. — Да ведь это же мясо!» У него не было лука, зато была с собою пара метательных ножей, припасенная в Ланке. Птицы — большие, черные, и поменьше, схожие с обычными чайками, только с ярко-красным пятном на белом зобу — не обращали на него ни малейшего внимания. Похоже, они вообще первый раз в жизни видели человека, так что подобраться к ним не составит особого труда. Конан оглянулся на Аридо — тот сидел на камне, сам похожий на больную черную птицу. Киммериец вынул нож и начал подкрадываться к дремлющей стае. Он уже почти ощущал на языке вкус жареного мяса, как вдруг сзади раздались резкие гортанные выкрики и рев раненого Аридо.

— Дракон! Дракон под личиной человека! Рана Риорда заставил его открыться!

Забыв о мясе, Конан опрометью кинулся к берегу. Камни, вдоль которых он крался, заслонили от него море, не то он успел бы заметить два больших корабля, похожих на асирские ладьи — остроносые, на веслах, под широким квадратным парусом. Из кораблей, расплескивая сапогами воду, выпрыгивали воины в боевых доспехах, с обнаженными мечами. А на берегу, извиваясь, как червяк на крючке, выл от ужаса Аридо, в своем истинном чешуйчатом облике, пригвожденный к камню сверкающим полумесяцем Рана Риорды, Небесной Секиры.

— Дракон! — кричал предводитель атлантов. Он был высок и темноволос, плечи и грудь его защищал искусно выкованный доспех из светлого металла, похожего на серебро, из-под доспеха, закрывая живот и бедра, свисала кольчужная рубашка. Руки его были пусты, видно, он только что метнул Рорту, чтобы не дать чудовищу уйти. Громкими криками подгоняя товарищей, он карабкался на берег впереди всех, ему не терпелось добить раненого ящера.

— Погоди, приятель, — сказал ему Конан негромко.

Воин в светлых доспехах так и замер от неожиданности: только что перед ним был дракон, у которого в шее торчала его секира, и вдруг — р-раз! — дракона заслонил собой как из-под земли выскочивший незнакомец. И в руках неизвестный заступник держал священное оружие рода Южного Ветра!

— Погоди, не торопись, — повторил Конан. Он едва успел первым подскочить к секире и выдернуть ее из камня. Волшебный топор шутя разрубил бирюзовую броню Аридо, но зацепил только шкуру, пригвоздив к земле мощную шею. Дракону повезло, что он сильно похудел за последние дни, так что кожа, топорщась чешуей, свисала дряблыми складками, не то он на месте расстался бы с жизнью. Когда Конан вырвал из раны секиру, он тонко взвизгнул и отполз подальше. На камне, прорезанном Рортой, растеклась маленькая лужица крови. Лицо Конана побелело от ярости, это стало видно даже сквозь загар.

— Что тебе сделал мой зверь, что ты швыряешь в него чем попало? — крикнул он, угрожающе выставив перед собой секиру.

Древко волшебного топора грело руки, словно живое, вливая силу в его истомленное тело. Сейчас, снова с Рортой в руках, киммериец был готов схватиться с тысячным войском. Но Небесная Секира не поднимется против потомков Гидаллы, вспомнил он. Что ж, значит, она не поднимется и против него тоже! Конан распрямил плечи, вскинул голову и с вызовом посмотрел на нынешнего хозяина Рана Риорды, застывшего перед ним с выражением крайнего изумления на красивом смуглом лице.

Атлант был выше варвара на целую голову, но зато уже в плечах. Он смерил Конана долгим и пристальным взглядом, словно не зная еще, как поступить с незнакомцем, осмелившимся коснуться священного оружия его рода. Более того, угрожавшего ему с его же секирой в руках! Воин мысленно воззвал к духу Рана Риорды, но не получил ответа.

Ее сияющий полумесяц был безмятежно-светел, словно на этот раз она предоставляла двум своим хозяевам — прежнему и нынешнему — самим разбираться между собой. Атлант, изумленный и даже непуганый ее безразличием, продолжал молча созерцать киммерийца. Наконец он махнул рукой своим людям:

— Сюда, братья! В наших землях чужак!

— Такой ли уж я чужак вам? — спросил Конан на своем родном языке. — Если так, то попробуй снести мне голову своей секирой!

Брови гиганта сошлись на переносице.

— Ты говоришь, как мы, и в то же время как-то иначе, — сказал он наконец. — Кто ты такой? И почему называешь дракона с Потаенных Островов своим зверем?

Пока он задавал эти вопросы, воины с кораблей плотным кольцом окружили Конана и дракона, выставив вперед обнаженные мечи. Киммериец знал, что Рорта не прольет его крови, но вряд ли такой же заговор положен на все оружие атлантов! Ему нужно было как-то выйти живым из этого кольца и вывести живым дракона. Конан мельком взглянул на него: тот лежал на камнях бесформенной глыбой и тихо поскуливал. Стиснув зубы, Конан выбросил вперед и вверх руку с секирой, словно это был королевский штандарт:

— Ну! Рорта! Что же ты молчишь? Эти люди хотят знать, кто я такой!

Не из самой секиры, а откуда-то рядом послышался знакомый клекочущий смех. Замыкая собой треугольник, из жаркого марева, столбом стоящего над утесами, сгустился призрак в серебристом плаще. Он становился все плотнее, сквозь него уже едва виднелись серые камни. Смех зазвучал громче, и дух секиры сказал:

— Я же велел тебе, Раттера, никого не брать с собою, кроме твоей дочери и команды! Разве так встречают гостей и родичей?

Предводитель атлантов нахмурился: он явно не видел в пришельцах ни гостей, ни родичей. А призрак рассмеялся снова и объявил, уже глядя на Конана:

— Ты — Конан из Киммерии, далекий потомок Детей Гидаллы. Ты когда-то высвободил меня из темницы крепости Файон, а после мы с тобою и с еще одним приятелем разнесли эту крепость по камешку. Славное было время!

— А что было потом, Рорта? — спросил Конан, все еще сжимая теплое дерево секиры.

— А потом ты вез меня на край света и оставил покоиться в белой колыбели на вершинах туманных утесов, — отвечал дух. — И я лежал на алтаре, погруженный в грезы о том, что скоро придет ко мне новый хранитель, которому я буду служить так же, как служил всем потомкам Гидаллы. И новый хранитель пришел! Вот он, перед тобой!

— Так ты и есть тот Конан? — недоверчиво вымолвил атлант, снова оглядыквая киммерийца с головы до ног. — Но ты ничего не сказал мне! — обернулся он к духу. — Ты показал мне дракона и велел плыть к северным островам, а о Конане не было ни слова!

Дух снова рассмеялся. Конан заметил, что призрак, когда-то и лицом и фигурой походивший на него самого, теперь больше похож на своего нового хозяина: выше, уже в плечах, да и волосы посветлее. Но глаза Рорты не изменились — из-под капюшона по-прежнему горели неукротимым светом синие, как сапфиры, глаза.

— Иногда полезно не знать всего! — заявил дух. — Не беспокойся о своем драконе, Конан, я почти не задел его, только шкуру попортил. И мы привезли ему лекарство!

— Какое еще лекарство, — начал было атлант, но призрак повернулся к нему и велел: