Красный кхариец вежливо поклонился пришедшим и осведомился о цели их визита. Инака робко проговорил:

— Сэй, я нашел этого человека в лесу. Его выбросило море, и он остался жив, он ведь такой сильный. Я не знаю, как уговорить его остаться у нас, потому что в нашей деревне его уже успели полюбить, и есть за что: он нечаянно порвал мою сеть и тут же предложил расплатиться за нее…

«Новые песни, — проворчал себе под нос киммериец. — Теперь он будет превозносить меня до небес, как торговец на невольничьем рынке». Но на самом деле он был немало изумлен: он-то полагал, что готовится ловушка, а его на самом деле просто хотят оставить всеми правдами и неправдами. Может, у них тут просто перестали рождаться дети? Он, помнится, не видел ни одного младенца в деревне Инаки, да и детей-подростков там тоже было немного…

— Как твое имя, пришелец? — спросил Корэтика. Голос у него был мягкий и звучный, словно отдаленное эхо.

— Меня зовут Конан, родом я из Киммерии, далекой стране на северо-западе.

— Почему же, Конан, не хочешь ты остаться в деревне охотника Инаки? Тебе по нраву какой-то другой город?

— Господин распорядитель двора неверно понял охотника Инаку, — с легкой усмешкой ответил Конан. — Я вообще не хочу оставаться в Нихон-но. Поэтому мне все равно, в какой именно деревне я не останусь.

Знатный кхариец чуть склонил набок голову.

— Как же ты полагаешь уйти отсюда? — мягко спросил он. — Кораблей мы не строим.

— Так же, как пришел, — дерзко ответил потерпевший кораблекрушение.

Корэтика окинул долгим задумчивым взглядом мощную фигуру киммерийца.

— Будь на твоем месте кто-нибудь другой, — сказал он серьезно, — я, вероятно, рассмеялся бы и махнул рукой — плыви! Но ты действительно можешь уйти. И потому я скажу тебе то, что не говорил никогда и не буду при этом смеяться: с этих островов обратной дороги нет. Либо ты останешься здесь, либо умрешь.

«По крайней мере, честно», — подумал Конан. Он ожидал чего-то подобного.

Но тут Инака с громким криком кинулся в ноги сановнику, причитая и уговаривая, и не сразу, а только через какое-то время Конан понял, что охотник уговаривает пощадить его, какое бы решение он ни принял! Поистине, ход мыслей этих людей был для него непостижим.

— Господин! — выкрикивал маленький кхариец. — Господин, милости! Ведь получится, что я привел его сюда на смерть! Не пускайте его, он погибнет в море!

Корэтика присел, взял охотника за плечи и поднял с пола.

— Добрый мой Инака, — ласково сказал он. — Ты перепутал. Не передо мной нужно стоять тебе на коленях, а перед ним. Уговаривай его, ибо его жизнь и смерть сейчас лишь в его собственных руках.

Инака оглянулся на Конана с явным намерением исполнить совет. Киммериец сплюнул в сердцах:

— Нергал вас возьми с вашими колдовскими штучками! Я буду жить там, где сам захочу, а вы грозите и умоляйте своих!

— Ты слышишь, мой сэй? Умоляю тебя, позволь ему увидеться с императором! Он изменится, он изменится, если поговорит с Сыном Неба!

На это распорядитель двора печально и отрицательно покачал головой.

— Увы, это не в моих силах. Два дня назад исчезла Кагия-химэ, Последняя. Никто не знает, куда она улетела, император в глубоком горе и никого к себе не допускает. Он не будет сейчас говорить ни с кем.

Видимо, новость была ужасна, потому что Инака, услышав ее, побледнел и, кажется, тотчас забыл о Конане.

— Кагия-химэ! Последний золотой дракон! Но, быть может, она охотится?

— Нет, иначе бы она пришла на зов. Сам видишь, друг мой, до вас ли нынче императору.

— Но, быть может, Старец Без Имени?.. — робко предположил охотник.

— Придворный маг занят поисками Лунной Девы. Но вот что я могу сделать. Пусть наш гость останется пока здесь. Я расскажу о нем императору за вечерней трапезой и, быть может, он найдет время поговорить с тобой, Конан.

— Не худо бы и меня спросить, хочу ли я с ним разговаривать! — отозвался киммериец. Происходящее начинало его забавлять.

— Пожалуй, я пока не буду этого делать, — со всею серьезностью ответил Корэтика. И прихлопнул в ладоши: — Акиро-сэй!

На его зов из стены появился пожилой кхариец в сопровождении небольшого отряда стражи. Одного только взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять: это — воин. Знакомый с Искусством Убивать не понаслышке, а коротко и давно.

— Что прикажет мой сэй? — поклонился он Корэтике.

— Проводите этого человека в покои для гостей, господин начальник дворцовой стражи, и сделайте так, чтобы он не вышел из дворца без вашего ведома.

Начальник дворцовой стражи поклонился еще раз, и его воины окружили Конана плотным кольцом. Но не попытались отнять у него ни меча, ни кинжала, чем очень удивили и озадачили киммерийца.

— Следуй за мной, господин мой, — сказал ему Акиро с поклоном, и Конан подчинился. В конце концов, попытаться удрать он всегда успеет, а вот как они намерены его не выпустить?

Его проводили в небольшую комнату, совершенно голую, если не считать росписи на стенах, цветущей ветки в вазе в нише и все тех же неизменных циновок. Конан сел на пол, скрестил ноги и принялся ждать. Его разбирало какое-то странное веселье, словно он смотрел представление бродячих жонглеров и очень хотел знать, чем кончится запутанная история. Причина его спокойствия была проста: Юлдуз обещал ему возвращение на запад, значит, его старым костям суждено упокоиться не здесь.

Короткое время спустя ему принесли ужин: полный поднос крошечных тарелок с разнообразными кушаньями, из которых он опознал только тушеные в остром соусе овощи и рис. Но мясо — то ли птицы, то ли зверя, не разобрать, — было сочным и мягким, и Конан доел все без остатка, не гадая, из чего это может быть сделано.

После того, как проворная девочка-служанка убрала подносы, к Конану явился посетитель. Это был уже пожилой, седеющий человек с тусклым взглядом светло-серых глаз. Одет он был вычурно и богато, держался невероятно прямо, и потому киммериец справедливо заключил, что это сам император.

Ничего божественного не было в этом человеке с усталым лицом и темными кругами у глаз. Но что-то в нем показалось Конану знакомым, словно когда-то он уже видел этого или похожего на него человека. Император долго и пристально смотрел на своего гостя-пленника и наконец, проговорил:

— Я не хочу быть с тобою жестоким. И я очень устал, поэтому не буду тратить понапрасну время. Я не вижу причин пытаться переупрямить тебя в ненужном споре — ведь ты уже все решил. Я не спрашиваю твоего решения — подумай еще. Либо ты дашь мне слово, что остаешься и не делаешь попыток сбежать, либо ты умрешь — единственное, что я могу еще тебе предложить, это сделать твою смерть легкой и приятной. Даю тебе сроку до завтрашнего вечера. Думай. Завтра я приду за ответом.

Он тяжело поднялся и вышел. Конан спокойно сказал ему вслед:

— Завтра вечером меня здесь не будет.

Но император даже не обернулся. Пропавший дракон беспокоил его куда больше, чем еще не пропавший чужестранец.

Едва за окном стемнело, Конан выскользнул за дверь. То есть если то, что запирало его комнату, можно было назвать дверью: натянутая на большую раму искусно плетеная циновка, не вращавшаяся на петлях, а сдвигающаяся вбок. Каким образом подобную дверь можно было считать надежной преградой для пленника, киммериец понять не мог.

Серой неслышной тенью вышел он в коридор. Стояла такая тишина, что слышен был храп и посвистывание стражей, спящих за три стены. Коридор был пуст. Либо здешний повелитель уверен, что лабиринт переходов и галерей дворца — надежная преграда для любого, либо ждет от Конана решения остаться. Что ж, усмехнулся про себя киммериец, он убедится, что ошибся как в первом, так и во втором! Если бы император знал, что его пленник сумел выбраться из подземного дворца Аридоси, то сторожил бы его покрепче!

Как ни запутанно было хитросплетение комнаток, переходов, крытых галерей и бесконечных лесенок, Конан уверенно продвигался к облюбованной им дверце. У массивных дверей из черного дерева ночью наверняка дежурит стража, а тот боковой выход в сад если и охраняется, то одним-двумя воинами, размышлял киммериец, скользя вдоль стен.