«Теперь уже поздно, — с огорчением подумал он. — Ладно, заеду завтра».
И тут раздался зуммер радиотелефона.
— Киреев слушает, — поднял он трубку.
— Говорит полковник Дойников, — послышался знакомый голос заместителя начальника УВД области. — Сообщаю, что операция «Прибой» начнется завтра в девять ноль-ноль. Как поняли?
— Понял, товарищ полковник, — откликнулся Донат Максимович. — Операция «Прибой» начинается завтра в девять ноль-ноль.
— Общее руководство осуществляет сам генерал Рунов, — продолжал четким, без всяких эмоций голосом Дойников. — Вам надлежит к назначенному времени быть вместе с оперативным составом в полной готовности. Конкретные указания — что и кого проверять — получите непосредственно перед началом операции. За утечку информации начальники подразделений несут персональную ответственность. — Полковник выдержал паузу, чтобы, вероятно, начальник ОБХСС осмыслил приказ, и в заключение спросил: — Все понятно?
— Так точно, товарищ полковник.
— До свидания.
— До свидания, — положил трубку Киреев. И скомандовал водителю: — Разворачивай.
— В управление? — вопросительно посмотрел на патрона шофер.
— Сначала в «Аполлон».
Савельева встретила позднего гостя в своем салоне настороженно.
— Что-нибудь серьезное? — спросила хозяйка «Аполлона», когда Киреев развалился на диванчике.
— Очень, — кивнул он. — Главное — срочно.
— Свистать всех навер-рх! — возбужденно заходил по своей жердочке Чико, распушив хохолок.
— Господи! — уставился на попугая Донат Максимович. — Честное слово, готов иной раз поверить, что он был когда-то человеком.
— И весьма неглупым, — рассмеялась Капитолина Алексеевна, а затем озабоченно добавила: — Ну, выкладывай.
— Нужно кое-что передать боссу, — начал Киреев.
— Хорошо, — кивнула Савельева. — Сегодня, правда, я не смогу связаться с Совой.
— Нет, обязательно сегодня. Сейчас!
— Ладно, — после некоторого размышления согласилась Капочка…
Стоит отлучиться буквально на два дня, как по возвращении тебя ожидает куча дел, разгрести которую стоит неделя сидения на работе допоздна. Так случилось, когда я вернулся с зонального совещания.
Утром я прибыл на службу и тут же столкнулся у подъезда со своим заместителем Алексеем Алексеевичем Гурковым. Не успели мы поздороваться, как он с ходу обрушил на меня ворох вопросов, которые требовали незамедлительного решения. Гурков выложил их за то время, пока мы шли с ним в мой кабинет. Но и там Алексей Алексеевич продолжал делиться новостями:
— А уж сколько звонков было — словно прорвало. И каждый непременно желал переговорить лично с вами.
В голосе Гуркова послышались знакомые нотки — некоторая обида. Я понимал: задето его самолюбие. Он метил на освободившееся место областного прокурора, но назначили не его, а меня. Поговаривали, что Алексей Алексеевич до сих пор не может успокоиться, что его обошли…
— Откуда звонили? Кто? — спросил я.
— Из горкома несколько раз, — загнул палец мой зам. — Голованов… Из прокуратуры республики, — он загнул второй палец. — Помощник Генерального прокурора… Спецкор центральной газеты. Мелковский, кажется, его фамилия… Заместитель министра внутренних дел Союза…
Пальцев на руках Алексея Алексеевича не хватило — меня добивались двенадцать человек.
— Слава богу, не чертова дюжина, — заметил я с улыбкой.
А сам невесело подумал: наверняка многие звонившие хотели попросить устроить домочадцев или кого-нибудь из знакомых в гостиницу, пансионат. Подобные просьбы сыпались как из рога изобилия в преддверии бархатного сезона. Буквально перед отъездом меня замучили подобными звонками, раздававшимися по нескольку раз в день. Будто я не прокурор, а диспетчер курортного бюро…
Отказывал всем. Уверен, что многих обидел. Но как быть иначе? Дать обещание — значит идти к кое-кому в Южноморске на поклон. Мне навстречу пойдут с удовольствием, но тогда прощай независимость: обратают в одночасье.
— Если вам неудобно, направляйте ко мне, — предложил как-то Алексей Алексеевич. — Я всегда готов помочь.
— Можно подумать, что у вас нет других дел, — заметил я.
И больше эту тему не затрагивал…
— Вы в курсе, почему на меня такой спрос? — поинтересовался я.
— По-моему, большинство звонили по поводу Киреева, — ответил Гурков.
Это было странно. Когда я уезжал два дня назад, дело начальника южноморского ОБХСС только-только разворачивалось.
— Что случилось? — удивился я. — Его взяли под стражу?
— Нет-нет, — испуганно проговорил Алексей Алексеевич. — Кто бы решился дать санкцию? — Он помялся и добавил: — Между прочим, и вам советую: поосторожней. Самое милое дело — спихнуть расследование в прокуратуру города, а еще лучше — в прокуратуру республики. Как еще обернется — бабка надвое сказала, а нам жить в одном городе с Киреевым и с его тестем…
У меня заныло в загрудье — признак поднимающейся злости.
Ох уж этот Гурков! Он всегда отличался большим мастерством в «спихотехнике». Но как это можно, чтобы зампрокурора области, старший советник юстиции, боялся начальника ОБХСС города?
Я не успел ответить — зазвонил аппарат ВЧ. Чисто и звонко. Это была Москва, заместитель министра внутренних дел. Он и вчера звонил, в мое отсутствие. Заместитель министра начал издалека, о зональном совещании, где выступил его шеф. Пришлось поддержать в общем-то пока ни к чему не обязывающую тему. Я сказал, что патрон его выступил очень даже нестандартно (я не лукавил, это действительно было так). Наконец мой собеседник спросил:
— Что это вы там устроили проверку нашему работнику, Захар Петрович? Я говорю о Кирееве…
Почему-то он избежал слова «следствие».
— Не проверку, возбудили дело, — поправил я.
— И что установили? — продолжал замминистра уже не так любезно.
— Пока ничего не могу сказать. Идет следствие.
— Кто ведет?
— Очень опытный товарищ.
— Вы ему доверяете?
Это уже начинало походить на допрос…
— Не доверять нет оснований, — ответил я- официальным тоном.
— Так что, Киреева уже взяли под стражу?
Я почувствовал недобрые нотки в голосе собеседника.
— Нет. И по-моему, он даже не отстранен от работы. — Гурков утвердительно кивнул мне. — Могу точно сообщить: пока при должности.
— Захар Петрович, — неожиданно сменил интонацию заместитель министра, — прошу учесть, что товарищ Киреев недавно получил знак «Отличник милиции». А просто так у нас работников не отмечают. Заслужил, значит. Словом, очернить человека просто, а вот потом ему отбеливаться будет ох как трудно. Не наломать бы вам дров…
— Постараемся не наломать, — заверил я замминистра.
Он просил держать его в курсе…
«Я предупреждал вас, Захар Петрович», — словно говорил взгляд Гуркова.
Обсуждать с ним разговор с замминистра у меня не было желания.
Снова защемило грудь. Боже мой, как еще далеки наши декларации от воплощения в жизнь!
«Покончим с телефонным правом! Защитим авторитет и независимость работников правопорядка!»…
Я вспомнил вопрос, который задал один из моих коллег на зональном совещании: когда наконец выйдет закон о защите следователей и прокуроров, когда их перестанут дергать и дадут возможность отправлять свои служебные обязанности исключительно на основании законов? Ответ из президиума прозвучал такой: вот-де построим правовое государство, тогда и наступит золотое время безупречной и неприкасаемой юстиции…
Когда же придет это царство законности?
Я вызвал через секретаршу Шмелева с материалами по делу Киреева. Как только следователь переступил порог кабинета, Гурков заторопился:
— Захар Петрович, у меня, понимаете, назначено совещание. Разрешите идти?
— Да-да, идите, — кивнул я.
Мой зам шарахался от всего, что было связано с начальником городского ОБХСС, как от чумы.
По виду Шмелева никогда нельзя было определить, успешно движется дело или нет.
— Что новенького? — спросил я у Николая Павловича.