— Совершенно верно, Донат Максимович! — возмущенно подтвердила официантка Люся. — Неделю ходим, а все без толку. Говорят, фонды выбрали…

— Запудрить мозги они умеют, — кивнул Киреев. — Получается, — путь один — к кооператорам.

— А там форма в два, а то и в три раза дороже, — заметил Снежков.

— Вот-вот, — усмехнулся майор.

— Но зато какое качество! — отпарировала жена секретаря горкома. — Неужели пожалеешь для родного дитя!

— Мамаши и не жалеют, — продолжал Киреев. — Втридорога платят за ту самую форму, которая, кстати, пошита не, кооператорами, а на обыкновенной государственной фабрике. И должны ее продавать в государственном магазине, по государственной цене. Между прочим, ниже себестоимости, с дотацией…

— Ничего не понимаю, — развела руками Татьяна. — В чем же дело?

— А в том, — повернулся к ней Донат Максимович, — что государство позаботится о детях, а коммерческий директор «Детского мира» — о своем кармане. Вот и придумал комбинацию, как хапнуть около ста тысяч.

— Скворцов? — охнула Виктория Леонидовна.

— Он, голубчик, — подтвердил Киреев.

— А такой с виду интеллигентный, честное лицо, — покачала головой жена секретаря горкома.

— Прожженный махинатор, — сурово проговорил майор. — Но не учел, что ОБХСС — не лопух-покупатель. Нас не проведешь…

— Прямо уж, — проворчала негромко его жена Зося. — Еще как обкручивают вокруг пальца!

— Если милиция сама того пожелает, — иронически улыбнулся Белов.

Киреев встрепенулся, хотел что-то ответить на шпильку, но тут с катера, чуть покачивающегося на волнах рядом с «Элегией», крикнули:

— Товарищи, кто еще желает прокатиться на лыжах?

Изъявили желание почти все. Даже Виктория Леонидовна не могла удержаться от соблазна. Однако катание пришлось отложить — капитан Кочетков ударил в корабельный колокол и провозгласил:

— Прошу всех в кают-компанию! Вас ждут куропатки на вертеле, баварское пиво и еще кое-что…

Гости потянулись вниз, в салон, откуда доносились соблазнительные ароматы.

Последним шел Генрих Довжук. Он задержался возле капитана.

— Семен Васильевич, справочку не дадите?

— Ну? — покосился тот на Довжука, от которого каждую секунду можно было ждать подвоха.

— Когда покидать тонущий корабль крысе, если она — капитан? — без тени юмора спросил каскадер.

Грянул дружный смех. А славный мореход так и не нашел достойного ответа.

У капитана милиции, следователя горуправления внутренних дел, Владимира Ивановича Ветлугина было осунувшееся лицо. Месяц назад он перенес операцию на желудке. Язва — профессиональное заболевание следователей. Рунов знал, что врачи советовали Ветлугину сменить профессию, но тот отказался — любовь, как говорится, зла…

И вот теперь, слушая его доклад, Анатолий Филиппович почему-то стеснялся своего больно уж цветущего вида.

— Когда я получил материал из ОБХСС о махинациях коммерческого директора «Детского мира» Скворцова, тут же допросил его самого и председателя кооператива «Силуэт» Земцова, — рассказывал капитан. — Земцов — твердый орешек, все отрицал…

— А Скворцов?

— Поюлил, поюлил, но раскололся. И кое-что признал.

— Конкретно? — попросил генерал.

— Ну, как передал несколько партий школьной формы для реализации в «Силуэте». — Владимир Иванович нашел в лежащей перед ним папке нужные бумаги. — Вот протоколы допросов. В них бомба против одного из наших сотрудников…

Рунов надел очки, стал читать. Постепенно лицо его мрачнело все больше и больше.

— Та-ак, — протянул сердито генерал, снимая очки. — Киреев… Неужели правда?

— Я из Скворцова показания на Доната Максимовича насильно не тянул, — сказал Ветлугин. — Директор сам разоткровенничался.

Когда касалось чести работников милиции, даже малейшие нарушения вызывали у Анатолия Филипповича болезненую реакцию, а тут такое…

— Хохлова проинформировали? — спросил он.

— Тут же, — кивнул капитан.

— И как он отреагировал?

— Хохлов считает, что Скворцов врет. Клевещет… Одним словом, и слышать не хочет. Мол, зачем наводить тень на плетень…

— Не желает портить отношения с Киреевым? — поднял недовольно брови Рунов.

— Я думаю, еще больше — с тестем Киреева.

— А вы-то сами верите показаниям Скворцова? — в упор посмотрел на Ветлугина генерал.

— Анатолий Филиппович, при чем здесь верю или не верю? Пока это только слова. Нужны факты. Но раз есть такие серьезные показания, требуется тщательная проверка. Отмахнуться от признаний Скворцова… Он покачал головой. — А если все это соответствует действительности?

— Неужели начальник ОБХСС взяточник? Этого только не хватало!

— Если замнем — грош нам цена, — вздохнул Ветлугин.

— Хорошо, Владимир Иванович, оставьте дело. Посоветуюсь с прокурором области. Решим.

— Что доложить Хохлову?

— Я сам позвоню ему, — сказал начальник УВД области, давая понять, что разговор окончен.

…Но прежде чем связаться с Хохловым, Анатолий Филлипович позвонил мне.

Мудрить, собственно, было нечего: сам бог велел проверять факты в отношении начальника ОБХСС нам, прокуратуре области.

На том и порешили.

Старший следователь облпрокуратуры, младший советник юстиции Николай Павлович Шмелев производил впечатление тугодума. Но если уж и была у него какая-то отличительная черта характера, так это обстоятельность. «Копал» он обычно медленно, зато уж никакого, даже малюсенького, белого пятнышка при расследовании не оставалось. Не было случая, чтобы дело, проведенное Шмелевым, суд вернул на дополнительное расследование.

Николай Павлович достиг пенсионного возраста, жил бобылем. Увлечение выбрал под стать своей натуре — все время, остающееся от работы, отдавал собиранию редких и старинных книг. Словом, библиоман. Хотя этого термина Шмелев не переносил. Именовал себя по-русски: книголюб. Самым ценным подарком для себя почитал томик издания этак двухсотлетней давности, с пожелтевшими страницами и изъеденным переплетом. Возиться с такой книженцией, приводить ее в божеский вид было для следователя истинным наслаждением. Николай Павлович имел дома соответствующий станочек и другой инструмент. Зная его хобби, знакомые обращались с просьбой привести в порядок пришедшую в ветхость любимую книгу — и никогда не слышали отказа. К переплетным работам он относился с таким же тщанием, как и к своему основному занятию — следствию.

Впрочем, неизвестно еще, что Николай Павлович больше любил в жизни…

Приняв к производству дело, Шмелев решил провести допрос коммерческого директора «Детского мира». Скворцов находился под стражей, а потому первая встреча произошла в следственном изоляторе.

Обвиняемому было сорок с небольшим. Его привели в щегольской комбинированной сорочке, за которыми охотятся самые отчаянные модники, фасонистых импортных брюках и туфлях. Но выглядел он каким-то помятым, опущенным, на лице — заметная щетина. Конечно, следственный изолятор не санаторий. Но некоторые в нем ухитрялись оставаться подтянутыми, словом, следили за собой. Таких раскалывать — семь потов сойдет. А вот что касается Скворцова, сразу видно: поставил на себе крест-Шмелев назвал себя, сказал, что ему поручено следствие по фактам, сообщенным им, Скворцовым, на прежних допросах.

— Сперва, Владлен Карпович, я хотел бы услышать, — начал Николай Павлович, — что толкнуло вас провернуть махинацию со школьными формами? Знали же, что идете на преступление.

— Разрешите закурить? — попросил Скворцов.

— Курите…

— Я вижу, вы воевали, — сказал подследственный, прикуривая дорогую сигарету от иностранной зажигалки.

На пиджаке следователя красовались три ряда орденских колодок.

— Воевал, — кивнул он.

— Я хоть и не воевал, но служил, — продолжал Скворцов. — Армия тогда армия, когда идут в ногу. Не так ли?

— Дважды два… — чуть усмехнулся следователь.

— Да и на гражданке, если что и может получиться, только когда общество тоже шагает дружно. На самом же деле? Сверху нас призывают: перестраивайтесь! Одни послушались призыва, перестраиваются, а другие? Как жили прежде, так и живут. Верно?