Таким образом, мы находим, что существование в Церкви особых священнослужителей имеет свою твердую основу, как в Священном Писании, учении святых отцов, так и в потребностях жизни самой Церкви, как определенного общества верующих людей в Господа нашего Иисуса Христа.

Наконец, пастырство получает свое совершенное осмысливание и освящение в величайшей и страшной для нас Первосвященнической молитве Сына Божия (Ин. 17). Исполненный божественной любви Сын молит о тех, кого Он получил от Отца — Апостолов Своих (Стих 6–11) и обо всех тех, которые уверуют во Имя Его. Дабы Отец соблюл их, освятил истиною Своею, чтобы они были с Сыном там, где Он пребывает вечно. Здесь мы имеем венец пастырства, полноту благодати Апостольской в тех, кто идет путем Христовым всегда и в наше время. Для пастырства важны в этой Молитве элементы вероукрепляющего, морального, охранительного характера. Важен завет Отца и Сына об освящении и прославлении учеников — пастырей. Вся Молитва в целом ее значении является предметом изучения Догматического богословия. Нам важно подчеркнуть лишь следующее: в избрании, призвании, в сообщении Духа Святаго всему Пастырскому институту Господь преподал Свою Божественную благодать. И эта благодать Сына Божия почивает доныне и впредь будет почивать на всех преемниках Апостольских: епископах, пресвитерах, пастырях Православной Церкви. Ни сила ее, ни власть, ни плодоносность нимало не изменились.

Первосвященническая Молитва Господа нашего Иисуса Христа с несомненной ясностью утверждает Божественное, а не человеческое происхождение пастырской власти. И если секты протестантов всех толков осмеливаются отрицать Таинство священства, то они во имя разумной последовательности должны отвергать и поставление Христом Апостолов, и исключительное сообщение им и их преемникам Святаго Духа, и всю Первосвященническую молитву нашего Господа. Толчек к такому отвержению особого богоустановленного Института Священства был дан горячим и опутанным церковным сознанием Лютера. Отметим, что историческая обстановка конца средних веков этому весьма содействовала. Лютер оспаривал за римским духовенством власть «вязать и решить» грехи, а за папой Львом Х — право отлучать его от Церкви, с которой он связан навсегда «Самой Истиной». «Мы все священники, — говорит он в «Манифесте к благорожденным христианам Германской нации» (1520 г.), — только настало время проповеди Евангелия, и мы все и священники, и все проповедники».

Сложность обстановки того времени и запутанность ее очевидна. Она тщательно изучается современными протестантами и всем христианским миром.

Итак, пастырство, существующее в Церкви не по человеческому, а по Божественному праву, должно быть признано необходимым в силу данных: истории, психологии, мистики, догматики и экзегетики.

Богословская наука есть одно из проявлений деятельности человека в спасении, есть средство искания и утверждения веры. Богословие как разумное усвоение духовных истин есть, таким образом, орудие богопознания, в котором сочетаются естественный фактор богопознания — человеческий разум — и сверхъестественный — Божественное Откровение. Богословие, следовательно, есть средство спасительного возвышения человеческого разума.

Христианство имеет цель возродить человека всецело, по всем сторонам его духовной природы, сообщить новые силы не только нравственным, но и умственным его силам. И этому должна содействовать богословская наука, которая, по мысли проф. В.Н. Лосского, «есть изложение на общую пользу того» из личного духовного опыта, «что может быть усвоено опытом каждого»[25]. «Разум и Откровение не представляют собою что-либо чуждое и противоположное друг другу, — утверждает епископ Сильвестр, — … они, существуя друг для друга, … могут и должны стоять в самом близком и внутреннем отношении»[26]. И святые Апостолы, хотя и не поставляли силу своей проповеди в искусственном построении речи, но не отрицали этим всякую значимость мудрости человеческой в деле познания Божественной истины. Доказательством этому могут служить более всего самые же их Послания, и в особенности Послания святого Апостола Павла, в которых при всей их простоте замечается немало и такого, что приближается к научному способу изложения и разъяснения веры.

Говоря о богословии вообще, мы должны в частности коснуться богословия Пастырского как особой науки и определить значение ее направленности и действенности. Очень важно для науки Пастырского богословия, чтобы она была носительницей высоких идей Пастырства Христа Спасителя. Очень важно, чтобы наша наука имела и определенную направленность в своем развитии и совершенствовании. Не менее важно, чтобы само содержание науки Пастырского богословия таило в себе неотразимую благодатную силу воздействия на учащихся; иначе говоря, чтобы наука имела сама в себе элемент мощной действенности или содержание той благодатной качественности, которая могла бы ставить ее в разряд особых богословских наук. Наука Пастырское богословие древняя, как само пастырство, ее истоки исходят из Священного Писания, святоотеческой письменности.

Таким образом, наша наука, содействующая формированию пастыря, имеет Евангельское и святоотеческое происхождение и, следовательно, есть явление церковное.

Что же нужно для того, чтобы Пастырское богословие оправдывало свое назначение, чтобы оно было богословием полезным, истинно-пастырским?

Пастырское богословие должно быть прежде всего церковным, «ибо только церковное спасительно»[27]. Оно должно быть церковным по существу, а не только по предмету своего исследования. Истинная, живая и действенная богословская наука как явление церковное соответствует природе Церкви, согласуется с ее свойствами единства, святости, соборности и апостольства. Она соответствует единству Церкви, потому что содействует сохранению единства христианского учения; она является отражением святости Церкви, потому что свободна от заблуждений и от всех побуждений, кроме спасительных; Пастырское богословие согласуется с соборностью Церкви, потому что в своем развитии отображает широту пастырской власти и выражает ее соборный разум. Но особенно наглядно выявляется внутренняя связь истинной, духообразующей богословской науки с апостольским элементом Церкви. Отсюда Пастырское богословие должно быть по направленности не только церковным, но и апостольским.

Под апостольством науки разумеется «сохранение установленного Апостолами строя церковной жизни, чем обусловливается неизменность апостольской традиции в учении, богослужении и управлении»[28]. Однако такое понимание не является полным; оно относится к внешней, исторически — выявляемой стороне апостольской традиции, но не учитывает ее внутреннего благодатного содержания — духа непоколебимой веры в Бога и жертвенной пастырской любви к людям, побуждавшего Апостолов на проповедь и великие подвиги во имя Христово. Таким образом, Пастырское богословие должно отражать в себе апостольский дух.

Святым Апостолам было свойственно самоотречение для славы Божией в спасении других. «Мы не себя проповедуем, но Христа Иисуса Господа; а мы рабы ваши для Иисуса», — пишет Апостол Павел Коринфским христианам (2 Кор. 4, 5). Апостольская молитва была о том, «чтобы Бог дал людям… по богатству славы Своей, крепко утвердиться во внутреннем человеке, верою вселиться Христу в сердца» их (Еф. 3,16–17), ради чего Апостол пребывал как бы… в муках рождения, доколе не изобразится» в них Христос (Гал. 4,19), и радовался, когда видел это духовное преображение. «Благодарю Бога моего при всяком воспоминании о вас, — пишет он Филиппийцам, — всегда во всякой молитве моей за всех вас, принося с радостию молитву свою за ваше участие в благовествовании» (Фил. 1,3–5). Апостол предостерегал от склонности к формальному проповеданию и принятию учения Христова, говоря, что Бог «дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа: потому что буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3, 6). И апостольское благовествование, как сказано в Послании к Фессалоникийцам, «было не в слове только, но … и во Святом Духе» (Сол. 1,5). Как бы ни изощрялась человеческая мудрость в христианской проповеди, она, по мысли Апостола, бесплодна, если при этом не будет явления Духа Божия и Его благодатной силы (1 Кор. 2, 4). «Слово ваше, — призывает Апостол, — да бывает всегда во благодати силою растворено» (Кол. 4,6), «в угождении, — как пишет он Фессалоникийцам, — не человекам, но Богу, испытующему сердца ваши» (1 Сол. 2,4). Слово есть божественный дар, предназначенный для блага человечества. Облагодатствованное слово несет в себе духовно-созидательную силу, и это осуществляется, когда целью слова, как учит Апостол, является служение Богу.