Он отодвинул меня и странно посмотрел на мои запястья.

- Что ты сделала?

Я покачала головой. Это была не я. Я ничего не делала. Но получались лишь всхлипы.

Он быстро усадил меня за стол и исчез в палатке. Он вернулся со своей футболкой, разорвал ее пополам и принялся терзать на длинные полоски ткани.

Я плакала, но все же замедлила биение сердце и дыхание достаточно, чтобы пропали точки перед глазами, а шанс упасть в обморок стал ниже.

- Зачем ты это сделала? - спросил он. Его голос был тихим, но обвинение звучало угрожающе. Как он мог подумать, что я сделала это? Он не понимал, что случилось?

- Нет, - смогла выдавить я. - Это не я. Это были кусты. Кусты роз.

Он зло покачал головой. Я звучала как псих.

- Серьезно! - закричала я. - Это были кусты. Это была Мэри…

- Нет никакой Мэри! - завопил он, вена пульсировала на его сморщенном лбу. Его ярость вызвала слезы на моем лице.

- Декс, - начала я, чувствуя, как снова начинаю дрожать. От разочарования, от страха.

- Ты сошла с ума, понимаешь? Ты потеряла разум, - сказал он, обхватив мою руку и крепко перевязывая запястье.

В моей груди вспыхнул гнев, грозясь вылиться яростным потоком слов.

- Я не сумасшедшая, - сказала я как можно тверже, глядя ему в глаза, прося его увидеть правду. - Мэри настоящая. Она была в саду, она…

Он вскинул руку.

- Я не хочу больше это слушать. Сейчас, Перри, ты ранишь и меня, и себя. Тебе теперь 23. Ты слишком взрослая для такого. Тебе нужно… просто остановиться. И подумать. Не знаю, крик о помощи это или что-то еще, но попытайся остановиться и подумай обо мне. Это не честно.

Теперь уже рот раскрылся у меня.

- Клянусь. Я не делала этого с собой, - голос дрожал от недоверия.

Он крепче перевязал запястье и добавил несколько узелков.

- Тебе нужна помощь, Перри. Больше помощи, чем я могу сейчас оказать. Ты не в порядке.

Все. Слова полились, как рвота.

- Ты, - оскалилась я. - Это тебе нужна помощь. Ты был в психушке! Так почему теперь ты мне указываешь?

Он выглядел так, словно я ударила его бревном по лицу. Лицо утратило все краски, глаза накрыли тени испуга. Я попала по слабому месту. Мэри была права.

- Откуда ты узнала? - с трудом выдохнул он.

- Я бы рассказала, но ты назвал меня чокнутой. Забавно, ведь это я должна была все это время бояться. Так себя нагло вел, а сам был психом, - рявкнула я, надеясь, что слова навредят ему так же, как розы мне.

Он стиснул зубы, но промолчал. Словно потерял дар речи. Хорошо. Ведь я не закончила.

- О, бедная Перри, поищем ее, о, она же такая беда для своих родителей из-за своих заскоков и панических атак. Бедная маленькая Перри с ее психическими проблемами и видением всякого. Не будем думать о Дексе, настоящей проблеме. Да, он рассказывал о расстройстве, принимает таблетки, но это пустяки. Конечно, он зараза и странный, но его же никогда не запирали в больнице. О, нет, запирали. И, конечно, он не хотел говорить об этом бедной маленькой Перри. Как вообще его напарница посмела подумать, что она может быть наравне с ним или даже выше него!

Я орала, стояла на ногах, выплевывала слова ему в лицо, и в них был яд.

- Что это было? Почему тебя заперли? О, бывшая девушка погибла, когда пьяной села за руль. Да? Этого хватило, чтобы ты начал замыкаться в своей боли, жалеть себя, Деклан Форей, несчастный мученик, композитор жалости к себе. Или было что-то еще? Проблемы с папочкой? Папуля бросил тебя в детстве, и ты подумал, что этот случай особый, такой трагичный, но не заметил, что проблемы с семьей есть у всех. Теперь в 32 ты так и не познал любовь отца. Или, может, дело было в смерти матери. Да? А теперь у тебя будет ребенок, так что им пора делать для тебя комнату с мягкими стенами!

Я зашла слишком далеко. Я это знала. Я задыхалась от силы своих слов, смотрела, как он мрачнеет, резко вдыхает.

Сначала он нахмурился, словно я ударила его по лбу, но это продлилось долю секунды, а потом его глаза превратились в озера чистой ненависти. Он презирал меня. Был полон злости. Как и я.

- Зараза, - процедил он.

Он скатал в шар остатки ткани и бросил в лес.

- Ты можешь и сама о себе позаботиться. Мне надоело.

Он поднял камеру, сунул в рюкзак и пошел в лес. Я осталась одна. Запястье кровоточило, хотя течение немного замедлилось. Я пыталась перевести дыхание и смотрела, как бусинки крови катятся по руке, пока я крутила ее. Много крови превращалось в черные шарики.

Я не знала, как долго разглядывала руку. Это было проще, чем думать о случившемся. О сказанном мной. Я вырвала сердце Декса и его гордость и растоптала. Стыдно, но было даже приятно, когда слова вылетали из меня лавой, желая обжечь его, медленно гореть на нем, чтобы он ощутил всю боль.

Теперь мне было стыдно. Я ужасным образом ранила человека, которого любила. Это уже не исправить. Хоть он и был отчасти виноват, я чувствовала, что эту рану уже не исцелить.

Но это он сказал, что я сумасшедшая. Я пыталась так унять угрызения совести. Я не хотела чувствовать вину за это. Нужно было помнить, что и он виноват. И хотя он сам понимал это, ему было проще думать, что я сошла с ума, чем поверить, что я вижу призраков. Это многое говорило о его отношении ко мне.

Я судорожно выдохнула и попыталась взять себя в руки. Мне все равно нужно было обработать другое запястье.

Я неровно прошла к кустам, где огромными конфетти повисли полоски ткани. Даже растения теперь пугали.

Я подняла полоску и быстро перевязала запястье как можно крепче, чтобы не передавить вены. Мне уже нужна была страховка для охотников на призраков.

Если я вообще буду после такого охотницей на призраков. Не удивлюсь, если Декс решит, что не хочет больше со мной работать. Я даже не знала, будет ли лодка на пляже, когда я приду туда. Если он уплывет без меня, это будет катастрофой. У него был убийственный взгляд.

Нужно надеяться на лучшее. И действовать. Чем дольше я здесь одна, тем уязвимее я.

Я закончила перевязывать рану и бросила остатки ткани обратно на ветки. И тут сзади раздался знакомый скрежет.

Я медленно развернулась, но увидела только стол, нашу посуду и палатку.

Снова скрежет. Камешки на пляже. Такой звук ночью издавали гробы.

Я не хотела смотреть, но знала, что должна. Я осторожно прошла к краю палатки и заглянула за нее.

Гробы снова появились на пляже. Их было восемь: старые, гниющие, деревянные. Они напоминали среди волн мертвых китов. Даже в свете дня пугало.

Они выстроились в идеальный ряд, ожидая…

Крышки гробов одновременно слетели и застучали по камням.

Китайские прокаженные с раздутыми лицами и пропавшими руками и ногами вылезли из гробов и, заметив мою голову из-за палатки, пошли в мою сторону дерганными движениями.

Как зомби. А потом поняла. Они, кем бы ни были, шли ко мне, и хоть они двигались на обрубках, на четвереньках, как пострадавшие гончие, перемещались они быстро. И реальность молотом ударила по мне. Это было на самом деле.

Нужно было убегать, и быстро.

Я развернулась и бросилась по тропе в лес. Я передвигала ногами как можно быстрее. Я не знала, смогут ли они меня догнать, и я не хотела тратить время, чтобы оглядываться, так что двигалась, перепрыгивая бревна, хрустя сухими ветками, хлюпая по лужам грязи. Моим единственным преимуществом было то, что я много раз бегала по этой глупой тропе, я ее уже знала, каждый ее поворот и изгиб, каждое препятствие.

Но остров был их домом. Мои знания нельзя было сравнить с их.

Я слышала лишь шум крови в голове, свистящее дыхание, причиняющее боль, топот ботинок по земле, отбрасывающих ветки и грязь.

Я повернула, зная, что впереди мертвая поляна, а ямы с грязью ждут меня, чтобы проглотить. Я оторвалась, так я думала, но пока не пересеклась с Дексом. Он тоже мог бежать весь путь. Умно.

Я на скорости света вылетела на поляну, не оглядываясь, думая только о земле под ногами. Почему-то в моей голове играла «More Human Than Human». Это помогало мне двигаться, убегать, не смотреть, что позади. Я была благодарна адреналину, что наполнял мышцы и позволял бежать, не падая в грязь.