То, что произошло потом, показалось мне очень интересным и уж никак не связывалось с Талифом.

На ее лице появилось выражение крайнего отчаяния. В припадке гнева Клер ударила по краю парусинового тента машины, а потом заговорила каким-то хриплым шепотом:

— Что же мне делать? Совсем нет времени. — Она повернулась ко мне, совершенно обезумевшая, и добавила упавшим голосом: — У Талифа остались все мои деньги.

— Мне очень жаль, — ответил я.

— В самом деле? — Выражение ее лица изменилось, стало твердым, и в глазах появился блеск. — Все, что мне нужно, это катер, мистер Нельсон, и ныряльщик.

— И как же вы ему заплатите?

— После возвращения.

— О, я понимаю. Вы возьмете его в долю.

Она нахмурилась, услышав это.

— Сумма, о которой я договорюсь, будет значительной. Я предложу подходящий контракт.

Я не верил своим ушам.

— Вы имеете в виду плату за работу? — Я просто рассмеялся. — Ждите меня здесь. Попробую найти воду для джипа.

Она схватила меня за рукав и задержала.

— Вы должны знать кого-то. Кого-то, у кого есть подходящий катер. Такого человека, который хотел бы получить шанс.

В ответ я только еще громче расхохотался.

— Ну хорошо, — кивнул я. — А что, если это буду я сам? Что, если я скажу вам, что у меня есть друг, который не только имеет нужный катер, но и является лучшим ныряльщиком в этой части Средиземного моря? Что тогда достанется мне?

Она смотрела на меня своими голубыми глазами, лицо ее снова стало спокойным.

— Мистер Нельсон, жизнь очень многих людей зависит от того, насколько быстро мы сумеем восстановить госпиталь в Дакке…

Я поднял руку и остановил ее.

— Ну ладно, ваша взяла. У меня есть друг в Ивисе по имени Гарри Тэркович — он американец. Он может показаться вам немного эксцентричным, но это не влияет на его профессиональные качества. Я приглашу вас к нему сегодня вечером. Что будет потом — это касается вас двоих. Попросите меня еще раз о помощи, и я убегу в холмы.

— Бог благословит вас, — произнесла она.

Эти слова, сказанные кем-то другим, а не ею, могли бы вызвать у меня приступ рвоты, но в ее устах они звучали так, словно сущая правда. Как утопающий, уже в третий раз идущий ко дну, я поспешно попытался освободиться от руки, которую она положила мне на плечо.

— Я пойду все-таки поищу воду, — пробормотал я и ушел.

На заднем дворе я нашел обложенный серым камнем колодец. Здесь стояла старая бадья с водой, а в темноту спускалась тяжелая ржавая цепь. Из колодца поднимался неприятный запах. Я быстро оглянулся, чтобы убедиться, что сестра Клер не пошла за мной, потом схватил рукоятку ворота и начал выбирать цепь. Я приложил все силы и получил отгадку. То, что появилось на свет, выглядело ужасно. Он висел вниз головой, привязанный за лодыжки. Видимо, его пытались заставить говорить.

Я опустил его снова. Мои руки ныли от напряжения. Потом наполнил ведро из бадьи, вышел на свежий воздух и немного задержался, чтобы прикурить сигарету, спрятавшись от ветра за стеной.

Поразмыслив, я решил, что ей не следует говорить о том, что я увидел. Если сказать ей, то у нее не будет другого выхода, как обратиться в полицию… И вдруг понял, что этого вовсе не следует делать.

Я подумал о Талифе, который сейчас глубоко в колодце, и теперь ему уже никто не поможет. А также о «Героне», который лежит на дне лагуны в болотах Хуфры. Думал дольше, чем мог себе позволить. Как это она сказала? По меньшей мере миллион в золоте и серебре, да еще Бог знает сколько в драгоценных камнях…

Быстро подойдя к джипу, я открыл крышку радиатора. Было еще одно, что я хотел знать. Всего одно.

Сев за руль, я спросил, будто невзначай:

— А какой информацией располагал Талиф? О месте, где лежит самолет.

Она покачала головой.

— Я единственная, кто это знает. Самолет разбился поздно вечером. Потом мы два дня шли по болотам к деревне. Там совсем пустынное место. — Когда завелся мотор, посмотрела на меня. — А почему вы спрашиваете?

— Да просто так, мой ангел, — ответил я и быстро поехал обратно.

Сначала я поехал туда, где чаще всего обретался Тэрк, а именно на «Мери Грант». Но там и духа его не было. Катер блестел чистотой, все здесь пребывало в идеальном морском порядке. Я так и не мог понять, являлась ли эта скрупулезность следствием морского воспитания моего приятеля или имелась какая-то другая, более глубокая психологическая причина. Может быть, он стремился к порядку и пристойности на судне потому, что вся остальная его жизнь отличалась убожеством и пришла в упадок.

Когда я поднялся по двадцатифутовой железной лестнице на причал, сестра Клер подалась вперед и нетерпеливо спросила:

— Его здесь нет?

— Боюсь, что нет.

— Так где же он может быть? Это теперь самый главный вопрос, мистер Нельсон, вы должны это понимать.

— Для начала предположим, что он сидит в одном из дюжины баров. А если я не найду его там, то есть еще и заведения другого рода. Вы понимаете меня?

— Я не ребенок, мистер Нельсон, — заявила она, когда мы шли по причалу туда, где я оставил джип. — Странно, что многие люди заведомо считают монахинь и священников людьми не от мира сего, совершенно оторванными от реальной жизни.

— Справедливое замечание, мне надо подумать над ним.

— А вы никогда не думали о том, что простому приходскому священнику каждую неделю на ушко сообщают о таких грехах и такой деградации, которые и представить себе не может обычный грешник?

— А я и не знал, что монахини принимают исповеди.

— Нет, конечно. Но у нас есть другие пути. В последние годы в Дакке, до того как началась война, я работала в палате сифилитиков. Полезная практика.

— Охотно верю.

Мы дошли до джипа, и, когда я помогал ей сесть, она живо спросила:

— Ну и как теперь насчет мистера Тэрковича?

— Тэрк, — заметил я. — Все зовут его Тэрком. И вы лучше предоставьте это мне. Постараюсь привезти его, пока вы будете завтракать, но для этого потребуется время.

— Хорошо, — согласилась она, когда мы тронулись в путь. — Ну а что вы мне расскажете о нем?

— Вы хотите услышать это прямо сейчас?

Она даже удивилась.

— Ну конечно.

— Очень хорошо. Для начала скажу, что он погибающий человек, потому что не хочет жить.

— Вы серьезно?

— О да, он умирает понемногу каждый день. Дешевый бренди и наркотики. Привез эту привычку из Вьетнама. Он специалист подводной службы в морской пехоте. Награжден медалью Конгресса. Вы хоть понимаете, что это значит?

— Думаю, да. Он, наверное, очень смелый человек.

— Знаю только одно. Он сильно изменился с тех пор, когда я впервые увидел его. Что-то съедает его заживо, хотя только Богу известно, что именно.

— Вы тоже воевали во Вьетнаме? — Она выглядела озадаченной. — Но вы же англичанин.

— Я служил в Австралийских военно-воздушных силах. Вы, наверное, не слышали, что только два креста Победы вручены австралийцам за Вьетнам. Просто удивительно, как многие люди не понимают этого.

Я остановился у отеля и помог ей выйти. Она задержалась на ступенях и серьезно посмотрела на меня.

— Как вы думаете, есть шанс, что он заинтересуется нашим делом?

— Не вижу, почему бы и нет. Вполне подходящее дело для умирающего человека.

Клер замялась, и я догадался, что она скажет.

— А вы, мистер Нельсон? Вы не смогли бы присоединиться к нам, если вас устраивают условия?

— Это интересная мысль. С другой стороны, моя старая шотландская бабушка часто говорила мне, еще в детстве, что я не обделен здравым смыслом.

И как всегда, я ушел, не дав ей возможности ответить.

Пытаться отыскать Тэрка — дело неблагодарное, но зато это давало возможность убить время, тем более у меня выдалась как минимум пара свободных дней. Я проверил с полдюжины баров на набережной безо всякого успеха, а потом двинулся в лабиринт квартала Са-Пенья. При этом мне пришлось оставить джип, поскольку улочки там так узки, что передвигаться по ним можно только пешком. Исчерпав все возможности здесь, я двинулся в Дальт-Вилу, самую старинную часть Ивисы, высокий старый город, окруженный массивными стенами, построенными еще в XVI веке. Он очень красив, особенно издали, когда не чувствуешь запаха сточных канав — высокие белые дома в мавританском стиле, рассыпанные по склонам, их крыши, словно лестница, поднимаются к собору Санта Мария. Но эта красота мало волновала меня. Мне не давали покоя другие мысли.