— Благодаря Абу? — переспросил Рейф. — Так никто из вас не обладал естественным иммунитетом против волн?

— Я… — Габриэль нахмурилась, — так не думаю. Я не помню точно. Аб начал со мной работать, как только я выписалась из госпиталя после аварии. И, разумеется, Аб ставил эксперименты на Лукасе и на других животных. Аб принес Лукаса, когда ему было всего несколько недель, вы бы видели его щенком!

— Значит, Аб начал работать над тобой, когда ты вернулась из госпиталя, задумчиво повторил Рейф. — Ты что-нибудь помнишь о волнах, пока лежала в госпитале?

Габриэль какое-то время молчала. Потом ее передернуло.

— Да, — тихо сказала она. — Помню. Кошмары.

— Какие кошмары?

— Я… — Она осеклась. — Я точно не помню. Но суть не в самих кошмарах. Суть в пропасти, что разделяет реальный мир и мир снов. — Она повела плечами, словно стряхивая неприятные воспоминания. — Когда я вернулась из госпиталя, Аб велел мне спать только днем. И никогда не пытаться уснуть во время работы передатчиков. Он научил нас сопротивляться «сонным» волнам и не терять сознания.

— Он говорил, почему вам не следует спать?

— Вроде бы… — Габи нахмурилась. — Да, точно. Это как-то связано с восприимчивостью. Он полагал, что моя мозговая схема была повреждена волнами, пока я находилась в разбитой машине. Аб считал, что «сонные» волны способны нанести вред любому человеку. Нельзя поддаваться им. И я прекратила спать по ночам, как и сам Аб, как и Лукас.

— А что Аб говорил о зомби? — спросил Рейф. — Он понимал, откуда у них естественный иммунитет?

— Аб не верил в существование врожденной сопротивляемости. Он всегда подчеркивал, что нет зверей-зомби или птиц-зомби, обладающих иммунитетом к «сонным» волнам. Он считал, что все — начиная с обычного лунатика и заканчивая зомби, способным управлять машиной, ходить, совершать какие-то поступки во время передачи волн, — это либо те, кого специально обучили контролировать альфа-схему своего мозга, либо те, кто подсознательно сам научился этому.

Габриэль вдруг подалась вперед и в упор посмотрела на Рейфа.

— А вы? — требовательно спросила она. — Похоже, у вас абсолютная сопротивляемость, а ведь Аб с вами не работал. Откуда у вас иммунитет?

— Аб, вероятно, прав. Я начал читать все о зомби и снотворном эффекте, как только услышал о них. Во мне всегда жило стремление научиться тому, чего я делать не умею, но что могут другие. После нескольких месяцев поисков я остановился на системе индийских йогов и начал тренироваться. Так что, можно сказать, я тренировался и осознанно, и подсознательно, выражаясь словами Аба.

— И у вас неплохо получилось. Похоже, все движения даются вам легко.

— Не обольщайся, — усмехнулся Рейф. — Я словно плыву против мощного течения. И если я поддамся этому течению, то засну через десять секунд.

— В это трудно поверить, если вспомнить, как вы с Лукасом дрались против тех теней, которых я даже не видела. Тогда мне не казалось, что вы плывете против течения.

— Не забывай, наша реакций замедленна. — Рейф нахмурился. — Все же, если вдуматься, в этом что-то есть. Странно, но оба раза, когда мне пришлось драться, я словно освобождался от влияния «сонных» волн…

Он рассказал о драке с двумя зомби у перерытого участка дороги; о жужжании, которое преследовало его с той минуты, как включили передатчики; о том, что неприятное ощущение полностью исчезало в те минуты, когда он дрался не на жизнь, а на смерть.

— Вероятно, повышенную сопротивляемость можно объяснить наличием адреналина в крови, — заключил Рейф. — Не совсем понятный эффект, ведь адреналин — стимулятор, а ты видела, как на меня подействовал декседрин. С другой стороны, виски, то есть депрессант, помогло преодолеть это проклятое жужжание…

Как только Рейф произнес последние слова, ему стало не по себе. Они находились в дороге уже довольно долго, и действие виски было на исходе. Последний час Рейф почти не замечал жужжания, но, упомянув о нем, он словно выпустил демона на волю. Ему казалось, что отвратительный зуд разрывает его на части.

— Нужно было захватить что-нибудь с собой, — процедил он сквозь зубы, стараясь справиться с ощущением, разъедавшим его тело. — Это как старый добрый аспирин или горячий чай от приступа астмы. Нелепое, но действенное средство. Габи, а ты ничего не чувствуешь?

— Нет. — Девушка обернулась назад. — Лукас, дай мне сумку.

Волк нагнул голову и извлек из-под сиденья дорожную сумку. Габриэль вынула из нее колбу с бесцветной жидкостью; горлышко колбы было тщательно закупорено.

— В сумке мало места, поэтому я взяла с собой спирт, а не виски. Его можно разбавить и выпить, вам станет легче. — Она задумалась. — Бутылка стояла несколько недель в холодильнике, поэтому внутри сконденсировалось немного воды, но все равно он слишком крепок. В чистом виде пить нельзя. Надо чем-то разбавить.

Рейф глянул на карту, светившуюся на панели управления.

— Через десять миль будет стоянка. Они свернули со скоростной полосы и притормозили у обочины, рядом со стоянкой — небольшой площадкой, оснащенной парой бревенчатых строений и фонтанчиком питьевой воды.

Посуды в машине не нашлось. Рейф достал из бардачка карту Де-Мойн и свернул из нее кулек. Он наполнил импровизированный сосуд водой из фонтана и отхлебнул глоток, чтобы смочить горло. Потом добавил в воду спирт После глотка даже разбавленного спирта Рейфу показалось, что внутри у него все взорвалось. С минуту он стоял, судорожно втягивая воздух, потом вернулся в машину. Вскоре они снова мчались по скоростной полосе; жужжание в голове Рейфа стихло.

Двадцать минут спустя они пересекли границу Айовы и Миннесоты, небо на востоке уже посветлело.

— Нам не успеть добраться до канадской границы затемно, — сказал Рейф. Мы сможем ее пересечь только ночью. Попробуем спрятаться днем в Дулуте.

Жужжание отступило, и разум Рейфа пробудился; алкоголь чуть кружил голову, но это уже не имело значения.

Он погрузился в раздумье; мимо промелькнули Миннеаполис и Сент-Пол; за каналом, соединяющим Миссисипи и озеро Верхнее, показался Дулут. Небо быстро светлело. Когда до цели оставалось десять миль, Рейф сбросил скорость, перестроился в правый ряд и остановился у обочины.

— Дождемся рассвета, — сказал он, — потом отыщем в городе мотель. Скажем, что волны застали нас в дороге и мы провели ночь в машине.

Они отыскали небольшой отель на берегу бухты. Лукас смирно лежал на полу машины, накрытый одеялом. Рейф записал себя и Габи как мистера и миссис Алберт Нийсем из Эймса, штат Айова.

— Начало трансляции застало нас всего в двадцати милях от города, объяснил он портье, позевывая. — До чего ж противно спать в машине.

— Это точно, — согласился портье, пухлый человечек лет пятидесяти, со сдержанной улыбкой и цепким взглядом. — У нас часто останавливаются бедняги, которых волны застали в пути. Полагаю, вам не терпится добраться до удобных постелей и как следует выспаться?

— Еще как! — отозвался Рейф.

— Тогда ни о чем не беспокойтесь. — Портье улыбнулся. — Повесьте на ручку двери табличку «Не беспокоить», а я предупрежу горничную, чтобы вам не досаждали. Спите сколько хотите и ни о чем не волнуйтесь.

— Спасибо, — поблагодарил Рейф. Он вернулся в машину. Они обогнули мотель и отыскали коттедж с номером, что значился на ключе, выданном портье. У соседнего коттеджа суетилась пожилая супружеская пара. Как только они уехали, Рейф перенес Лукаса в комнату. Габи уже была там, она опустила все шторы и жалюзи.

— Что теперь? — спросила девушка после того, как Рейф вывесил табличку «Не беспокоить» и закрыл дверь на задвижку.

— Теперь нам надо отдохнуть, — сказал он. — Я заплатил за две ночи, но на закате мы снова тронемся в путь и исчезнем прежде, чем опустится темнота и заработают передатчики. За ночь мы должны добраться до Нипигона. Там нам следует отыскать след тех зомби, что поджидали меня на дороге. Если повезет, то мы сможем выйти на того, кто послал их; думаю, этот же человек увез и Аба. В мире не так много зомби, а значит, вполне реально выяснить, кто командует ими.