Je t’en prie. Je t’en supplie. Je t’implore. Jetepleure (прим. фр. Пожалуйста. Я тебя умоляю. Молю. Плачу), — я могу вообразить её мольбы. Моя симпатичная, французская девочка, которая захотела прогуляться на тёмную сторону, но всё же никогда не представляла, насколько эта сторона темна во мне. Но кто может её в этом винить? Я выглядел соответствующе. Хорошо скрывал свой облик. Но когда моя маска слетает, кусочек за кусочком, с каждым дерганьем её голого тела и каждым сокращением её горла, — Люк Хантер отслаивается от моей кожи, как старый лак, выставляя реального человека — монстра, который жаждет развращенности и разрушения.

И теперь она может меня рассмотреть.

Она может увидеть каждую мою часть, и я знаю — это грандиозное зрелище.

Моя маска снята, мой плащ нормальности отвергнут, и она видит меня, и этого достаточно, чтобы отправить её за край «маленькой смерти» и чтобы умолять о смерти.

Пока её пальцы слабо подёргиваются, а её тело отказывается от борьбы, я делаю два зверских толчка бёдрами в её слабеющий рот, вытаскиваю и спускаю моё освобождение на её бледную кожу и синие губы, раскрашивая её моим семенем, как извращенный шедевр.

Бл*дь, вот так она выглядит красиво.

Я хочу провести пальцами по липким вереницам, разбрызганным по её сливочной коже. Я хочу скормить это её открытому рту до того, как она очнётся из того, в какой бы кошмар я её не отправил.

Вы видите, я не такой монстр, на которых мы охотимся.

Я не убиваю моих зверюшек.

Я люблю их единственным способом, который знаю.

Эти женщины свободны уйти в любое время, когда пожелают, но они нуждаются в этом также сильно, как и я, и в этом знании заключается власть. Власть, которой я беспрепятственно злоупотребляю.

Власть, которая иногда угрожает поглотить меня целиком.

Но я не допускаю этого.

Я знаю свое место, так же как знают мои зверюшки.

Возможно однажды, я найду кого-то, кто бросит вызов этой власти. Возможно, уже нашел.

Я уверен, как чёрт, что никогда не буду обуздан как Коул и Грим и никогда не брошу свою темницу.

Она всегда была здесь, со мной, — женщина, которую я отказался отпустить. Я осквернил её память своими низменными потребностями, а потом впоследствии просил о прощении. Всегда одно и то же. Каждое посещение, каждая минута, проведённая с моими питомцами, оставляет меня раскрытым и обнаженным. Розовая и нежная кожа, показывающаяся из-под плаща, что я ношу в мире, становилась чувствительной и воспаленной.

Позже она всегда находила меня здесь сама.

Я был её вечным разочарованием. Моя боль и рваная плоть стремились к ней за успокоением, но она так ни разу этого и не сделала. Вместо этого, её пристальный взгляд походил на тысячу крошечных ножей, разрывающих мою недавно оголенную кожу, пока не оставалась одна лишь мольба — мольба, чтобы она остановилась. Мольба простить меня.

И вот я здесь, на коленях, моя голова задрана к тёмному потолку, голая лампочка светит в мои закрытые веки, как вдруг вспышка привлекает моё внимание, когда звонит он.

Человек, который поражает всё.

Единственный, кто заставляет мою кожу испытывать зуд, — как мужчину, так и монстра.

Человек, кто имеет наглость смотреть на меня, как будто я — его жертва.

Ага. Он скоро выяснит, кто жертва в этом сценарии.

— Джеймс, я бы сказал, что это всегда удовольствие слышать тебя, но ты не вовремя. Что тебе нужно?

Мой тон скучающий и пронизан высокомерием, несмотря на агонию моей воспалённой кожей из-за того, что она гудит под жёстким светом единственной лампочки.

Я смотрю на мою зверушку Марго. Такая прелестная, такая открытая и готовая принять от меня всё, чтобы я не пожелал. Я фокусируюсь на ней и жду, притворяясь, что, чтобы он дальше не сказал, это не повлияет на меня.

— Ты…