Глава вторая

Джеймс

Я небрежно барабаню пальцами по столу передо мной, создавая не ритм, а просто шум, зеркально отражая случайные эмоции, проносящиеся в моём мозгу.

Бросать вызов такому человеку как Люк Хантер — опасно. Это смертельно смотреть на него так, как смотрю я и продолжаю это делать, с тех пор как мы впервые встретились. И это явно самоубийство — искушать его так, как я это делал в течение последних нескольких недель.

С падением «Королевства» и использования всей добычи для финансирования моего второго виноградника и планирования третьего, я прибегнул к каждому оправданию, чтобы продолжить вести дела с Хантерами.

Начиная со дня, когда я преподнёс моему брату подарок (дня, когда я попытался восстановить мои отношения с Генри или Гримом, как он предпочитает называться теперь), предложив ему жертву, слишком многие мои мысли вращались вокруг мужчины, который должен появиться здесь с минуты на минуту.

Я не ожидал получить ничего кроме объединения сил с «Багряным крестом» и братьями Хантерами, тем более получить доверие и прощение моего собственного брата. Однако, когда мои глаза задержались более чем на мгновение на другом человеке (на Люке Хантере), не было никого более потрясённого, чем я сам. Я не чувствовал такого пьянящего и захватывающего толчка похоти долгое время. Я не хотел чувствовать это. С тех пор как потерял её. С тех пор как я потерял их обоих. Теперь я живу ради Алисы. Никого другого. Она — причина, из-за которой я функционирую. Она — причина, из-за которой я поклялся отомстить, и вместе с тем она — причина, из-за которой я продолжаю жить.

Алиса — моё искупление и возмездие.

Её мать была моим сердцем.

Её брат был моими костями.

Вместе, моя семья была моей душой, но всё, что у меня теперь осталось, — Алиса. У меня нет места для кого-то ещё. Моя грудная клетка вторит эхом смеха призраков и любви к маленькой девочке, которая думает, что её папочка прекраснее всех.

До него.

Люк Хантер являлся мужчиной исключительного воспитания и морали. Он выглядел так, словно мог стать следующим Королем Англии, с его необычно красивыми, почти аристократическими чертами, в костюме, сшитом на заказ и стоимостью в десять тысяч фунтов, который обтягивал его крепкую, спортивную фигуру, и с этим бодрящим чётким акцентом в низких тонах его голоса. Но внешность может быть обманчива. Другие может и не видят, что скрывается под его кожей, но я вижу. И по какой-то смехотворной дурацкой причине, это видит и мой член. Что совершенно нелепо, поскольку я ни с кем не спал с убийства моей жены. Она была всем для меня, и её потеря стала кинжалом в моей груди в течение очень долгого времени.

Должно быть кто-то и где-то чертовски прикололся от того факта, что моё долгое время молчавшее либидо сидит и грызёт локти, заметив мужчину. И не просто какого-то мужчину, а того, кто выпотрошит от шеи до живота даже просто за то, что осмелился посмотреть на него так, как я смотрю на Люка Хантера.

Я не какой-нибудь наивный идиот. Мужчина больше чем просто убийца. Тьма окутывает его. Улыбки, интеллигентный тон его голоса, и его, казалось бы, уверенная манера поведения — всё поверхностные вещи, что скрывают монстра, живущего под его кожей. Если Вы приглядитесь (а я, бл*дь, так и сделал), Вы сможете разглядеть в его глазах монстра, скрежещущего острыми зубами и ждущего своего часа, прежде чем вырвать Ваше горло одним захватом челюсти.

Но всё же, мой член (мой глупый, все прошлые годы окаменелый член) не в курсе этого также, как и большая часть моего рационального мозга. Они оба безотлагательно жаждут этого мужчину так, что это гудит в моей крови. Они оба смертельно желают его, и они делают меня опрометчивым — а опрометчивость в мире, в котором я живу, приведет Вас к смерти.

Единственная вещь, сдерживающая меня, — моя дочь. Потребность того, что я должен по-прежнему обеспечить ей безопасность, прочно заняла место в моей совести. Я всё, что у неё есть, и я единственный, кто может гарантировать, что она проживёт жизнь, которую заслуживает. Если я вдруг умру (порубленный на мелкие кусочки Люком Хантером из-за того, что начал думал членом вместо мозга), я буду бесполезен для Алисы, поэтому я отказываюсь оставить её в этом мире без защиты. Я низвергнул слишком много могущественных людей и их семей, чтобы оставить её заботиться самой о себе. Она станет ягненком на заклание, а я пожертвую всем, чтобы гарантировать её безопасность, поскольку она — всё, что есть хорошего в этом пропитанном кровью мире, и я намерен и дальше обеспечить ей безопасность.

Гул мощного двигателя машины проникает через открытый люк реактивного самолета, я встаю и направляюсь поприветствовать человека, который пропустил мои внутренности через мясорубку.

Гладкий, черный Maserati несётся по пыльной взлетно-посадочной полосе к нам, и я немного разочарован из-за того, что не увидел Люка, мчащегося по этой растрескавшейся и изъеденной полосе на его Ducati. Только однажды я засвидетельствовал это зрелище, и впоследствии неделями дрочил от его вида: полностью облачённого в черную кожу, обхватывающего ногами скоростной черный байк, как будто он являлся продолжением его тела. Я осторожно поправляю выпуклость в моих брюках от этих воспоминаний.

Автомобиль рычит и останавливается в нескольких футах от лестницы реактивного самолета, и без фанфар или колебаний, мужчина сам выскальзывает из-за руля. Он представляет собой гибкое изящество и скрытую власть. Его костюм безупречно сидит, ни один тёмный волос не выбился из причёски на его голове, а его челюсть чиста даже без тени щетины. Клянусь, что я могу обонять его отсюда, и я на миг закрываю глаза и мысленно встряхиваю с себя абсурдные мысли.

Один из моей команды предлагает забрать его машину, но Люк, проигнорировав его, забирает большую спортивную сумку из багажника, когда же он захлопывает крышку — это скручивает мои кишки.

Я напоминаю себе, что именно я попросил его помочь мне. Мне нужна его помощь, чтобы закрыть самую последнюю ферму, торгующую людьми, и связанную с «Королевством». А не по какой-то другой причине. Затем, после того, как работа будет сделана, у меня не останется никаких причин побеспокоить его снова.

«Лжец», — глумиться моё желание, поднимаясь из тёмного места в моём животе и фыркая воздух как собака в течке.

— Должен сказать, что заинтригован.

Голос Люка выхватывает меня из внутренней битвы, которую я веду со своим либидо. Он смотрит вверх на меня, прежде чем медленно поднимается по лестнице. Каждое движение, что он делает, ловкое и заранее обдумано. — Ты просишь моей помощи, говоришь мне, что это стоит моего времени, но так ни разу и не упомянул, куда мы направляемся или о том, что точно потребуется от меня, когда мы доберёмся до места.

— Ты же здесь, не так ли? — уверенно заявляю я, игнорируя растущий жар между моими ногами.

— Пока, — отвечает он. Его проникновенный пристальный взгляд оценивает меня, проникая под кожу и кости, прожигая сухожилия, зарываясь глубоко в мою сущность, где очевидно он найдёт мои недостатки.

То, как он смотрит на меня, заглядывая внутрь, тревожит, и я ловлю себя на том, что прерываю тишину, возникшую между нами, необдуманными словами.

— Будапешт, — выбалтываю, прикрывая мою взволнованность и пузырящееся желание улыбкой. — У нас есть зацепка, чтобы накрыть последнюю ферму. Она не прекратила свою деятельность, как было предписано, и идиоты, которые управляли ею для Федорова, решили оставить её себе. Они переместили всё в какую-то изолированную деревню за городом.

Его лицо превратилось в камень, когда он делает последний шаг и оказывается со мной нос к носу.

— Ты вызвал меня сюда, подальше от «Хантер Лодж» и «Багряного креста» из-за какой-то сумасбродной затеи, с которой ты со своими возможностями в состоянии справиться сам? — его губы дергаются, когда он проникает в моё личное пространство, и я борюсь с потребностью отступить. — Или эта поездка что-то… больше?

Последнее слова соскальзывает с его губ как мёд, звучащий скорее, как совсем другое слово из четырёх букв. Более тёмное слово, дурацкое слово.

Я сопротивляюсь убеждению отступить, прочищая гравий в моём резко сузившемся горле почти неслышимым кашлем.

— Ходит слух, что это двадцатилетний сын Фёдорова — Саша, всем заправляет. Он кидается всякого рода угрозами.

— И? — подталкивает меня Люк, смотря в течение секунды в сторону, перед тем как вытащить один из своих пистолетов, которые, я знаю, он прячет на себе и коим уничтожит любое живое существо в окрестностях.

— Он рассказывает любому, кто слушает, что Коул Хантер и наследница «Багряного креста» живы и здоровы. Он пытается начать революцию, и ходят слухи, что несколько больших фанатов Коула… — мои глаза опускаются вниз на его губы, когда он слегка их приоткрывает — …и твоих финансируют его.

— Так почему это не относится к моей организации в целом? Мы можем стереть его как муравья щелчком наших пальцев.

— Поскольку я дал обещание одному из моих людей, что лично верну кое-что драгоценное для него.

Мышца на челюсти Люка дергается, а глаза ужесточаются.

— В отличие от моего брата, — начинает он, делая шаг вперёд, таким образом заставляя меня отступить назад в самолёт. — У меня нет комплекса героя. Спасение бедных несчастных душ — это побочный продукт моих желаний, а не их топливо. Так что… — он делает ещё один шаг, — …я спрошу ещё раз. Почему необходимо, чтобы я сопровождал тебя лично?

Я взглатываю. Сильно. И его глаза мерцают, когда он следует за движением моего кадыка своим пристальным взглядом.

— Давай, Джеймс, — бормочет он как любовник, его глаза вновь находят мои. — Мы же друзья, да?

Я киваю, неспособный заставить мой мозг достаточно хорошо функционировать, чтобы найти слова и посылать их в мой рот.