Когда она подошла к нему, он улыбнулся, как будто она ему необычайно польстила, и она в очередной раз подумала, что Сайлас Флинт — это неизвестная величина неизвестного качества.

— Ну и что же вы хотели мне показать?

Еще прежде, чем эти слова слетели с ее губ, она потрясенно уставилась на возникшее перед ее глазами серебристое переливающееся свечение.

— Пасха на подходе, вот и море спокойно, как в детской ванночке. Видите? Луна для разнообразия решила выглянуть.

— Не вижу я никакой луны.

— Она за облаками.

Он нагнул голову, чтобы посмотреть в окно, и его лицо случайно коснулось ее волос.

— Высоко-высоко. Вот это и есть чудо — вы не можете видеть света, но когда свет падает на океан, то океан начинает светиться, и это еще более загадочно, потому что сам океан скрыт за дюнами.

— Как будто пленка сверкающей дымки, возникшая из ниоткуда, — прошептала она, остро ощущая запах его туалетного мыла, тонких темных сигарет, которые он иногда курил, и еще чего-то — неповторимого мужского запаха.

Пока они наблюдали, в люминесцирующее сияние вплыло облачко и его рваные края окрасились радужными цветами. Они стояли у высокого узкого пространства перед окном, и она чувствовала, как они легко-легко касаются друг друга, и возмущаться тут бесполезно, потому что избежать этого невозможно.

— Магия луны, — пробормотал Сайлас, и от его дыхания завитки волос защекотали ее ухо. — Она уносит тебя в такие дали, куда ноги никогда не приведут.

В порыве спасительной иронии Рейн подумала, что для отставного моряка он необычайно поэтичен. Видел ли он, как луна поднималась над бесчисленными морями? Наблюдал ли, как она отражается в ледниках Северной Атлантики, в потаенных лагунах Южных Морей? Не это ли пробудило в нем эту удивительную поэтическую нотку?

Или же он видел ее отражение только в резервуарах для охлаждения воды в конторах на суше?

— Прекрасный вид, мистер Флинт, — неохотно признала она. — Вы что-то еще хотели со мной обсудить?

Едва подавляя раздражение, Сайлас отодвинулся. На расстоянии нескольких метров он остановился и мог бы поклясться, что она вздохнула с облегчением. Черт возьми, если она не хочет привлекать ничьего внимания, зачем она душится такими духами? От нее пахло… дождем. Так пахнут цветы под весенним дождем.

— Рейн[2], — невольно пробормотал он. Она бросила на него потрясенный взгляд.

— Откуда вы узнали, что меня зовут Рейн?

— Я не знал, но вам это очень подходит. Такая прохладная, светлая, неуловимая. Можно я буду звать вас Рейн?

Мортимер никогда не звал ее Рейн — и уж конечно, не Пол. У нее была школьная подружка, которая так сократила ее имя, и ей ужасно понравилось. С тех пор она внезапно поняла, что думала о себе как о Рейн.

— Я… ну, наверное, я не против… — позволила Рейн. Она поняла, что хочет, чтобы он ее так называл, — очень хочет. Отважившись на робкую улыбку, она увидела, как загорелись эти золотисто-карие глаза. — …Сайлас, — закончила она неуверенно.

Три дня прошли относительно спокойно. Сайлас большую часть времени был занят тем, чем обычно заняты моряки в отставке. Он ей ничего не сообщал, а Рейн и не думала любопытствовать. Однажды перед уходом он вручил ей банковскую книгу галереи и потратил несколько минут на то, чтобы познакомить ее с бухгалтерской системой, разработанной его сестрой. И тогда, и в немногих других случаях, когда они сталкивались, его манеры были безупречными — если не считать странного взгляда, который она время от времени ловила на себе. Это заставляло ее напряженно гадать, о чем он думает.

Хильда Тит, женщина средних лет, седоватая и худая, появилась в галерее как-то утром, когда Рейн еще даже не оделась. Обе женщины познакомились на кухне.

— Слава Богу, вы здесь. Сестра Сайласа бросила его на произвол судьбы, когда так поспешно выскочила замуж. Просил передать, что отправляется в Норфолк повидать отца. Вернется завтра. Примерно раз в месяц он туда ездит, так что, если вам что-то понадобится, не стесняйтесь. Он всегда привозит таблетки от давления для моей мамы, да еще и подарочек какой-нибудь прихватит.

Прихлебывая кофе, который, как ни странно, был гораздо хуже, чем кофе Сайласа, Рейн вежливо слушала Хильду, пустившуюся в пространный рассказ о своей семье. Рейн узнала значительно больше, чем хотела, о людях, которых она, может быть, никогда и не встретит, и через какое-то время совсем перестала слушать Хильду. Но вдруг имя Сайласа мгновенно привлекло ее внимание.

— Бедняга Сайлас; ну, по крайней мере, хоть вы выглядите как настоящая леди.

Заинтригованная, Рейн приняла этот сомнительный комплимент и ожидала продолжения, пока Хильда оживленно хлопотала на кухне.

— Вы бы видели парочку, которая прибыла из Монтео через день после того, как Сайлас поместил объявление в «Таймс». На двоих ни грамма здравого смысла. Летние бродяги — здешние ребятки, только и искали, где бы найти пристанище. — Без малейшей паузы она продолжала причитать: — И не знаю, как это он хочет, чтобы я эти его кители от моли сберегла. Ему бы их еще носить и носить, вот что я скажу. Хорошее сукно — теперь уж такого нет.

Рейн начала представлять себе Сайласа, его худощавую мускулистую фигуру в облегающих брюках клеш и таком же свитере, когда Хильда появилась из кладовки, неся открытый мешок для одежды.

— Подержите, пожалуйста, ладно? — проворчала она, дотягиваясь до гвоздя, вбитого за дверью, и снимая с него две темно-синие морские формы, отделанные золотым шнуром. Рейн держала пластиковый мешок, пока экономка запихивала туда костюмы, насыпала пригоршню нафталина и застегивала мешок на молнию.

Ну разумеется, он должен был быть офицером. Несмотря на образ босоногого водителя, в нем чувствовалась врожденная властность, почти надменность. Как бы Рейн ни было любопытно, она бы ни за что не стала расспрашивать, но, как оказалось, их общий работодатель — любимая тема разговора Хильды.

— Прямо из школы он туда отправился, в саму Академию в Нью-Лондоне! Он служил в Северной Атлантике и еще во Флориде, когда у них там случилась эта заварушка с беженцами и наркотиками. Я и половины мест не припомню, где он побывал. Потом его сделали капитан-лейтенантом, ну а последние два года его уже послали служить сюда, капитаном второго ранга. И для Джейн было легче, когда она заболела.

Джейн, как вскоре услышала Рейн, была та самая тетушка, которая оставила этот дом племяннику и племяннице. Хильда прослужила у престарелой дамы восемнадцать лет и с удовольствием рассказывала о ней.

— Как я понимаю, она увлекалась садоводством, — пробормотала Рейн, закончив завтракать и ставя посуду в раковину. Она постигала науку.

— Джейн Флинт могла зонтик воткнуть в землю, и тот бы зацвел, — решительно заявила экономка. — Я все ее цветы унесла домой, когда увидела, как Реба с ними обращается, но я могу обратно принести. Вы любите цветы?

— Да я в общем-то ничего о них не знаю, но я тут читала…

Разговор перешел на менее личные темы, и Рейн расслабилась, присев к хорошо выскобленному столу.

За незамысловатой беседой с Хильдой Тиг Рейн скоро избавилась от чувства неопределенности, беспокоившего ее три последних ночи с тех пор, как Сайлас поделился с ней тем, что он называл «магией луны». Он был не так прост, как ей показалось вначале, это был не тот человек, на которого можно было наклеить ярлык и забыть. Если она намеревалась оставаться здесь, ей нужно было научиться ладить с ним. Она только надеялась, что свою магию луны он оставит при себе.

Вновь и вновь она вспоминала эти короткие мгновения, тщетно пытаясь понять, почему же ее так поразил человек, которого она едва знала. Они вместе наблюдали сияние поздней луны, только и всего, но всякий раз в ее мыслях о нем присутствовала какая-то неловкость.

Магия луны — это прекрасно! Только она боялась, что в ней эта магия пробудила чувства скорее эротические, чем поэтические, а это уже вообще никуда не годилось.