– Пока не знаю. – Он изучал жену и уже раскрыл рот, чтобы рассказать что-нибудь о деле, но вместо этого вышло: – Как же мне тебя не хватает.

Ли Энн отвела взгляд, но Тони успел заметить в нем горечь.

Проклятье, он поторопился и все испоганил. И тогда О’Коннор решил идти напролом.

– Я звонил и оставлял сообщения, но ты ни разу не перезвонила.

Она упорно не сводила глаз со стола.

– Знаю. – Открыв одну из папок, Ли Энн принялась внимательно ее изучать. – Я пока не готова поднимать эту тему, Тони.

– Прошло девять месяцев.

Ли Энн подняла взгляд и, когда он увидел, как увлажнились от нахлынувших эмоций ее глаза, у него сердце чуть не разорвалось от боли.

– Ты обещал не давить на меня, – напомнила Ли Энн.

– А ты обещала, что если я съеду, то мы встретимся с семейным консультантом.

– Зачем нам проходить через это? Почему бы не оставить все в прошлом?

– Только если это не означает оставить в прошлом нас! – возразил Тони. – Единственная причина, по которой я согласился на время разойтись, Ли Энн – ты обещала, что мы поговорим. Знаю, я накосячил. Я брался за то задание без всякой задней мысли. Предполагалось, что все займет не больше недели. Я считал, что несколько дней порознь…

– Довольно. – Она вскинула руку. – Я не виню тебя за то, что ты взялся за то задание, понятно? Тогда я сама себя еле выносила.

Ее слова врезались в него, как фура без тормозов.

– Проклятье, Ли Энн, я ушел не из-за тебя. Я ушел, потому… – К посту подошли еще две медсестры.

– Позже, ладно? – В глазах жены стояла мольба.

Он наклонился через стойку и, понизив голос, спросил:

– Когда?

– Скоро, – едва слышно ответила она.

Не в силах сдержаться и осознавая, что они не одни, Тони потянулся поверх стойки и провел тыльной стороной ладони по ее щеке.

– В воскресенье у меня выходной, – прошептал он. – Освобожусь утром часов в десять.

Ее губы сложились в слово «нет». Тони не оставил ей шанса произнести его вслух. Резко развернувшись, О’Коннор удалился. Сердце бешено колотилось в груди. Он посмотрел на часы, засекая дни и часы до воскресенья. Тони прекрасно знал, что слишком давил, и все же, проклятье, он терпеливо ждал целых девять месяцев. Он хотел вернуть жену и, наверное, пришло время перестать ждать у моря погоды и пойти ее заполучить.

Тони почти дошел до приемного отделения, когда зазвонил его телефон. Нахмурившись, он остановился проверить номер. Звонил Хуан Бата. А Хуану-то, что понадобилось?

О’Коннор ответил на звонок.

– В чем дело, Хуан? – Если парень звонил просто потрепаться, то у него нет времени.

– Нечто странное творится, – ответил Хуан. – Думаю, это как-то связано.

– Связано с чем?

– Помнишь нашу тошнилку? – хохотнул он.

– И что с ней?

– Ну… в ее галерее… – последовали помехи.

– В ее галерее… что? Хуан? Ты пропадаешь. Я тебе перезвоню. – Тони засуетился в поисках места, где можно поймать сигнал.

Никки таращилась на частного детектива и ждала ответа на свой вопрос.

– Меня отравили?

– Есть такая вероятность, – согласился тот. – Вы делились друг с другом едой?

– Нет. – Она помотала головой. – Джек даже не ел. Погодите – гамбо! Но я только разок укусила.

– Вы миниатюрная. – Пристальный взгляд, будто примеряясь, скользнул по ее телу. – Много и не требовалось.

Никки тут же осознала насколько тонкая на ней сорочка, и как мало под этой сорочкой надето. Мало – иными словами ничего. Желудок свело, и она вспомнила, что ее могли отравить. Пострадавшая принялась искать кнопку вызова медсестры.

– Вам что-то нужно? – поинтересовался сыщик.

– Медсестра или врач, – объяснила она. – По-моему, им следует знать, что меня могли отравить.

– Я уже поставил в известность одну из медсестер.

– Ох. – Никки откинулась на спинку койки. Голубоглазый сыщик продолжал внимательно ее разглядывать, а она проверять, не соскользнула ли с плеча сорочка. Парень заставлял ее нервничать и осознавать, как ужасно она выглядит. Никки поправила прическу. Не то чтобы ей стоило так сильно переживать о своем внешнем виде. Размышляя трезво – вряд ли удастся произвести огромное впечатление на человека, ставшего жертвой ее расстроенного желудка. И поскольку у нее в подоле все еще покоился пресловутый тазик, Никки сомневалась, что ситуацию удастся исправить.

– Я… Мне следует извиниться, за то, что меня на вас вырвало.

Частный детектив широко улыбнулся:

– Признаю, обычно я вызываю у женщин не такую реакцию.

Никки уставилась на его улыбку, на то, как правый уголок рта приподнялся чуть выше левого. Следовало догадаться, какую именно реакцию он обычно вызывает у женщин. Этот парень так и сочился обаянием. Тем самым обаянием, что сулит неприятности.

Тем самым, которым обладал Джек.

Обладал.

Джек мертв.

Она затолкала эту мысль подальше, дабы заняться ей попозже. Прямо сейчас Ники требовалось выяснить, зачем здесь частный детектив. С другой стороны, причина могла быть только одна: деньги. Этот проныра хотел, чтобы она его наняла. Бог ему в помощь. Ей, вероятно, придется уволить из галереи свою лучшую подругу, Эллен, а уж о том, чтобы нанять кого-то еще даже и думать не стоит. Какая жалость, что его даром облевали.

– Так вы частный детектив? – поинтересовалась она.

– Ага.

– Чем занимаетесь, гоняетесь за копами, чтобы урвать дело?

Он широко ухмыльнулся.

– Вообще-то, когда поступил вызов, мы с детективом обедали. В соседнем ресторане.

– Так вы знакомы.

– Да, можно и так сказать.

В комнате снова воцарилась тишина. У Никки в животе все затрепетало. Не в смысле тошноты – зародился тот самый трепет, который она так надеялась ощутить, увидев Джека. Тот самый, который подпитывали или гормоны, или эмоции, тот самый, что брал начало в любви или в вожделении.

Поскольку Никки ничегошеньки об этом голубоглазом дьяволе не знала, любви там и в помине не было.

Тогда оставалось вожделение. Вот черт!

Внутри снова все затрепетало, и сердце пустилось в пляс под главную музыкальную тему «Челюстей». Само собой, Никки сознавала, что рано или поздно, способность испытывать что-либо по отношению к противоположному полу вернется. И через годик или около того, она могла бы даже открыться таким перспективам.

Но сегодня? Вселенная специально над ней измывается? Разве не достаточного, что ее обвинили в убийстве бывшего мужа и вроде бы отравили, не говоря уже, что придется повиниться Нане о скором отключении у той кабельного, плюс известить Эллен о потере подработки?

– Дерьмо, – пробормотала она.

– Что? – спросил сыщик.

– Что «что»? – Никки посмотрела на него и поборола желание заплакать.

– Вы сказали «дерьмо». Интересуюсь, что стряслось.

– Я это вслух сказала? – Никки прикусила губу, и в ее душе шевельнулся малюсенький приступ паники. Конечно же, она ничего не упоминала о похоти и сексе… или упоминала? – Я ведь больше ничего не говорила?

Голубоглазый выглядел сбитым с толку, но усмехнулся:

– А что, по-вашему, вы еще сказали?

– Ничего. – Никки выпрямилась и осознала, что «в конце концов» наконец наступило и тошнить перестало. Она поставила тазик на тумбочку. – В общем, дело такое. Я ценю все, что вы сделали. Но…

– Цените что? – По его губам этого не было видно, но глаза улыбались. – Мы ведем речь о моем представлении ваших интересов?

Ее щеки зарделись.

– Я больше думала о том, что вы вроде как заступились за меня перед тем копом.

– Ах, да. Правда же здорово иметь надежное плечо?

Что-то в искреннем взгляде этого парня говорило, что именно поэтому он оказался здесь и сейчас, да еще и сменил футболку.

Сыщик небрежно скрестил руки и оперся на единственную капитальную стену в занавешенной с трех сторон палате. И пропади оно все пропадом, если в этот момент парень не демонстрировал некий вид искусства. Прислонившись к стене, он действительно выглядел отлично – из-за позы плечи представлялись некой нерушимой, манящей прильнуть надеждой и опорой, голубая футболка довольно плотно облегала грудь и мощный торс, а из-за легкого наклона вперед, бицепсы чуть напряглись.