Снова вздохнув, она с некоторым беспокойством потрогала надетое на палец кольцо с бриллиантом. Надо думать только об Адаме и о совместной жизни, которую они собирались построить в этом году. Может быть, как раз сейчас и наступил подходящий момент сказать Барнетам всю правду?

— Э-э… — Агнес, казалось, не знала, как начать, и Конни взяла инициативу на себя.

— Я все равно собиралась позвонить вам… — сказала она, но прежде чем ей удалось продолжить, Агнес наконец обрела голос.

— Что?.. — спросила она. — Разве… разве они тебе не сообщили? — Голос ее дрожал. — Министерство иностранных дел, я хочу сказать?..

Конни вздрогнула.

— Министерство иностранных дел? — повторила она, безуспешно пытаясь сохранять безразличный тон и присаживаясь на подлокотник стоящего поблизости кресла. — Нет. А в чем дело? — Конни облизала внезапно пересохшие губы. — Разве они с вами связывались?

Мысли, ее путались. Что там еще такое? Она думала, что давно покончила со всеми формальностями, связанными со смертью Говарда. А дело, должно быть, именно в этом, других причин входить с ней в контакт у Министерства иностранных дел быть не могло.

Молчание на другом конце линии становилось зловещим, и хотя Конни прекрасно понимала, как болезненно было для родителей покойного мужа все, что касалось смерти их сына, все же было бы желательно, чтобы свекровь, прежде чем подойти к телефону, собралась с мыслями.

— Значит, ты не получала письма? — спросила Агнес. — Насчет… насчет государственного переворота в Лхорге? — смущенно добавила она. — Хотя… Джордж говорил мне, что тогда бы ты позвонила.

— Заговор в Лхорге?

Конни совершенно не понимала, каким образом государственный переворот, произошедший в стране, где Говард повстречал свою смерть, мог представлять для нее интерес. Она предпочитала вообще не вспоминать о Лхорге, а новость о том, что убийцы ее мужа превратились в законное правительство, была бы особенно невыносима.

— Да, государственный переворот, — повторила Агнес.

Интересно, подумала Конни, не собираются ли они официально признать смерть Говарда? Не собираются ли эти лицемеры устроить что-то вроде памятника? Меньше всего ей хотелось бы возвращаться к этим неприятным воспоминаниям.

— Какие-нибудь проблемы? — сдержав раздражение, сказала она как можно более любезным тоном.

— Можно сказать и так, — возбужденно ответила Агнес. — О, Констанция, какая это чудесная новость!

Внезапно Конни почувствовала себя виноватой. Она считалась только с собственными чувствами, хотя было очевидно, что мать Говарда эта новость радовала. По правде говоря, проводя все больше и больше времени в компании Адама, Конни стала пренебрегать родителями мужа. Как давно она у них не была?

— Агнес…

Конни не знала точно, что хотела сказать, но свекровь прервала ее.

— Говард жив! — вскричала она и тут же разразилась бурными рыданиями.

Можно было слышать, как выругался отец Говарда, вырвавший у жены трубку.

Комната словно закружилась вокруг нее. Конни была рада, что сидит, но чувство потери равновесия все-таки вызвало легкую тошноту. Вцепившись в ручку кресла, она пыталась уверить себя в том, что с Агнес, должно быть, случилось нечто вроде временного умопомешательства. Какой бы ни была эта новость, Говард живым быть не мог.

— Констанция!

Конни с трудом сообразила, что теперь с ней разговаривает Джордж Барнет, и этот голос, так похожий на голос бывшего мужа, отрезвил ее. Она знала, что Джордж собирается посоветовать ей не обращать внимания на слова жены, но от них — в чем-то таких трогательных, а в чем-то и жестоких — не так легко было отделаться.

— Констанция, — вновь позвал Джордж, а потом проговорил более мягко, — Конни. — Он вздохнул. — Боже, извините, дорогая. Агнес обещала только спросить, не получили ли вы письмо, и вовсе не собиралась говорить остального.

— Чего остального? — дрожащим голосом спросила Конни, изо всех сил пытаясь оставаться спокойной. — Я просто никак не могу понять, почему вы решили, что меня может интересовать государственный переворот в Лхорге? Они что, собираются создать мемориал невинных жертв?

— О, Конни!..

Теперь Джордж казался таким расстроенным, что ей захотелось хоть чем-то утешить его. Вероятно, какое-то письмо все-таки было, и Агнес непонятным образом уверила себя в том, что Говард все еще жив. Как это должно быть ужасно для ее мужа!..

— Все в порядке, — сказала она, забывая про собственные переживания. — Агнес, вероятно, просто ошиблась. Если я могу чем-нибудь помочь, не стесняйтесь звонить. Наверное, нам всем предстоит какая-нибудь траурная церемония…

— Конни!..

По всей видимости, ее слова отнюдь не успокоили Джорджа. Оставалось надеяться, что он не счел ее бесчувственной. Кому может понравиться предположение об умственном помрачении близкого человека, но, с другой стороны, если бы Джордж сомневался в здравости рассудка Агнес, вряд ли он позволил бы ей звонить.

— Констанция, — еще раз повторил он, возвращаясь к более официальному тону, что заставило ее с облегчением улыбнуться. — Вы ведь слышали, что сказала Агнес?

Конни кивнула, но тут до нее дошло, что Джордж не может ее видеть.

— Да, конечно.

У Джорджа вырвался стон.

— Вы слышали, Конни. Но вы не слушали. Боже, я ведь знал, что надо было не звонить, а приехать! Но погода была просто отвратительной, а мы оба простужены…

— Подождите, — прервала его Конни. — Неужели… неужели вы хотите сказать, что в словах Агнес есть какая-то доля правды и появились сомнения… в смерти Говарда?

— Не сомнения, нет. — Похолодев и дрожа всем телом, Конни слушала слова свекра. — Никаких сомнений не осталось, дорогая. Говард действительно жив. Все эти четыре года он провел в плену у повстанцев.

Конни не верила своим ушам, ей казалось, что все это просто какая-то неудачная шутка. Говард мертв. Министерство иностранных дел заявило об этом вполне определенно. Они нашли обгоревшие остатки автомобиля, в котором он ехал по дороге в аэропорт, и шансов на то, что Говард выжил, не было.

— Очевидно, вы не видели телевизионных репортажей, — несколько неуверенно продолжил свекор. — Лидер мятежников по имени Леонард Банга дал интервью рядом со зданием парламента в Умпале, в котором признался, что, опасаясь нападения, был вынужден держать в тайне свое местопребывание. — Он прокашлялся. — Работники министерства решили проверить, не находится ли там Говард, и, слава Богу, обнаружили, что он все еще жив.

Конни потрясла головой, как бы пытаясь прочистить мозги. Она могла слышать голос Джорджа, но его слова не доходили до сознания. Какую бы чепуху ни говорил свекор, ей не хотелось его слушать. Все это было ошибкой, и больше всего Конни хотелось, чтобы ее оставили в покое.

— Конни! Конни, вы меня слышите? — В голосе Джорджа теперь звучало беспокойство, но она все равно не отвечала. — Вы поняли, что я вам сказал? Банга настаивает на том, что это было народное восстание. Но меня это не особенно волнует, главное, что Говард жив.

Мозг Конни отказывался работать. Неважно, верила она этому или нет, но нельзя же наносить такой удар и еще ожидать от нее ответа. Оставалось только твердить себе, что Барнеты просто ошибались. Что бы они там ни говорили, Говарда уже не вернуть.

— Ради Бога, Конни, скажите же хоть что-нибудь!

Джордж начал сердиться, и вряд ли можно было поставить это ему в вину. При чем тут он, если у нее что-то не в порядке с головой. Адам, будь он здесь, знал бы как с этим справиться. Он умеет вести себя в критических ситуациях.

— Конни, я ведь знаю, что вы меня слышите, — заявил наконец Джордж, в голосе которого звучало уже отчаяние. — Вы должны были получить письмо, — добавил свекор. — Я сегодня звонил в министерство, и они сказали, что сообщили вам.

Конни опять потрясла головой. Что они там все с ума посходили?!

— Джордж, это неправда, — решительно ответила она, стараясь, впрочем, скрыть свое раздражение. — Вы же видели фотографии автомобиля. Такого не пережил бы никто… — Голос ее прервался. — А теперь, если вы не возражаете, я хочу прекратить этот разговор.