Граф открыл «Таймс» и перечел статью о Судане. Обозреватели предсказывали большие потрясения и вспоминали о Китченере[44] как о единственном человеке в армии, способном навести в стране порядок. Почему-то на сей раз стук кованых сапог встревожил графа больше, чем обычно. Он обладал даром провидца, который обыкновенно отрицал, однако сейчас, при мысли о Судане, он явно предчувствовал кровопролитие.

Но жарким летом 1895 года, да еще в такой день, подобные размышления были совершенно неуместны! Ведь именно сегодня, двадцать шестого июня, в день своего двадцатидевятилетия богатый дворянин намеревался сочетаться браком с мисс Альминой Вомбвелл, хрупкой юной особой, словно сошедшей с картины кисти Греза. Свадьба должна была запомниться надолго – сначала пышное венчание в Вестминстере, затем – торжественный обед в «Лондонском Доме». Нежная Альмина в платье из розового газа, украшенного бриллиантами и изумрудами, выглядела в глазах гостей трогательной жертвой, приносимой великосветскому скитальцу, чтобы заставить его, наконец, заняться делами.

Вокруг шептали, что граф, дескать, решил остепениться. И пора бы! Причем счастью Карнарвона многие завидовали. Он обладал титулом, богатством и получил великолепное образование, его невеста имела красоту, ум и кроткий нрав. Они были идеальной парой. Их ожидал счастливый брак и рождение детей, которые по прошествии времени станут гордостью родителей.

Граф вроде и радовался, но тоска его не отпускала. В отличие от многих он мог не беспокоиться о будущем, но, вместо того чтобы наслаждаться жизнью, грезил о морских просторах. А вот Альмина путешествовать не собиралась! Для нее Хайклер сам по себе являлся целым миром. Альмина мечтала родить мальчика и девочку, вырастить их в спокойной обстановке и быть наилучшей женой своему исключительному супругу. Альмина ничего не говорила, но граф пребывал в убеждении, что она хочет его перевоспитать и вместо невыносимого чувства пустоты и собственной никчемности внести в его жизнь милые отеческие хлопоты.

Он тосковал о временах, когда мог делать все, что ему заблагорассудится – месяцами болтаться в открытом море, ожидая шторма, чтобы помериться силами со стихией, знакомиться с сомнительными личностями в какой-нибудь Богом забытой дыре или просто плыть куда глаза глядят. Ведь странствие уже само по себе – цель! Но того Порчи больше не существовало. Его заменил великолепный Джордж Герберт, пятый граф Карнарвон.

Камердинер принес смокинг:

– Его сиятельству пора одеваться. Будет прискорбно, если его сиятельство опоздает!

– Кому прискорбно?

Камердинер поклонился и молча удалился.

– Ишь ты, прискорбно, – повторил граф. – А вдруг я не создан для брака?

С чувством вины он вспомнил нежные мгновения, проведенные рядом с Альминой. Граф был в нее по-настоящему влюблен и собирался жениться безо всякого принуждения. Однако сейчас ему ужасно захотелось сбежать отсюда, сесть на корабль и распрощаться с Англией навсегда. Но внутренний голос подсказывал, что побег, обычный для Порчестера, недостоин графа Карнарвона. Причина его отчаяния крылась в обыкновенном эгоизме. И чувство долга заставило молодого графа принять верное решение.

По правде говоря, оно ему совсем не нравилось, как, впрочем, и место проведения свадьбы. Он с большим удовольствием женился бы на палубе корабля, у жерла вулкана или в каньоне Нового Света посреди голых дикарей.

Но, так как это было совершенно невозможно, граф решил дать опостылевшему обществу последний бой. Отложив смокинг, он надел синюю саржевую куртку и водрузил на голову соломенную шляпу.

Остолбеневший камердинер пробормотал что-то нечленораздельное.

– Вы что же, друг мой, онемели? Если вас что-то удивляет, прошу вас, не стесняйтесь!

– Эээ… шляпа вашего сиятельства немного съехала набок…

Граф посмотрел на себя в зеркало.

– Действительно! Напомните, чтобы я вам прибавил жалованье. Если бы не ваша наблюдательность, я мог бы совершенно оскандалиться на свадьбе!

Хайклер замер в ожидании. Супруга графа Карнарвона ожидала появления первенца. Предсказывали мальчика. Доктора и акушерок вызвали сразу, как только начались схватки.

Граф был в библиотеке. Он читал труд Андре Шеврийона под названием «Мертвые страны». Побывав в Египте, тот написал о знаменитой Долине царей: «В недрах скалы, в священной глубине, куда не ступала нога человека с того самого дня, как двери были запечатаны жрецами, спят с миром фараоны, которых охраняют сами боги».

Красивый образ, только, с точки зрения науки, полная ерунда! Давным-давно известно, что в этом жутком месте больше нет ни мумий, ни сокровищ. Все растащили воры и археологи. Этот Шеврийон скорее всего неисправимый романтик, как и все французы!

В коридоре раздались шаги. Граф поднял глаза от книги и увидел доктора.

– Поздравляю, ваше сиятельство! У вас мальчик!

– Нарекаю его Генри! Пусть живет долго и счастливо и станет шестым графом Карнарвоном.

– Дай-то Бог!

На следующий день, поцеловав жену и сына, граф отправился в Лондон. Он должен был посетить министерство иностранных дел, банк и две конторы в Сити, но пренебрег этими скучнейшими визитами и направился в ангар в северной части города, где долго беседовал с механиками под оглушительный рев двигателей.

Шум графу не мешал. Он теперь стал заядлым любителем автомобилей.

В то время как Китченер, одолев халифа Абдуллу, установил власть Англии над Суданом и вынудил французского командующего Маршана вывести войска, Картер размышлял над планировкой гробниц Долины царей. Что между ними общего? В каждой из них находились дверь, коридор, зал и погребальная камера, в которой покоилось тело в саркофаге. Иногда – колодец для сбора дождевой воды, символизирующий первозданный океан и могилу Осириса. На стенах имелись росписи и барельефы, повествующие о воскрешении фараона и о его пути в загробном мире. Протяженность гробниц составляла от нескольких метров до ста, поэтому размеры гробницы Тутанхамона предугадать было невозможно. К тому же каждому царю посвящался заупокойный храм, однако храм Тутанхамона не сохранился.

В Египте пятница считалась выходным днем – для всех, кроме Говарда Картера. В часы досуга он собирал и сравнивал сведения о Долине.

А вокруг шумела весна! Цвели апельсиновые деревья, жимолость, жасмин, люцерна и бобы. Усиливался зной и укорачивались тени. По земле стелилась пыль. Почувствовав, что устал, Говард решил прогуляться по берегу Нила. Он уже пять месяцев не виделся с Раифой. Это было бы слишком опасно! Картер постоянно думал о любимой. Как бы он хотел украсть ее у жестокого брата.

Вдруг он почувствовал чье-то присутствие. Обернувшись, он увидел девушку и сначала даже не признал ее. Раифа была в ярко-синем платье, закутанная в белый платок. Придя в себя от изумления, Говард воскликнул:

– Зачем было так рисковать, Раифа?!

– Брата повысили. Теперь он в Асуане. Сегодня первый день весны – праздник Шам эль-Нессим, или «Дуновение бриза». Нет более сладостного дня для того, чтобы воссоединиться после долгой разлуки. Если ты, конечно, можешь ненадолго отвлечься от работы.

– Надо подумать, – пошутил Говард.

Девушка улыбнулась, и от ее нежной улыбки у Картера потеплело на душе.

– Я принесла тебе тюрбан и галабье!

– Это как-то не по-английски.

– Зато мы сможем затеряться в толпе, не привлекая внимания! К тому же интересно, готов ли некий Говард Картер изменить свой облик для того, чтобы доставить удовольствие любимой?

К счастью, зеркала у Раифы не оказалось, и Картер не смог посмотреть на свое перевоплощение.

Праздник Шам эль-Нессим в Египте обожали. Целыми семьями горожане отправлялись за город и устраивали пикники на берегу Нила. Ребятишки щеголяли в новеньких костюмчиках и платьицах. Они вбегали в настежь открытые двери сельчан и меняли крашеные яйца на голубятину, соленую рыбу и апельсины. Цветочницы продавали розы и жасмин. Намечались помолвки.