Михаил Симонов лежал на полоске заснеженной земли, окруженной белесыми валунами, на западном участке того, что когда-то являлось Печорским ущельем, расположенным на Среднем Урале. Он рассматривал в ноктовизор серебрящееся ровное дно ущелья — площадь примерно в два акра. В неверном лунном свете поверхность эту нетрудно было принять за лед, однако Симонов знал, что это не ледник и не замерзшее озеро. Это был металлический монолит длиной в четыре сотни футов и шириной почти в две сотни. Неровные боковые стороны монолита, плавно вписывавшиеся в каменные стены ущелья, и его оконечности, упиравшиеся в массивные бетонные стены, были “всего” шестидюймовой толщины, однако в середине этой массы толщина ее слоя достигала двадцати четырех дюймов. Так, во всяком случае, следовало из разведданных американских спутников, они же сообщали, что сооружение это является крупнейшей в мире рукотворной конструкцией из свинца.

"Все равно, что смотреть на гигантскую полузарытую бутыль, запечатанную свинцом, — подумал Симонов. — Этакий волшебный сосуд — только в данном случае пробка уже вылетела и джинн оказался на свободе”. Агенту как раз и предстояло выяснить природу этого самого беглеца.

Он тихонько фыркнул, отбросил метафоры и вновь сосредоточил внимание на происходящем внизу.

Дно ущелья в свое время по несколько раз в году затоплялось водами разливавшейся реки. Теперь верхний бьеф перекрывался бетонной дамбой, образовывая искусственное озеро, поверхность которого тоже была покрыта свинцом — но только поверхность. Под ней вода направлялась в четыре подземных канала и появлялась вновь в виде четырех мощных потоков, извергавшихся из отверстий нижней плотины. От воды поднимался пар, летели брызги, и все это оседало в виде инея и льда на скалы, окружавшие древнее русло реки. Под свинцовым щитом располагались четыре бездействовавшие гидротурбины — водные потоки следовали мимо них по обводным каналам. Бездействовали они около двух лет — с того момента, когда русские в первый и последний раз испытали свое новое оружие.

Несмотря на предпринятые меры по технической дезинформации, испытания эти тоже были своевременно обнаружены американскими разведспутниками. Что именно они заметили, так и осталось информацией, предназначенной лишь для очень узкого круга высокопоставленных лиц, однако полученных сведений хватило для того, чтобы концепция “Звездных войн” воплотилась в реальные действия.

В весьма узких, весьма влиятельных и весьма скрытных кругах западных спецслужб начало проявляться беспокойство по поводу так называемых орбитальных ускорителей частиц, лазеров с ядерной и плазменной накачкой и даже того, что иногда называли “Магма-мотором?” — теоретически возможной конструкцией, черпающей энергию из черной дыры, существующей, по мнению некоторых ученых, в глубинах Земли и питающейся и одновременно подпитывающей планету. Дискуссии эти, правда, носили чисто умозрительный характер. Из самой России не поступало никаких существенных данных — за исключением тех, что получали через спутники; не было сведений и из традиционных каналов поступления разведданных. И все потому, что с некоторых пор печорский регион Уральского хребта стал еще более секретной зоной, чем был Байконур на заре космической эры. Причем секретность эта стала еще жестче после проведения единственного, давшего пугающие результаты испытания.

Симонов поежился под белой меховой курткой, аккуратно протер линзы ноктовизора и еще плотнее прижался к промерзшему клочку ровной поверхности меж скал. Ветер разогнал облака, и почти полная луна предательски высветила его фигуру. Здесь было холодно даже в пору, считающуюся летом, а сейчас — поздней осенью — стоял кромешный ледяной ад. Осень... При некотором везении ему не придется еще раз зимовать здесь. Нет, мысленно поправил он себя, не при некотором, а при большом везении. При чертовски большом!

В ярком лунном свете пейзаж засиял серебром, однако объективы ноктовизора автоматически подстроились к изменившимся условиям освещенности. Теперь Симонов мог разглядеть сам проход, а точнее то, что являлось проходом до того, как менее пяти лет тому назад возник Печорский Проект.

Здесь, на восточной стороне ущелья, один из притоков Северной Сосьвы, впадающей в районе Березова в Обь, пробил русло в горном отроге. На западной стороне ущелье рассекало горную седловину. Образовавшийся проход шел более или менее параллельно Каме и проходящей в двухстах пятидесяти милях к югу железной дороге Киров — Свердловск с областным центром — Пермью.

В течение сорока лет, предшествовавших появлению этого Проекта, проход использовали в основном лесорубы, охотники и старатели; через него в обе стороны доставлялись кое-какие товары и продовольствие. В те времена прямой путь приходилось буквально прогрызать в скальном грунте, и до недавней поры он так и оставался прямым и узким проходом через горный хребет. С возникновением Печорского Проекта, однако, ситуация изменилась.

С постройкой западной железнодорожной ветки до Серинской и участка железной дороги Ухта — Воркута проход потерял свое прежнее значение и стал использоваться лишь немногочисленными местными жителями, чьи судьбы мало что значили в масштабах страны. Жителей этих попросту переселили. Произошло это четыре с половиной года назад. Тогда, с размахом, присущим предприятиям сверхдержавы, проход был спрямлен, расширен и снабжен дорогой с металлическим покрытием. Дорога эта не предназначалась для общественного использования. Более того — пользование проходом было строго запрещено.

В целом, завершение проекта заняло три года, в течение которых советские спецслужбы аккуратно поставляли дозированную дезинформацию, касающуюся “реконструкции и расширения Уральского тракта”. Эта официальная версия должна была помешать установлению истинной картины происходящего на основе спутниковых наблюдений. Для того, чтобы Проект выглядел совершенно невинно, в этих местах проложили нефте— и газопроводы, связавшие Ухтинское и Обское месторождения. Что было невозможно скрыть и чему не удалось придать невинный характер, так это созданию плотин, переброскам огромных количеств строительной техники, созданию мощного свинцового щита, покрывшего бывшее русло реки, и, что, видимо, самое важное — постепенному превращению этого района в зону сосредоточения военных соединений. Не могли остаться незамеченными и огромные объемы взрывных, земляных и туннельных работ, перемещение тысяч тонн скальных пород, частично вывозившихся на грузовиках, а частично — сбрасываемых в соседние ущелья. Была отмечена и установка больших количеств сложного электрооборудования и какой-то аппаратуры.

Сведения эти, полученные, в основном, из космоса, интриговали и прямо-таки будоражили западные разведслужбы. Как всегда, Советы не облегчали им жизнь. Что бы они там ни затевали, происходило это в почти недоступных местах, в ущелье трехсотметровой глубины — это означало, что для получения хоть каких-то разведдянных спутник должен был оказаться практически в зените над местом событий.

Запад терялся в догадках. Существовало множество версий происходящего. Возможно, русские вели какие-то секретные горные работы. Возможно, они нашли на Урале залежи богатых ураном руд. С другой стороны, они могли заниматься созданием каких-то ядерных устройств, упрятав экспериментальные установки в толщу гор. А может быть, они готовились испытать что-то совершенно новое, принципиально отличающееся от всего, что известно? Так уж случилось, — когда это действительно случилось, — что правы оказались сторонники последней версии.

... И вновь внимание Михаила Симонова привлекли рядом текущие события — на этот раз низкий рев дизельных двигателей тягачей, гулко отдававшийся в ущелье, заглушавший тонкое подвывание ветра. Как раз в этот момент луна вновь скрылась за облаками, так что свет фар колонны машин, втягивающихся в ущелье через узкий V-образный западный проход, стал отчетливо виден. Огромные, кажущиеся неуклюжими машины находились на расстоянии мили и пятьюстами футами ниже наблюдательного пункта Симонова. Он инстинктивно еще теснее прижался к земле и слегка отполз назад — под прикрытие огромных валунов. Это было контролируемой, выполненной автоматически, почти рефлекторно, реакцией на возможную опасность, но никак не паническим отступлением. Симонов был очень хорошо подготовлен — на него не пожалели средств.