— Но сегодня уже поздно, — возразил отец. — Торговля на суку бывает с утра, в следующий четверг приедем утром.

Яночка с Павликом одновременно обернулись и поглядели туда, куда махнул отец, показывая на сук, но ничего не увидели. Водитель машины в ответ на сигнал добродушно помахал пану Роману и продолжил беседу со знакомым. Правда, ларьки с овощами и фруктами были очень живописны, но ничего особенного, на что следовало бы обратить внимание, дети не заметили. Бензиновая колонка тоже ничем особенным не выделялась, стена тем более. Внимание привлекал только ослик, запряжённый в маленькую металлическую тележку, а может, это была арабская борона? Но на ослика вряд ли следовало обращать внимание, он не был стабильным элементом.

Двое знакомых наконец расстались, и пан Роман получил возможность ехать дальше.

— Впереди по курсу вижу что-то очень красивое, — известила пани Кристина.

— Это мечеть, — сказал пан Роман. — Мечети здесь и вправду прелестные. Дальше, по левой стороне, здание мэрии.

Яночка и Павлик напряжённо разглядывали все, что простиралось по их сторону шоссе. Яночка очень внимательно рассмотрела красавицу мечеть с её кружевным каменным орнаментом и ровной, красивой площадкой. Павлик, сосредоточенно сопя, в подробностях изучил двух каменных львов, некогда позолоченных, а сейчас довольно обшарпанных, стерегущих въезд по двор мэрии, затем с таким же вниманием разглядывал каждую лавчонку по пути, каждое чахлое деревце на улице. Яночка с восторгом рассматривала жутко экзотический вход в какое-то здание, весь украшенный мозаикой и арабскими письменами, выдержанными в золотых и голубых тонах. Павлик пытался пронизать взглядом каждую отходящую от шоссе узкую, кривую улочку. Наконец Махдия кончилась, опять выехали на пустынную, ровную дорогу.

Теперь местность немного изменилась, пейзаж уже не был таким монотонным. Равнина перестала быть плоской, появились холмы и даже отдельно стоящие горушки. Глаз отдыхал на редких деревьях и зарослях кустарников. Шоссе, доселе прямое как стрела, принялось петлять. Пани Кристина обратила внимание на красивый маленький домик белого цвета, прикрытый зеленой крышей-луковкой, одиноко стоящий на вершине высокого холма. Пан Роман пояснил: это гробница мусульманского святого, её очень чтят правоверные и приходят к ней вознести свои молитвы Аллаху.

— А вот и Тиарет, — добавил пан Роман. — Видите дома на холмах?

Солнце совсем низко склонилось к горизонту, и в его косых лучах Тиарет издали выглядел очень живописным.

— Вот здесь, направо, старое французское кладбище, видите кипарисы? А налево такой же посёлок строится, как и наш. А вот в этом посёлке уже живут, наш сразу за ним, но тут не проедешь, придётся ехать через город. Центр его прямо перед нами, там и рынок, и галерея…

— Какая галерея? — не поняла жена. — Картинная?

— Нет, галереями здесь называют государственные универмаги, ряд отдельных магазинов. А вот здесь поворот к нашему посёлку, запоминай.

А направо идёт дорога в пригород, где тоже живут наши. Вот в этом магазинчике, на углу, мы покупаем вино, рядом лавчонка, в которой продаётся минеральная вода. Осторожно, тут переезд через железнодорожные рельсы, хотя поезда не ходят уже лет двадцать. А вот и наш посёлок.

Ещё раз повернув налево, по рытвинам и ухабам выехали на широкую заасфальтированную мостовую. По одну сторону её виднелся ряд маленьких одноэтажных домиков, чистеньких и аккуратных, по другую тянулось незастроенное пространство, густо заросшее высокими колючими сорняками и чертополохом.

Заасфальтированная дорога закончилась метров через сто небольшой площадкой, за который возвышалась поросшая тем же чертополохом железнодорожная насыпь, за ней просматривался тот самый, второй посёлок, первым встретившийся им при въезде в город. У самой площадки отделённые от неё полосой пыльной травы стояли несколько домиков. Бросались в глаза загородки из серого бетона и то и дело проглядывающие между ними одинокие столбы, тоже из бетона. Пан Роман остановил машину в проходе между двумя домиками и удовлетворённо произнёс:

— Ну вот мы и дома!

Из четырех комнат домика по одной выделили Павлику и Яночке, одна представляла спальню супругов Хабровичей, а самая большая, занимавшая половину всей площади, была гостиной. В ней находилось два стола, один длинный, обеденный, с четырьмя нормальными стульями, а второй маленький, журнальный, который окружали диван и два кресла. Из гостиной дверь вела в кухню, с чёрным ходом на задворки. Виды из окон не доставляли особого удовольствия: или во дворик, ограждённый глухой бетонной стеной, или на маложивописные сорняки в рост человека по ту сторону шоссе и оставшиеся не у дел сиротливые бетонные столбики.

В семь утра солнце уже порядочно пригревало.

Дети проснулись рано и до завтрака успели посовещаться.

— Совсем запутался, — ворчал Павлик, разложив клочки заветного письма на большом ящике, служащем ему столом. — Вроде бы все хорошо складывалось, в первый же день охватили сразу два объекта — и Обезьянье ущелье, и Махдию, а толку?

— Не пори горячку, — одёрнула брата более сдержанная сестра. — Не все сразу. Мне здесь очень нравится. И я считаю, что надо радоваться тому, как все получилось. В ущелье мы бы могли совсем не попасть, вон как далеко отсюда.

— А что толку с того, что попали? Ты там что-нибудь заметила необыкновенное?

— Ещё бы! Там все необыкновенное! Прежде всего — само ущелье! И я считаю, если и прятать сокровища, то только там! Самое подходящее место.

— А как их найдёшь? Ущелье такое огромное!

— Ну что ты ворчишь? Ведь мы же ещё толком и не принимались за дело. И вообще действовали не в том порядке.

— Почему ты так считаешь?

— Сам посмотри, ведь под носом же письмо. Что из него следует? Сначала надо побывать на суку в Махдии, так ведь там написано? Потом ехать в какой-то город или деревушку на «Су», а потом в какую-то каменоломню.

— Правильно, — ответил Павлик, водя пальцем по письму. — Вот, сначала сук в Махдии, потом это самое «Су», потом Обезьянье ущелье, потом плотина, потом каменоломня и открытый карьер для добычи щебня. И все-таки мне тоже самым подходящим для сокровищ кажется Обезьянье ущелье.

Столько там места! А видела скалы? А пещеры? А валуны? Не скажешь, что с ними справишься одной левой.

— Но во всяком случае есть с чем справляться, а уже и это важно! — заметила сестра.

— А может, все-таки каменоломня?

Тут мама позвала детей на завтрак, и они так и не пришли ни к какому выводу. Ничего удивительного, ведь они оказались в незнакомом, непривычном мире, непонятном и страшно огромном. Сначала нужно освоиться в нем, приглядеться и только потом действовать.

Все окна в гостиной были закрыты, за ними бушевало сирокко, иссушающий южный ветер, гоня тучи пыли.

— Мне очень жаль, — в десятый раз грустно повторял пан Роман, чувствуя себя лично ответственным перед семьёй за эту неприятность. — Мне очень жаль, но я ничего не могу поделать. Хотя, с другой стороны…

— Что может быть с другой стороны? — сухо поинтересовалась жена.

— С другой стороны, если уж этому сирокко положено дуть, пусть лучше дует сейчас, чем потом.

— Почему же?

— Потому что у меня были такие планы, — начал пан Роман и отвлёкся, только теперь обратив внимание на деликатесы, привезённые женой.

— О, ветчина! Боже, какая чудесная вещь — ветчина! Какой аромат! А грудинка! Копчёная грудинка, тысячу лет её не пробовал! А хрен!…

— Хватит заниматься пустяками! — сурово потребовал сын. — Говори о своих планах!

— Я и говорю! — воскликнул счастливый отец. — Как хорошо, когда у человека есть жена!

— Надо же, понадобилось ехать за тридевять земель, чтобы убедиться, что тебя ценят! — саркастически произнесла жена и поддержала требование сына: — Успокойся и расскажи о планах, мне тоже интересно.

Поскольку пан Роман с разбегу понюхал не только копчёности, но и хрен, о планах он стал рассказывать со слезами на глазах: