— О, ко всему еще и эта история! — Ли Цзянь словно обрадовался этому обстоятельству. Затем спросил:
— Что он за человек, этот Янь Дин-го?
— Как будто неплохой. За все время пребывания на заводе работал хорошо, с тысяча девятьсот сорок седьмого года член партии, происхождение тоже хорошее.
Чжан Нун внимательно посмотрел на Ли Цзяня, будто хотел по его лицу что-то узнать. Задумавшись, Ли Цзянь сказал:
— Чтобы разобраться в этом деле, нам не вредно получше изучить все имеющиеся материалы. Дай-ка мне папку с его личным делом.
Чжан Нун открыл сейф, вынул одну папку и передал ее Ли Цзяшо.
Ли Цзянь раскрыл папку и стал рассматривать ее содержимое. С фотокарточки на него смотрело большое квадратное лицо хитрого человека. Он взял автобиографию Янь Дин-го, написанную старательной рукой:
«Я родился в бедной крестьянской семье. Отец уже в 1940 году принимал участие в революционном движении: сначала в своем районе руководил борьбой за снижение арендной платы и ссудного процента, затем вступил в Новую 4-ю армию; в сражении у высоты Мэнлан он дрался до последней капли крови…
После того как мой отец ушел в Новую 4-ю армию, отец мачехи, боясь преследований со стороны гоминьдановских реакционеров, велел ей снова выйти замуж. Сестер и братьев у меня не было, отец находился где-то в других местах, таким образом я остался сиротой, жить было не на что. У меня был дядя со стороны матери, по имени Цинь И, который в то время работал в Шанхае в городском комитете профсоюзов, по профессии преподаватель средней школы. Получив согласие отца, он взял меня к себе и определил в школу»…
Ли Цзянь вдруг вспомнил.
— Ба, да это же сын сестры!
Он продолжал читать.
«Под его руководством я понял многие революционные принципы. Став сознательным, вступил в партию. Иногда я переправлял кое-какие письма и документы.
В 1948 году, во время движения против милитаризации Японии Америкой, я вместе с прогрессивно в то время настроенным соучеником Ся Цзы-чжуном был посажен в тюрьму, где нас допрашивали под пытками. И только благодаря вмешательству общественности меня отпустили. Тогда партийная организация, находившаяся в подполье, видя, что в Шанхае мне не удержаться, предложила мне отправиться в освобожденные районы северной части провинции Цзянсу, там я поступил в революционный университет Восточного Китая, потом перешел в технологический институт, после окончания которого был направлен на завод…»
Закончив чтение автобиографии, Ли Цзянь задумчиво сказал:
— Виновен Янь Дин-го или нет? Предположим, что…
Но он тотчас же отбросил свои предположения. Нет, это исключено. Человек столько пережил, по-видимому, нет оснований сомневаться в нем.
Чжан Нун, словно заметив, что у Ли Цзяня возникли какие-то сомнения, сказал:
— Происхождение этого человека, его биография, работа — все вне подозрений.
Ли Цзянь покачал головой и передал Чжан Нуну отчет о расследовании, произведенном Сунь Вэем в винной лавке, находящейся неподалеку от завода. Потом сказал:
— Мне хотелось бы выяснить кое-какие детали. Например, где находился Янь Дин-го в тот вечер, когда пропал чертеж.
— В тот вечер большинство рабочих и служащих смотрели в рабочем клубе спектакль; живущий вместе с Янь Дин-го Лу Цзинь-тин говорит, что видел, как Янь Дин-го тоже пошел на спектакль.
— Он был в клубе до конца спектакля?
— Этого я не знаю, — отвечал Чжан Нун.
— Знакомых у него много?
— Он редко отлучается с заводской территории, у него как будто нет никаких связей с внешним миром.
Ли Цзянь огрызком карандаша начал что-то чертить на бумаге, он размышлял: какая невидимая связь существует между попыткой переправить через границу пленку со снимком чертежа № 407, убийством Е Чэн-луна и пропажей чертежа № 407?
Продолжая водить карандашом по бумаге, он вдруг подумал: «А не приходил ли нарушитель на завод к Янь Дин-го или к кому-либо другому?..»
Ли Цзянь попросил Чжан Нуна позвать старика Хэ из проходной. Усадив его, Ли Цзянь показал ему фотографию нарушителя.
— Ты знаешь этого человека?
Старик Хэ взял фотографию, внимательно разглядел ее и сказал:
— Нет, не знаю.
— И ты не видел его?
— Не видел. — Старик Хэ отрицательно покачал головой.
— Дай мне, пожалуйста, вахтенную книгу, — сказал Ли Цзянь.
Старик Хэ принес вахтенную книгу, в которой регистрировались все, приходившие на завод в течение последних месяцев. Ли Цзянь внимательно просмотрел книгу. За два месяца до случившегося к Янь Дин-го приходил один человек. В течение следующих двух недель он приходил дважды. В соответствующих графах было написано «двоюродная сестра», имя — Ху Цуй-ин, место работы — городской комитет профсоюзов.
Отложив в сторону книгу, Ли Цзянь спросил у старика:
— Не помнишь ли ты женщину, которая приходила месяца два назад к Янь Дин-го?
— Подожди, подожди, два месяца назад? Приходила одна, по обхождению я думал было, что это его зазноба.
— Как она выглядела?
— Точно не помню, вроде у нее были косы.
— Спасибо, товарищ Хэ! — Ли Цзянь пожал ему руку. — Быть может, придется вас еще побеспокоить.
— Ничего, если я понадоблюсь, звони в любое время. На этой работе я уже несколько десятков лет, разглядываю каждого приходящего, ты не смотри, что мне много годков, память еще есть, — сказал, улыбаясь, старик и ушел.
Ли Цзянь с улыбкой посмотрел ему вслед. После ухода старика Ли Цзянь тотчас же взялся за телефон.
— Горком профсоюза? Можно товарища Лю?.. Старина Лю? Говорит Ли Цзянь. Да… Узнай, пожалуйста, работает у вас Ху Цуй-ин? Не знаю, кем работает… Выясни, пожалуйста, и потом позвони мне, я на триста пятьдесят девятом заводе, в отделе кадров.
Через десять минут Ли Цзяню сообщили: в городском комитете профсоюзов Ху Цуй-ин не работает.
Распахнув дверь, вошел другой помощник Ли Цзяня — Ма Юй-мин.
— Вот материалы, которые вы запрашивали. — Ма Юй-мин положил на письменный стол стопку бумаг и добавил: — Личность нарушителя уже установлена — это шпион по имени Ши Сю-чжу, тот самый, о котором сообщила Ян Да-ма. Он был агентом девятнадцатого полка гоминьдановской жандармерии, в тысяча девятьсот пятидесятом году бежал в Гонконг, продался американской разведке, его непосредственным начальником является Хайкс…
— Хайкс? — Это имя, конечно, было хорошо знакомо Ли Цзяню. — Продолжай!
— Он приехал несколько дней тому назад, жил у своей тетки Чжао Цзинь-фан, улица Шуньчэн, двадцать восемь, не прописывался, потом переехал к своему двоюродному брату Чэнь Да-х'аю, улица Дунхэянь, девяносто шесть; здесь он переночевал три ночи, во вторник в полдень отбыл поездом номер сорок два, билет купил его брат, сказав, что хочет ехать в Ухань работать…
— Значит, он приехал специально за чертежом?
— Так точно! — ответил Ма Юй-мин. — Поэтому, добыв чертеж, он так поспешно улизнул. Ли Цзянь задумался. Помощник продолжал:
— Я много думал об этом. Казалось бы, незначительный случай, но эти незначительные случаи часто таят в себе чудовищные преступления. Я считаю, что Ши Сю-чжу получил пленку уже в пакетике от лекарства. Возможно, в спешке, а быть может, по какой-либо другой причине он не уничтожил пакетик и спрятал пленку в каблук в той обертке, в которой он получил.
— Я тоже так думаю, — сказал Ли Цзянь. — Что еще удалось выяснить?
— Эта больница предназначена для рабочих и служащих завода, расположена за городом, и посторонних там не лечат. Ши Сю-чжу мог прийти в больницу, но не для лечения, а для того, чтобы получить пленку.
— По-видимому, так, иначе это трудно объяснить. Я еду в заводскую больницу.
Через пятнадцать минут Ли Цзянь остановил машину у ворот больницы, запер ключом дверцы машины, обошел клумбу и, держась главной дорожки, направился в приемную.
В этот день здесь было особенно много больных, в регистратуре образовалась очередь. Ли Цзянь заглянул в приемную, там сидело несколько больных.