— Зачем же всех? Только молодых девчонок, тем более у вас есть фотография.

— А если собака не ее? Если соседи попросили выгулять? Или выпросила у знакомых для съемки? Или сам любитель, пока снимал, попросил подержать? Тогда как?

Галина Васильевна молчит, подавленная моими возражениями. Для себя же я все решил с самого начала — немедленно в клуб служебного собаководства. Но я злюсь на себя за свою оплошность — не разглядеть на снимке такую важную деталь! — и поэтому срываю сердце на ни в чем не повинном следователе.

В питомнике служебных собак я разыскиваю кинолога Ромуальда. Он все еще переживает гибель своей Коры и к моей просьбе относится без энтузиазма:

— Вообще-то, Дим Димыч, не положено…

— Да мне необязательно ищейку, мне хотя бы щенка. Самого завалящего — упрашиваю я.

— Завалящих не держим, — обижается Ромуальд. — Объясни хоть, зачем тебе?

— Личный сыск.

— Так бы сразу и сказал… Ладно, дам тебе на вечер Демона, но учти — отвечаешь головой.

Я вполуха слушаю наставления Ромуальда по уходу за щенком. Меня сейчас больше интересует собаководческая терминология — как бы не оказаться профаном на предстоящей встрече, если она, конечно, состоится. Обрадованный проявленной заинтересованностью, Ромуальд как истый энтузиаст обрушивает на мою голову обширнейшую информацию. Убедившись, что я твердо усвоил разницу между фокстерьером и экстерьером, что я нипочем не спутаю прикус с фикусом, он торжественно вручает мне поводок.

— Вернешь к вечерней кормежке! Опоздаешь — больше никогда не получишь.

Демон оказался веселым, общительным щенком, еще не приступившим к обучению разным собачьим премудростям. Натягивая поводок, он старательно метил столбы и деревья, облаивал прохожих и вообще вел себя очень непринужденно. Мы с Демоном никак не могли достичь полной гармонии во взгляде на окружающую действительность: он хотел изучить ее глубоко и основательно, я же спешил обойти как можно больше собачьих площадок.

Из пятидесяти адресов, полученных в клубе служебного собаководства, я отобрал десяток наиболее близких к месту нападения на таксиста и терпеливо кружил в этом районе. Терпение! Терпение! Для работника угрозыска это едва ли не главная добродетель. Собак навстречу попадается много, но все не те. Солидные, степенные доги обдают звонко тявкающего Демона холодным аристократическим презрением. Пугливо жмутся к ногам хозяев болонки и пекинессы. И только бойкие терьеры отчаянно рвутся с поводков, стремясь свести близкое знакомство с Демоном.

Я захожу в сквер, опускаюсь на скамейку, с наслаждением вытягиваю ноги, уставшие за день. Ценнейшее качество терпеливость, а в личном сыске просто незаменимое, но, честно говоря, я… недостаточно стар для него. Слово «ждать» всегда ассоциировалось у меня со словом «медлить». Вот и сейчас: сижу как дурак с этим глупым щенком-несмышленышем и чувствую, что скоро нас будет трудно различить. Чего я жду? Почему я так уверен, что именно сегодня встречу эту неуловимую девчонку? А если с собакой выйдет гулять ее мать или кто-то из родичей? Вряд ли я смогу восстановить облик пса по хвосту, который виден на снимке…

И снова мы с Демоном неутомимо бродим по собачьим площадкам. То есть это я неутомим, щенок явно устал и хочет домой. И когда я окончательно решаю прекратить на сегодня поиск, судьба постановляет, что пора мне улыбнуться — заслужил долготерпением. Мы с Демоном шли по дорожке старого, запущенного парка, как вдруг неожиданно с боковой аллеи вышла девушка, держа на поводке красивого джентльменистого колли. Я узнал бы ее и без собаки. Те же, что на снимке, иссиня-черные волосы, та же капризно вытянутая нижняя губка. Правда, волосы почему-то стянуты сзади в «конский хвост», и одета она в старенькое демисезонное пальто…

Я вовсю пялю на девчонку глаза, делая вид, что сражен ее красотой, останавливаюсь, провожаю ее длинным взглядом. Она капризно дергает плечиком и сворачивает влево. Я иду в противоположную сторону, чтобы, сделав круг, выйти ей навстречу.

А ведь лошадиная прическа этой красотке совсем не подходит; распущенные волосы гораздо больше ей к лицу. И это замызганное пальтишко… И вдруг я вспоминаю сбритые баки. Значит, тоже маскируется, тоже не хочет, чтобы ее узнали. Да, тут вопросами в лоб ничего не добьешься.

Мы снова сближаемся, она всматривается настороженно. Мне ничего не остается, как продолжать играть роль юнца-простачка, жаждущего познакомиться с красивой девушкой. Как бы нечаянно я отпускаю поводок. Обретя долгожданную свободу, Демон тотчас подскакивает к колли и начинает с ним заигрывать. Пес снисходительно следит за вертящимся вокруг него комком шерсти и юного нахальства. Я не спешу одергивать зарвавшегося щенка.

— Почему ваш красавец пес не носит своих медалей? — спрашиваю я таким тоном, будто мы с ней век знакомы.

Девушка ничуть не удивлена — видимо, знакомства на улице ей не в новинку. Она улыбается мне стандартной чарующей улыбкой, явно позаимствованной у какой-то кинодивы.

— С чего вы взяли, что наш Джимми — медалист? Он еще не выставлялся.

Если сейчас прислушаться к моему сердцу, меня действительно можно принять за влюбленного. Но причина другая — я услышал ее голос, ее манеру с ленивой жеманностью растягивать гласные. Сомнений нет — это она звонила в больницу.

— Его, значит, зовут Джимми? А вас?

Девушка вскидывает на меня кокетливый взгляд из-под густо облепленных тушью длинных накладных ресниц.

— Лаурой.

Я хочу подойти и представиться по всем правилам хорошего тона, но колли угрожающе оскаливает зубы.

— Не подходите близко, Джимми этого не любит. Ревнив, как тысяча Отелло…

— А если я все же попробую?

— Тогда вам придется покупать новые брюки. Защитничек, я гляжу, у вас не очень надежный.

— Молодой, необученный, — вздыхаю я. — Но взгляните, каков экстерьер! А высота в холке! А ширина пасти! Наконец, обратите внимание на скакательный сустав! Ручаюсь, через год он станет рекордистом-медалистом. Вот тогда я смогу подойти к вам безбоязненно.

— Поздно! Тогда будет поздно.

— Выйдете замуж?

— Все может быть…

— И кто же он, мой счастливый соперник?

Кокетливая улыбка, завлекательная игра ресниц. Поистине, чтобы научиться строить глазки, совсем необязательно заканчивать институт.

— Так кто же? — настаиваю я на правах ревнивого влюбленного.

— Его здесь нет, но он скоро вернется, — неохотно роняет Лаура.

Я лихорадочно перебираю в памяти «странствующих и путешествующих». Геолог? Моряк? Снабженец? Экскурсовод?.. И вдруг в моем мозгу вспыхивают слова свидетеля в окулярах: «Он шел широким, размашистым шагом, девушка едва за ним успевала». Проверим!

— А, знаю! «Вы служите, мы вас подождем». Угадал?

Испуганно-удивленный взгляд Лауры говорит о том, что я попал в яблочко. Так, так. Значит, парень, с которым она ушла, солдат. Запомним, пригодится. Но сейчас меня гораздо больше интересует, кто остался после их ухода. Валет? Или кто-то еще, кого мы не знаем? Я осторожно нащупываю пути к разгадке:

— Неужели ваш солдатик не боится за вас? Такую красивую девушку, могут и увести. Думаю, охотников нашлось бы немало. Да я первый!..

— А Джимми на что? — весело парирует Лаура.

— Ну не всегда же вы ходите с таким грозным стражем.

По какому-то наитию я вдруг решаю броситься напролом. Хоть и не великий я физиономист, но кое-что узнаю по выражению лица. Я оглушительно хлопаю себя по лбу.

— Теперь я вспомнил наконец, где вас видел. Вы шли по Гончарной, так? И провожал вас мощнецкого вида парень, так?.. Это и есть ваш будущий муж?

Оживленное, смеющееся лицо мгновенно становится злым и отчужденным. Перемену в настроении хозяйки чувствует и Джимми; он снова оскаливается на меня.

— Вы меня с кем-то путаете. Никогда я не гуляла по Гончарной и, где такая улица, не знаю.

Я резко торможу и даю полный назад:

— Вообще-то вас трудно с кем-либо спутать, вы неповторимы в своем очаровании. Да и какое все это имеет значение — была, не была… Главное, чтоб вы забыли про того вояку. Он что, приезжал на побывку?