— Она принесла тебе поклон от какой-то женщины, господин Лейв.
— Какой еще женщины? — Лейв Копытная Лужа недоуменно пожал плечами.
— А я почем знаю? Девчонка сказала, что ее госпожа велела передать молодому варяжскому князю, чтоб тот сегодня ночью, как пропоют последние петухи, ждал у платана, напротив дома какого-то купца Ибузира. Не знаю, где это. Но думаю, об этом знает наш хозяин, кривой Авраам.
— Что это, ловушка? — озаботился Лейв. — Или в самом деле какая-то женщина хочет меня видеть? Но откуда? Ведь я здесь никого не знаю. А девчонка… где девчонка? Схватить ее да пытать…
— Поздно, — махнул рукой Истома. — Сбежала уже девчонка, не видать нигде.
— Эх, жаль… Но что ж это за женщина? Незнакомка?.. Так ведь не бывает.
— Вполне бывает, — уже ближе к вечеру заверил их кривой Авраам. Тощий, с вытекшим левым глазом и большим носом, он походил на какую-то хищную рыбу. — Видели паланкины в городе? Ну, такие закрытые носилки. На них обычно передвигаются знатные женщины, на рынок там или еще куда. И — тайком от мужей — высматривают мужчин. Потом, когда муж в отъезде, присылают за понравившимся мужчиной особо доверенного человека… Эх, в молодости мне не раз так везло! — Авраам прикрыл единственный глаз. — Помнится, весной дело было. Цвела сирень, акации пахли так, словно…
— Значит, говоришь, так бывает? — невежливо перебил хозяина Лейв. — Богатая-то женщина, она и одарить может! Что ж, тогда, пожалуй, схожу! — Он пожал плечами… Вообще-то, ему больше были по душе мальчики, но… — На всякий случай возьму с собой Альва и еще пару крепких молодцов, мало ли.
— Правильно. Это на тот случай, если не сумеешь удовлетворить женщину, — не удержавшись, прокомментировал Истома Мозгляк.
Лейв ничего не сказал в ответ, но затаил обиду. И… еле дождался вечера.
— Ну, где же, где же он? — Халиса, в длинном шуршащем халате зеленого шелка, нетерпеливо металась по своим покоям, что находились на левом краю женской половины дома. Тонкие витые колонны, украшенные золочеными лентами, поддерживали низкий потолок, обитый желтой шелковой тканью. Такого же цвета портьеры из тяжелой парчи покрывали стены и ложе из орехового дерева, широкое, под большим балдахином темно-синего цвета, с вышитыми золоченой нитью узорами. Было уже темно, но еще далеко до настоящей ночи. Где-то за оградой перекрикивались торговцы, шумели, что-то не поделив, нищие, да лаяли бродячие псы. Халиса прислушалась. Наконец-то! На узкой кривой лестнице, ведущей из сада, чуть слышно заскрипели ступени. Скрипнула, отворяясь, дверь:
— Я привела его, госпожа.
— Спасибо, Залима. На месте ли Исидар?
— Да, он в саду. Мне подождать?
— Нет, ступай… Ты знаешь, что делать.
— О да, моя госпожа!
Служанка исчезла, словно неслышная тень, и молодая хозяйка повернулась к гостю:
— Имат. Как я рада видеть тебя! Приказчик восторженно грохнулся на колени.
— О Халиса, свет очей моих! — зашептал он, обнимая ноги возлюбленной. — Да не сон ли это?
— Нет, не сон, Имат, — опускаясь на ложе, улыбнулась женщина, халат ее, как бы невзначай, чуть распахнулся, обнажив атласное плечо. — Обними же меня скорей…
Не помня себя, приказчик крепко обнял Халису, чувствуя под тонким халатом жаркое гибкое тело. Губы его нашли губы женщины, руки распахнули халат, обхватили восхитительно стройную талию. Имат застонал, не в силах сдерживать свои чувства. Отбросив халат, рука его скользнула к шальварам…
В этот момент снаружи послышались шаги.
— Каган-бек! — стремительно накинув халат, приглушенно воскликнула Халиса. — Тебе придется уйти, Имат.
— Да, да… — Несчастный приказчик не сознавал в этот момент, что для него лучше — уйти или остаться, рискуя навлечь на себя гнев шада и неминуемую мучительную смерть.
— А то оскопят, — подсказала Халиса. — У каган-бека это быстро. Так что лучше иди. И помни, через неделю шад уезжает в Саркел. Вот тогда-то нам никто не помешает!
— О, моя госпожа…
— Да, постой-ка… — Халиса придержала уже собиравшегося уйти Имата за локоть. — У меня к тебе есть просьба.
— Я исполню для тебя всё! — страстно зашептал приказчик. — Хочешь, даже достану луну с неба?
— С луной мы, пожалуй, пока подождем, — усмехнулась женщина. — Сделай лучше вот что: старый ишак Ибузир бен Кубрат, давний отцовский недруг, задумал сгубить меня, подослав каган-беку свою рабыню. Вызнай, что за рабыня, и… Ты знаешь, что делать дальше.
— Она умрет, — мрачно пообещал Имат. — Как и любой, замысливший против тебя зло.
— Ты — мой герой! — обняв приказчика, восхищенно прошептала Халиса. — Ну, теперь иди. Иди же… И постарайся управиться за неделю! — Она выглянула из покоев, жестом подозвав служанку.
— Я громко топала, хозяйка? — не удержавшись, шепотом поинтересовалась та.
— О да, — засмеялась Халиса. — Даже громче, чем нужно. Теперь иди, выпроводи гостя! — громко сказала она, а тише добавила: — И поскорей приведи другого.
Оказавшись в объятиях даже нелюбимого и вполне презираемого ею Имата, Халиса тем не менее почувствовала прилив влечения, да еще какой сильный. Да, управившись с делами, теперь следовало потешить тело…
— Ну, скорей же, — шептала она. — Скорей!
Едва дождавшись ночи, Лейв Копытная Лужа, прихватив с собою трех воинов и Альва, безжалостно нахлестывая коня, рысью понесся к дому купца Ибузира. Оставив в вересковых зарослях Альва и воинов, он спрятался за одним из платанов и принялся ждать. Сказать, что нетерпеливо, значит, ничего не сказать. Его просто распирало от желания. Еще бы! Южная ночь, тайна, жгучая красавица-незнакомка!.. Будет чем хвастать перед дружинниками в усадьбе. Ух, и позавидуют все. Альв Кошачий Глаз вон и сейчас уже завидует. Повезло, говорит, тебе, Лейв, а мне вот… Ага, кажется, кто-то идет!
Тоненькая, закутанная в черное покрывало фигурка, заметив прячущегося за платаном варяга, молча подошла к нему и взяла за руку. Лейв оглянулся… Альв и воины, прячась, следовали за ними. Дом незнакомки, окруженный длинной стеною, оказался не так уж и далеко, почти рядом, и произвел на варягов не очень благоприятное впечатление: простой, одноэтажный — да, похоже, хозяйка-то не очень богата.
Конечно… это же был задний двор. Если б они зашли с главного входа, зимний дворец каган-бека предстал бы перед ними во всем своем великолепии: с мраморными колоннами, привезенными ромейскими купцами, с резными воротами, обитыми золотом, с широкими ступенями из черного полированного базальта, с четкими рядами хорошо вооруженной стражи. Каган-бек нарочно не ставил стражу на женскую половину дома — ага, как же, пусти козлов в огород, — доверял только главному евнуху Исидару и его людям.
Непрост был евнух, его спокойствие и мягкость разительно контрастировали с внешностью громилы. Он и был когда-то громилой. Исидар Головы Прочь — под этим прозвищем знали его те несчастные торговцы, коим не повезло ехать с товарами в степях у Саркела. На совести разбойника Исидара было столько невинных жертв, что он потерял им счет. И только по велению самого кагана ровно двадцать лет назад Исидар попал в засаду, был схвачен и приговорен к казни. В последний момент каган смилостивился, и смерть заменили оскоплением. Вот этому-то человеку и доверял каган-бек Завулон охрану своего гарема, зная, что Исидар ненавидит и мужчин, и женщин. Увы, Завулон не знал, что в последнее время — с появления в гареме красавицы Халисы — даже верный евнух уже ненадежен. Еще бы… В нем, униженном, оскопленном существе, кто-то разглядел человека! И этот «кто-то» — красавица редкостного ума и высочайшего положения. Ну как было не сделать всё для такой женщины? Вот Исидар и делал. Сам и намекнул как-то за игрой в шахматы, что если госпожа вдруг пожелает развлечься, то… Госпожа пожелала. Правда, не сразу, и — не только развлечься…
Ведомый закутанной в черный плащ незнакомкой, Лейв Копытная Лужа взбежал по кривой лестнице… Альв с воинами остались снаружи, что несколько встревожило Лейва, но, по здравом — а вернее, похотливом — размышлении…