— Жаль! — вне себя от ярости, рявкнул Завулон, покидая покои. И даже не заметил, как вслед за ним выскочил из-за портьеры старший евнух Исидар.

В коридоре каган-бек щелкнул пальцами, призывая стражу, и чуть задержался, выслушав не терпящий отлагательств доклад одного из слуг. Доклад касался положения дел в войске. Более чем скверного положения. Завулон и не думал, что дело зашло так далеко.

Воспользовавшись задержкой, старший евнух проскользнул в дальнюю часть дворца — в покои младших жен и наложниц.

— Кто здесь? — вздрогнула Халиса, услышав шелест портьеры. — Ах, это ты, друг мой. Садись.

— Некогда сидеть, моя госпожа! С минуты на минуту здесь будут воины каган-бека! Старая собака Самида обвинила тебя в измене. И, дело хуже, они уже успели пытать Залиму.

— Жаль, я ее раньше не убила. Ладно, теперь уходи.

— Но, повелительница! Пора бежать.

— Поздно, мой верный Исидар. — Халиса нервно усмехнулась, прислушиваясь к топоту ног снаружи. — Поздно. Уходи же! И помни, мы еще посмотрим — кто кого! Посмотрим… Нет, не в эту дверь. Иди через двор. И, если сможешь, предупреди Имата и ярла.

— Слушаюсь, моя госпожа. — Сложив руки на груди, евнух исчез за скрипнувшей дверью… И был тут же схвачен воинами каган-бека!

Сам же Завулон, словно дикий вепрь, ворвался к неверной супруге. Но та не дала ему сказать и слова:

— В твоем доме предательство, мой господин! — округлив глаза, прошептала Халиса, бросаясь на грудь мужу. — Боюсь, ты не поверишь… Самида…

— Что — Самида? — Каган-бек в ярости занес руку для удара.

— Ударь меня. Но прежде послушай. Или ты не хочешь знать правду?

— Говори! Да не вздумай лгать, иначе… Что, Самида тоже принимает по ночам любовников?

— Хуже, господин мой!

— Хуже?

— Она принимает посланцев кагана!

— Что?!

— Они приходили к ней каждую ночь, о чем-то шептались… я послала проследить Залиму, служанку… но ее что-то долго нет. Боюсь, они хотят убить тебя, шад! Я — чисто случайно — слышала, как Самида говорила, что кагану пора перестать быть лишь жрецом и взять наконец полную власть. А еще…

— О, подожди! — громовым голосом воскликнул Завулон, хватаясь за голову. — О боже, кому же верить? Эй, стража! Где начальник? Живо сюда!

— Звал, о великий?

— В башню всех!

— Кого, повелитель? Госпожу Халису?

— Ее тоже. Но главное, не забудь про старую Самиду.

— Так обеих в башню?

— Ну да, обеих. И отыщите приказчика и варяга.

Каган-бек Завулон обреченно махнул рукой и без сил опустился на ложе.

Приказчика Имата стражники схватили прямо в доме Вергела, связав, потащили с собой, на все вопросы отвечая стандартно: «Всё, что происходит, делается волею каган-бека!»

— Волею каган-бека! — задумчиво повторил Вертел. — Куда же втравил меня мой приказчик? Теперь, пожалуй, лишь одна надежда — на дочь.

С ярлом поступили хитрее — наслышаны были о его воинской доблести. Прислали записку — якобы от Халисы, — да там и взяли, внезапно навалившись толпою.

Обоих бросили в глубокую яму, накрыли сверху тяжелой решеткой — сидите пока, голубчики, а там посмотрим.

Закатное солнце пожаром зажигало небо. От башни почти до самого дворца протянулась длинная тень. На стенах и у ворот перекрикивалась стража, а над ямой, крича, кружили вороны.

После ареста ярла Ирландец с Никифором вынуждены были спешно покинуть постоялый двор Хакима. Знали — скоро придут и за ними и, конечно, не стали дожидаться, бежали и затаились, на время прекратив активные поиски пропавших Снорри и девушки.

Бежать им неожиданно помог Езекия. Парень вовремя просек арест Хельги-ярла и Имата — слухи по городу распространялись быстро, и, когда на следующее утро Ирландец и Никифор пришли в дом купца исполнять обязанности охраны, именно Езекия информировал их обо всём, как впоследствии выяснилось, не столько по доброте душевной — хотя и это присутствовало, — сколько в своих корыстных интересах: необходимо было срочно вывезти сукно, на скорую руку перепрятанное в одном из амбаров бен Кубрата. Старый купец быстро поправлялся, и не за горами были его вопросы относительно того, что там такое, в кипах. А на нет и суда нет. Спросит купец про кипы, можно будет легко отпереться — какие такие кипы? Не видал никто здесь никаких кип, если что и было, так это наше, давнишнее…

В общем, от сукна нужно было поскорее избавиться. Не в убыток себе, естественно. А для успеха такого непростого дела необходимы были три вещи: канал сбыта, повозки и надежные люди. Правда, хотелось бы еще и удачи, ну да насчет нее Езекия рассуждал совершенно правильно: если будут все три вещи в наличии, да плюс его опыт — придет и удача, никуда не денется.

Итак, первое. Канал сбыта. Реализовать такое количество левой ткани весьма не просто в Хазарин, с ее развитым чиновничьим аппаратом. Тем более здесь, в столице, да еще зимой — когда все съезжаются в город после летних кочевий. Впрочем, и Езекия, несмотря на молодость, всё же не в лесу найден. Нельзя реализовать по-крупному — невыгодно для торговцев, потому как можно попасться, — поди потом объясняй чиновникам-тудунам, откуда сукно. Но ведь вполне можно пустить ткань мелким оптом, как раньше и предполагалось, до всех этих страшных событий. Так что же мешает сделать это теперь? Страх? Полноте — какая ж торговля без риска? Скорее, отсутствие времени.

Впрочем, если сидеть сложа руки, никакого времени не хватит. Езекия быстро прикинул, кому можно срочно пихнуть сукно без всякой предварительной договоренности. Пусть даже по самой мелочи, то есть как раз по самой мелочи и придется. Ребе Исаак? Нет, вот этот как раз с мелочью связываться не будет и крупную партию тоже не возьмет — труслив. Значит, Исаак отпадает. Тогда — его банщики… ну да, банщики, кто же еще? Им ткань нужна. На лавки, на портьеры, да и так — клиентам постелить под ноги. И не так уж мало они могли бы взять, особенно если цену сбавить. Вот только согласятся ли провернуть все тайком от хозяина? Ха — не вопрос! Конечно же согласятся. И черный Мехмет, а особенно Войша — тот ради прибыли на что угодно пойдет, все знают — на баню копит. Эти возьмут, точно возьмут. Считай, около трети товара уйдет. По кочевьям можно проехаться, вон сколько кибиток да шатров разбито близ городских стен — не у каждого в Итиле есть дом или шатровое место. И стражники к ним не сунутся, особенно ближе к ночи.

Значит, можно считать, со сбытом всё в порядке.

Теперь второе — повозки. Вопрос не так прост, как может показаться на первый взгляд. Хотя бы пару у кого взять на время. Свои-то трогать нельзя — бен Кубрат живо проведает. Походить по шатрам, поспрашивать? Опасно. Не нужен такой риск. А вот если напрячь тех же печенегов?! Замечательная идея! В конце концов, они же должны быть заинтересованы в скорейшей распродаже товара, деньги-то им Езекия так еще и не вернул полностью — только за половину рассчитался. Вот и пускай подмогнут хотя бы с повозками. Где только разыскать их подрядчика, Сармака? Кажется, его когда-то видали в бане у Исаака… И вроде Имат с ним неплохо знаком… Вернее, не сам Имат, а его знакомый, как его? Истома. Да, именно так — Истома. Если, конечно, его не до конца прибил варяжский ярл. А живет Истома где? Да там, где все пришлые живут, — где-нибудь на постоялом дворе. Найти его — вот пусть и сведет с Сармаком. А к печенегам за повозками можно варягов отправить, дружков схваченного ярла, тем более что они всё равно — ха-ха! — ни на варягов, ни на славян не похожи — чернявые оба, волоокие, ни дать ни взять «белые хазары», как любят именовать себя знатные тарханские роды. Кажется, это надежные люди, по крайней мере, с конкурентами точно не связаны. Правда, их могут искать. Так попробуй найди, в этаком-то людском муравейнике, в который превращался Итиль каждую зиму. Если на одном месте не сидеть — никто и не сыщет, ну, может, случайно только.