Августа Кокборн посмотрела ему вслед и еще долго созерцала закрывшуюся дверь. Она не родилась злодейкой, эта дама, Августа Кокборн. Ей были дороги и брат, и вся семья (кроме лживого мужа, разумеется). Лишь жизненные обстоятельства развили худшие стороны ее характера.

Августа взяла со стола последний выпуск «Графтон Меркюри», интересуясь, пишут ли о брате. Дойдя до восхищавшего Патрика Батлера абзаца, леди слегка вскрикнула. «Чарльз Джон Уитни Юстас… один из богатейших людей Англии… американское наследство… колоссальный пакет акций». Она вновь перечла. Ей, разумеется, было известно, что брат богат, но не настолько же! Однако здесь со всей ясностью утверждалось — «один из богатейших». Но как они разнюхали, эти людишки, в их болоте за сотни миль от человеческой цивилизации? Откуда мерзкой газетенке, заполненной вестями о ценах на свиней и заседаниях местной управы, это стало известно? Все в Комптоне знают? Имеют виды, спаси Господи, на завещание?

Подойдя к окну, Августа Кокборн смотрела на сад покойного брата. Пара малиновок бойко прыгала по лужайке. Моросил мелкий дождь. Дворецкому верить нельзя. Доктору тоже. Блэкстаф, конечно, более умелый враль, нежели этот жалкий Маккена (а может, Маккендрик? или как его там?) — врачам положено лгать постоянно, по профессии, — но вся докторская история выглядела уж как-то слишком сомнительно.

В голове продолжало эхом отзываться — «один из богатейших людей Англии». Можно было бы переехать, вновь поселиться по приличному адресу. «Из богатейших людей Англии»! Должным образом обеспечить четверых детей, заплатить все долги, что накопил злосчастный муж. «Из богатейших людей Англии»! Выдать супругу такую сумму, чтоб никогда уже не появлялся на глаза. Жить наконец в достатке, не нервничая из-за очередных счетов. «Из богатейших людей Англии»!

Перейдя холл, Августа Кокборн вошла в кабинет брата. Выглянув и убедившись, что поблизости никого, заперла дверь. Поочередно выдвигая ящики массивного письменного стола, проверила все содержимое. Просмотрела все верхние отсеки с конвертами и почтовой бумагой. Проверила, нет ли секретных ящичков для важных документов. Искомое не обнаружилось. Она отперла дверь и позвонила.

— Маккендрик, или как вас там, мне надо успеть к поезду. Я должна съездить в Лондон. Вернусь на днях. Подайте экипаж.

— Немедленно, мадам, — возликовал Маккена при вести об отъезде этой ведьмы. Ему и сотоварищам удастся хотя бы на несколько дней сбежать с каторги.

Миссис Августа Кокборн ехала в Лондон, чтобы найти частного детектива для расследования смерти брата. У нее появились сильнейшие подозрения, что брат убит.

Энн Герберт дожидалась Патрика Батлера в кофейне на Казначейской улице, за пару кварталов от собора. Патрик запаздывал. Вечно он так, вздохнула Энн с нежной улыбкой. Сейчас прибежит, улыбаясь во весь рот, — «извини, срочный разговор с одним парнем».

Тоненькую и стройную Энн Герберт помимо темных волос и прямого носика отличали чудесные зеленые глаза. Шел второй год с тех пор, как она молодой вдовой осталась с детьми в угловом домике церковного двора. «Так мила, так прелестна, — говорил декан Джону Юстасу после решения вопроса о проживании Энн Герберт. — Не сомневаюсь, двух лет не пройдет, и снова выйдет замуж». На первом году вдовства новый брак казался Энн немыслимым (как можно было думать о замене любимому супругу?). Кое-кто из младших викариев претендовал, но безуспешно. Однако полгода назад на очередном чаепитии у декана ей встретился Патрик. Он просто подошел к ней, с чашкой в одной руке и большим куском знаменитого деканского шоколадного торта в другой, и сказал: «Меня зовут Патрик Батлер, а вас?» После чего их встречи стали случаться все чаще. Декан опять пророчил, на сей раз в беседе с экономкой, что бракосочетание произойдет в течение года. Он сам планировал вести обряд венчания и даже, по его словам, уже нашел в Священном Писании подходящий, достойно аттестующий профессию Патрика, текст.

Вбежал Патрик, сел рядом, заказал две чашки кофе.

— Прости, опоздал, — улыбнулся он. — Важный разговор с одним человеком из собора. Как детишки?

— Дети прекрасно, — улыбнулась в ответ Энн. — Доволен откликами на статью о мистере Юстасе? В Комптоне все только об этом и говорят.

— Отлично! — сказал Патрик. — У меня, кстати, новости на этом фронте. Но прежде я хочу кое о чем тебя спросить. — Он наклонился ближе, опасаясь чужих ушей. — Ты ведь всю жизнь тут живешь? Наверно, и родилась тут, а?

— Да, здесь, — кивнула Энн, чей отец был начальником местной железнодорожной станции.

Молодой журналист вытащил из кармана свой блокнот.

— Десять месяцев назад, перед самым моим приездом сюда, вдруг бесследно исчез парень из церковного хора. Было такое? — Он заглянул в блокнот. — Как сообщил мой человек в соборе, исчез некий Уильям Гордон, одинокий холостяк.

— Да, верно. Ну и что? Все уж про это позабыли.

— Но он не первый, так вдруг исчезнувший, не так ли? До этого, года полтора назад, пропал еще один. Правда, не разыскать никого, кто бы помнил его имя. Даже соборный мой приятель не может вспомнить.

Энн смотрела на взбудораженного Патрика. Вспомнился посвященный в младший сан певчий Питер Конвей, захаживавший к ним с мужем на ланч. У юноши были большие планы, он говорил супругам Герберт о надеждах со временем возглавить хор в каком-нибудь прославленном соборе. А потом внезапно исчез. Хотя никто особенно не удивился. За певчими почему-то закрепилась репутация субъектов ветреных и безответственных.

— Его звали Питер Конвей, — очень спокойно сказала Энн.

Две зрелого возраста дамы неподалеку от их столика громко обсуждали предстоящую поездку за покупками в Эксетер, голоса их звенели алчным предвкушением.

— И что же, Патрик? — Некоторые черты в натуре ее друга слегка коробили Энн Герберт. Чересчур возбудимые, он и его коллеги слишком увлекались темными сторонами человеческой души.

— Господи Боже! — рассмеялся Патрик, как всегда при попытках Энн охладить его пыл. — Ты хочешь, чтобы все шло вроде поездов твоего батюшки, точнехонько по расписанию, по загодя составленному графику? В газетном мире, понимаешь ли, жизнь требует приправы — остроты, неожиданности! — Он взглянул на разгоряченных дам за соседним столиком. — Думаю, статья так же всполошит уважаемых читателей.

— Какая статья, Патрик? Про богатство мистера Юстаса?

— Извини, — Патрик откинулся, чтобы лучше видеть ясную зелень ее глаз, ту самую чарующую зелень, о которой он часто грезил перед сном. — Извини, я забегаю вперед. Двое пропавших певчих, больше не поющих хвалы за ниспосланный ужин, бесследно сгинувших, возможно, мертвых. А также усопший, досрочно призванный в райские кущи канцлер Юстас. Целых трое. Хочу дать материал под шапкой «Проклятье Комптонского собора». Вот шуму будет!

Энн опешила. Вся ее жизнь прошла в городке подле кафедрального храма, среди духовенства, Патрик же вознамерился беспечно низвергать домашних идолов, с ухваткой бойкого газетчика мутить чистый мир дорогих возвышенных традиций. Кощунственное нападение на святыни.

— Нет, Патрик, такую статью писать нельзя. Никто не заявил, что те двое хористов мертвы. Никому подобное даже на ум не пришло. И у тебя нет никаких оснований подозревать что-либо насчет смерти мистера Юстаса. Это просто нелепо.

Патрик понял необходимость тактического отступления. Любовь, как ни крути, обязывает к некоторым жертвам. Впрочем, легко сдаваться он тоже не собирался.

— Энн, да я не собираюсь сразу хвататься за статью, думал, когда-нибудь потом. Надо, конечно, дождаться окончания похорон. А если это тебя так расстраивает, могу вообще притормозить.

Леди Люси Пауэрскорт обдумывала план кампании уже полгода. Подготовка шла по примеру генеральных штабов: неоднократно проводилась разведка местности, тщательно отрабатывались детали. И, как в любом стратегическом замысле, решающее значение имел выбор момента для атаки. Осечка тут грозила полным поражением. Леди Люси взглянула на супруга, мирно читавшего газеты в любимом кресле у камина. С того дня, как Пауэрскорт сошел по трапу в Портсмуте, прошло две недели. Жизнь постепенно возвращалась в нормальное (вернее, привычное для данной семейной пары) русло. Лорд Фрэнсис много времени проводил с детьми, слушая бесконечные рассказы обо всем, что случилось в его отсутствие, и крошечные эти подробности сейчас казались ему не менее важными, чем тайные силки и капканы, расставленные против буров за тысячи миль от Маркем-сквер. А вчера вечером он возил Люси на концерт, где молодой немецкий пианист приятно удивил их своей интерпретацией бетховенского «Концерта в честь императора». После чего был романтичный ужин при свечах, и Пауэрскорт снова повторил любимой клятву древних латинян — semper fidelis, навеки верен.