МакКроули курил сигару, растянувшись в тени гигантской софоры, опустившей ветви почти до земли и создававшей тень, которой он наслаждался как сибарит.

– У нас нет никакой свежей пищи, – сказал он жалобно, ибо моральные переживания никогда не отражались на его аппетите.

– Не беспокойтесь, дорогой МакКроули, – заметил я. – Вам же обещали зажарить на завтрак одного из красивых голубых ара, таких жирненьких и вкусно пахнущих…

– Пожалуйста, прекратите эти гастрономические описания, – взмолился с комичным отчаянием МакКроули.

– Кстати, Робартс, посмотрите, как Том отечески выхаживает "мистера коня". А вы хотели пустить пулю в круп бедного Али. Вот было бы обидно!

– Погодите, у меня идея!

– Говорите, дружище!

– Мне жаль МакКроули. Если у нас нет подходящего жаркого, то для него этот день будет потерян…

– А… я угадал: вы хотите раздобыть для него длиннохвостого попугая ара.

– Именно.

– Робартс, – воскликнул МакКроули, – ваша дружба для меня – величайшее благо. Благодарю вас, я согласен потерпеть, а пока посплю немного…

– Нет, нет, вы пойдете со мной. Я хочу подстрелить для вас одну из заманчивых птиц, разворковавшихся там, на высоте четырехсот футов.

– Ну так и стреляйте, дружище!

– Однако я хочу продемонстрировать вам свою меткость, и мне будет приятно видеть ваше восхищение.

Лейтенант нехотя поднялся, надел парусиновую каскетку с надзатыльником, чтобы не обжечь шею на солнцепеке, и присоединился к нам.

Робартс захватил свой карабин, стреляя из которого в тире он показывал нам чудеса.

– Не иначе как вы решили удивить нас чем-то из ряда вон выходящим, мой друг!

– Это уж точно, – сказал Сириль, который пошел за нами, волоча ногу. Чтобы сбить птицу, которая сидит так высоко, нужно быть воистину очень ловким и метким стрелком.

– Вы преувеличиваете, когда говорите об этой птице: через шесть секунд она упадет на землю.

– Вполне возможно, ведь вы так лихо стреляете из карабина, лейтенант! Сириль говорил с искренним восхищением.

Тем временем Робартс, выставив вперед левую ногу. медленно поднял карабин. Через две секунды из дула вылетел белый дымок и прозвучал резкий звук выстрела, сопровождавшийся свистом. Все птицы испуганно разлетелись, и только одна, вцепившись лапкой в ветку и отчаянно крича, продержалась мгновение на макушке дерева, а потом оторвалась от своей опоры и стала медленно падать, распластав крылья.

– Браво! – воскликнул я с энтузиазмом.

– Блестяще! – одобрил выстрел Сириль без тени зависти.

– Все-таки я поем мяса ары!..

Бедный МакКроули! Между выстрелом и поджариванием дичи на вертеле пролегла целая пропасть!

Птица не упала на землю. Летя вниз, она опустилась на большой лист приятного светло-зеленого цвета, шириной в два фута, толстый, мясистый, резной до половины длины. Вдруг при соприкосновении эти резные зубчики листа, сворачиваясь на наших глазах, стали сжимать птицу, словно щупальца, и, будто запрятанная в темницу, она исчезла из-под носа у разочарованного гурмана.

Все расхохотались.

– Придется вам все-таки есть сушеное мясо: во второй повозке его запасы еще не тронуты.

– Давайте подождем, может, она еще упадет.

– Если вам угодно, стерегите птицу. Что до нас, то мы пойдем завтракать. Пока!

– Прошу вас, подождите пять минут! Признайте, что мы наблюдали нечто весьма любопытное. А вы, мсье Б., как ученый-натуралист можете расширить свои познания.

– Да, это поистине удивительно. – признал я, польщенный, что меня назвали ученым. – Прямо-таки тайна какая-то…

– …к которой я сейчас подберу ключ, – подхватил МакКроули. – В конце концов, не съест же меня этот лист.

– Лейтенант, лейтенант, – воскликнул испуганно Сириль. – не трогайте его! Ведь только что меня сразил лист, словно удар грома. Боюсь, и вас может постигнуть несчастье.

– Дружище, я такой же упрямый, как вы. Я дотронусь рукой до этого листа, а там посмотрим.

МакКроули храбро положил сжатый кулак на самую середину сети прожилок листа, лучики которого, искрясь на солнце, были раскрыты как веер. Мы видели, что явление, которым сопровождалось поглощение ары, повторилось: зубчики листа обхватили кулак МакКроули и сжали его.

– Хм, любопытно… – произнес лейтенант, не моргнув глазом. – Такое впечатление, что на мне слишком тесная перчатка… Однако никакой боли… Вот жмет сильнее… Черт! Рука онемела!

– Ради бога, – я не на шутку забеспокоился. – Достаточно для эксперимента. прошу вас.

– Да будет вам, дружище. Еще немножко терпения: мы проделываем физиологический опыт. Когда настанет время, я попрошу вас срезать ножом этот проклятый лист, сжимающий мою руку словно клещами. Странно… У меня такое ощущение, будто руку жжет горчичник… Стало по-настоящему больно… Кажется, что миллион раскаленных иголок впился мне в руку… Хватит! Срезайте!..

Я моментально отсек лист. Полминуты спустя он отпал от руки МакКроули. Она необычайно распухла и приобрела мертвенно-бледный цвет, вены вздулись и стали похожи на веревки… Крошечные капельки крови или скорее сукровицы, медленно сочившиеся из руки. позволяли мне определить присутствие жидкости, расстраивающей функционирование организма, подобно соку дрозера ротундифолия, которую изучал знаменитый Дарвин и которая обладает свойствами, делающими это плотоядное растение похожим на животных.

Мы стали внимательно рассматривать это странное дерево. Оно гораздо ниже своих соседей, по высоте не превосходит шести-десяти футов. У него нет ствола в обычном понимании. Ветви дерева, на которых распускаются цветы, похожи на георгины, правда, не уступающие по размеру кочану капусты, образуют концентрические круги, отстающие друг от друга на равном расстоянии. На верхушке они соединяются конусом, увенчанным букетом. Листья резные, как у веерной пальмы, но толстые, как у алоэ, и имеют множество маленьких коротеньких трубочек, густо их покрывающих, словно волоски щетки. В отверстии каждой трубочки сверкает, подобно опалу, крошечная капелька.

– МакКроули, – сказал я после завтрака, – исследовав этот уникальный образец растительного мира. я делаю вывод, что дерево съест нашу птицу.

– Уверен, что так оно и произойдет, – согласился он. – В следующий раз Робартсу нужно будет лучше выбирать свою цель. Впрочем, и эксперимент, который мы проделали, тоже научит нас кое-чему.

Наши предположения подтвердились. На следующее утро лист принял свой первоначальный вид, а на земле мы обнаружили скелет ары, к которому еще прилипало несколько перьев.

– Ну и чудная страна! – пробормотал Сириль. – В ней можно найти пиявок метровой величины, что запросто высосут кровь из лошади, деревья, способные без труда убить человека, и листья, пожирающие птиц величиной с курицу.

Ей-богу, чудная у тебя страна, старина Том!

Внезапно, безо всякого перехода, без малейшего изменения характера местности, которое могло бы навести на эту мысль, мы очутились перед знаменитой каменистой пустыней. Последние деревья, едва достигающие десяти метров, словно монастырской стеной отгораживали колоссальное пространство, где были повсюду разбросаны валуны всевозможных форм и размеров. До самого горизонта тянулась покрытая камнями пустыня, лишенная всякой растительности. Ее почва – мелкий песок, сухой и белый, – отражала солнечные лучи с такой же интенсивностью, что и солончаковая корка бесплодной земли в Тунисе. Впрочем, еще накануне нас предупредили об этом явлении разведчики, которых мы постоянно высылали вперед. И хотя каждый из нас знал о геологическом феномене, представшем нашему взору, мы были не просто удивлены, а буквально потрясены увиденным.

Ничто не говорило о том, что эти камни были вулканического происхождения. Создавалось впечатление, что они просто свалились с неба, или, если рассуждать более рационально, были занесены сюда в ледниковый период перемещением масс снега и льда, наподобие морен Швейцарии. По последним опубликованным сведениям Географического общества Мельбурна, каменистая пустыня имеет не менее пятидесяти километров в ширину и около ста шестидесяти в длину.