Собственно, вот этим самым, то есть, обсуждением кто, кого, куда, с кем и почему госпитальные и занимались большую часть дня. А что ещё делать? Скука смертная. Ну и Арха потихонечку сходила с ума, дожидаясь, когда же у Ю «всё закончится».

Причины же для нервного обгрызания ногтей имелись самые веские. К лазарету было приписано аж пятеро хирургов. Причём - без всяких шуток! - весьма неплохих. И всего одна повитуха - сама ведунья. А как принимать ребёнка, которого организм собственной матери травит, лекарка понятия не имела.

Главное, что и спросить-то совета не у кого.

***

Блаженное ничегонеделанье закончилось быстро. По мнению Архи, чересчур быстро. Она даже толком и пригреться на весеннем солнышке не успела, как из-за угла бывшего сенника вырулило... Ну, нечто вырулило, что уж там. А как по-другому можно назвать демона, посередь бела дня разгуливающего, закутавшись с ног до головы в чёрный плащ? Да ещё и натянувшего капюшон едва не до подбородка. Причём капюшон этот, словно рогульки сохнувшую рыболовную сеть, изнутри растягивали рога. Просто чудеса скрытности! Никто не заметит.

- Добрый день, Ваше высочество, - недовольно поздоровалась вежливая ведунья, со старушечьим вздохом вставая со скамейки.

- Рад! - гавкнул в ответ хаш-эд.

- Чему?

- Тому, что он у тебя доброе.

- А у вас разве не так? Неужели милейшая Лилейша наконец-то одарила вас не только своей благосклонностью, но и чем похуже? А я всегда говорила: сельдерей - лучшее средство от дурных болезней.

- Устарела.

- Лилейша? Не спорю, она уже немолода.

- Шутка устарела.

- Хорошие шутки не хорошенькие женщины. С годами прелести не теряют.

- Так то хорошенькие.

- Женщины?

- Шутки.

- Ну, тут я с вами спорить не возьмусь. Сложно спорить с существом, напрочь лишённым чувства юмора.

- Мистрис Арха! - не выдержал принц, тщательно прячущийся под личиной никем, естественно, неузнанного инкогнито. - Ты как со мной разговариваешь?

- На хашранском, мессир, - искренне удивилась ведунья, - а непонятно разве?

Его Высочество, в точности скопировав давешний лекарский вздох, устало привалился к стене сарая.

- И как тебе Дан терпит, а?

- Да никак не терпит! - огрызнулась Арха. - Сложно «терпеть» кого-то, если видишь его одну ночь в десять дней!

- Зато как романтично! «Они разглядывали друг друга ночь напролёт...» - писклявым и крайне неубедительным голосом передразнил кого-то кронпринц.

- Мимо! По ночам мы находим гораздо более интересные занятия, - злобясь всё больше, ответила ведунья.

И даже уже и не покраснела. Дурно на неё война влияла.

- Сама же сказала, что ты его видишь одну ночь из десяти, - попытался парировать остроумный Адаш.

- Я сказала, что я вижу его в одну ночь из десяти. «Видеть» и «смотреть» - вещи разные. На вас вон тоже все смотрят, но никто не видит.

­- Знаешь, в кого ты превратилась? В склочную бабу, - покачал рогами принц. - А была такой миленькой лекаркой.

- А вы разве не знаете? Женщины обычно и превращаются в склочных стерв, если у них мужчин отбирают!

- В неудовлетворённых склочных стерв, ты имела в виду?

- Одно вытекает из другого.

- Пойду я, пожалуй, - прогудела Ю. - А то лай тут ваш слушать... Хуже собак. Гав-гав, гав-гав! Голова разболится...

- Меня тут, вообще, кто-нибудь уважает? - расстроено протянул Адаш, глядя вслед грахе.

- Нет, - отрезала вредная Арха и кивнула в сторону осторожно, придерживаясь стеночки, бредущей Ю. - Она тоже своего мужа видит крайне редко. Так что уважения тут вы точно не найдёте, Ваше высочество.

- Да мать вашу! - вызверился принц. - Это война, а не увеселительная прогулка!

- Серьёзно?

Ведунья подняла палец, призывая хаш-эда прислушаться. И, словно по заказу, тёплый ветерок, пахнущий сырой землёй, донёс до них нежное пиликанье скрипок. В главной ставке накрывали столы, готовясь к обеду штабных.

Кронпринц досадливо сплюнул, едва не попав на полу собственного «тайного» плаща.

- Ладно, я тоже пойду...

- Ты мне больше не подружка, ты мне больше не дружок! Отдавай мои игрушки и не писай в мой горшок, - пробормотала Арха.

- Чего?

- Оставайтесь, говорю, - повысила ведунья голос. - Действительно, обедать пора.

- Ну, если ты так просишь... - усмешку хаш-эда можно было даже из-под плаща разглядеть.

- Умоляю просто! - заверила его лекарка, развернулась и пошагала к своему дому.

Благо шагать недалеко. Сразу за бывшим сеновалом, на вытоптанном до гладкости площади Империи пятачке, стояли лазаретные палатки. Но четыре из них в данный момент пустовали, как крыльями хлопая незакреплёнными краями тентов. И только в одной маялись страдальцы. Двое с дизентерией, один со сломанным в драке запястьем, да ещё бес, скатившийся во сне в костёр. И уверяющий, будто сделал он это «с устатку», а вовсе не по причине спёртой у магов браги.

А вот сразу за палатками и стояла изба, принадлежащая ведунье. Точнее, староста выделил дом для неё, Ю, Ируш и ещё трёх санитарок. Но Ю почти сразу перебралась на склад, поближе к медикаментам. Наглая девчонка предпочитала неотлучно находиться возле грахи. Одна из санитарок нашла свою большую любовь в солдатском лагере. А двух других лекарка в глаза не видела и подозревала, что они существуют исключительно в штабной отчётности. Поэтому изба и перешла в безраздельное пользование Архи.

Вообще-то, такие апартаменты ей и не нужны были. Но, всё же, мысль о том, что она владеет «собственным домом» душу грела.

Девушка приоткрыла калитку и тут же предусмотрительно придержала её плечом. Со стороны двора в хлипкий штакетник ботнули с такой силой, что жёрдочки жалобно затрещали, а Арху едва не унесло вместе с воротиной. Во дворе обиженно и разочаровано заскулили.

- Если ты на меня прыгнешь, я тебе хвост выдеру, - скулёж сменился настороженным тяжёлым дыханием. - И есть не дам! - мстительно добавила лекарка.

Во дворе затихло. Видимо, угроза подействовала.

Прислушавшись и злобно зыркнув на тихо посмеивающегося хаш-эда, Арха осторожно открыла калитку. Чёрная туша выскочила на улицу с проворством шаровой молнии. И примерно с такой же грацией. Правда, надо отдать ей должное, прыгать она не стала. Просто нежно положила пудовые лапы на плечи девушки, заставив её присесть, и, вывалив фиолетовый язык, умильно и жарко задышала в лицо вонью нечищеных зубов.

- Ир, фу! - недовольно скривилась Арха, пытаясь скинуть с себя собачьи лапы.

Но пёс, во-первых, не считал, что уже достаточно наобнимался с любимой хозяйкой. А, во-вторых, щенок пребывал в твёрдой уверенности: он кто угодно, но только не «фу».

- А Ирраш[4] до сих пор не в курсе, как ты собачку назвала? - ехидно поинтересовался Адаш.

- Не-а, - спихивая с себя неспихуюмую тушу, пропыхтела Арха. - Дан его Лордом зовёт, Адин - Псом, Шай - Сволочью.

- А он сам на что отзывается?

Принц потрепал монстра по могучей холке, за что немедленно был облизан. А, заодно, поплатился скинутым и повисшим на кончиках рогов капюшоном.

- А сам он отзывается на: «Есть иди!».

Щенок немедленно уселся мохнатой задницей в пыль, насторожил один треугольный огрызок уха, второй поставив горизонтально земле, и преданно уставился на ведунью.

- Ну, я же говорила, - развела руками лекарка.

Вообще-то, предполагалось, что Ир будет грозным охранником и бескорыстным защитником Архи. Именно с этой целью Дан и преподнёс подарочек. Собственно, панкийские волкодавы были знамениты на всю империю не только своими совсем не собачьими размерами, но и свирепость. А также безусловной преданностью одному лишь хозяину.

За полгода щенок успел вымахать до размеров взрослого пса, то есть, крупного телёнка. И отличится искренним обожанием всего сущего за одним-единственным исключением. А если предложение дружбы подкреплялось чем-то вкусненьким, то обожание немедленно превращалось в обоготворение.

Дан уверял, что характер питомца есть зеркало сущности его хозяина.