У учителя камень свалился с сердца, он тотчас порозовел, глаза весело заблестели.

– Откровенно говоря, это не все. Я бы хотел попросить вас еще об одном одолжении, но, разумеется, если вы мне дадите честное слово молчать.

Едва господин Сима произнес последнюю фразу, как из книжного шкафа донесся писк. Учитель смутился, а господин Сима осторожно открыл шкаф, где на книгах беззаботно нежился Неделько.

– Фу! – произнес учитель, заметив, что Неделько не отнесся с должным почтением к книгам, на которые его положили.

Господин Сима выругался, обнаружив, что книги испорчены, но когда оказалось, что испорчен лишь первый том собрания сочинений Стевана Й. Ефтича, с портретом автора, утешился. Он достал Неделько из шкафа и открыл учителю музыки свою тайну.

– Это, сударь, мой ребенок!

– Ваш?

– Да… понимаете, юношеские похождения.

– Юношеские? Но ведь этому младенцу нет и двух месяцев?

– Да, два месяца и девять до рождения, всего одиннадцать месяцев… Одиннадцать месяцев назад я, видите ли, был моложе… то есть, не женат. Другими словами: это мой ребенок. Вы, наверно, и сами видите, что он похож на меня.

Учитель пригляделся и нашел, что ребенок необычайно похож на господина Недельковича.

– Когда я решил жениться, мне пришлось оставить ту, которая родила этого ребенка.

– Разумеется, – сказал учитель, который теперь отдыхал душою.

– Но она хочет мне отомстить, разрушить мою семейную жизнь. И вот что она сделала. Давеча, когда я ушел с урока, я увидел перед дверьми ребенка и письмо, адресованное моей жене. Несчастная знала, что в это время я не бываю дома, и подстроила так, чтобы ребенка нашла моя жена. Однако, к счастью, сегодня была как раз моя очередь дежурить, и я остался дома…

– К счастью! – согласился учитель.

– Послушайте, что она пишет моей жене: «Уважаемая сударыня, ваш муж погубил мою жизнь и зашел так далеко, что даже имеет от меня ребенка…»

– Для этого не обязательно заходить слишком далеко! – уже весело заметил учитель.

– Пожалуйста, послушайте только: «Я писала ему и умоляла прислать мне денег на содержание ребенка, но он и слышать не хочет. Это последний негодяй».

– Невероятно! – сказал удивленный учитель.

– Да, сударь, так она и написала. Смотрите сами, но, впрочем, слушайте дальше: «Это последний негодяй, а не отец, раз он не хочет позаботиться о своем ребенке. Я бедная девушка…»

– Какая же она девушка, раз у нее ребенок? – вставил учитель, теперь уже немного злорадно.

– Нет, тут она права, замужем она не была, – возразил господин начальник и продолжал читать: – «Я бедная девушка, и мне не на что содержать его детей; потому я и посылаю его вам, сударыня, воспитывайте его, так как у вас все равно не будет детей…»

– Это оскорбление! – уже совсем злорадно сказал учитель.

– Я прощаю ей это оскорбление, – тихо молвил господин начальник, – она писала в раздражении. Но к вам у меня есть просьба, – продолжал господин Сима уже другим тоном. – Я доверил вам самую свою большую тайну и надеюсь на вашу скромность.

– Пожалуйста, если у вас в шкафу есть еще дети, можете спокойно сообщить мне об этом, – тотчас ответил учитель музыки, думая о свояченице, которой он отныне мог спокойно объясняться в любви в часы дежурства господина Симы.

– Но этим я не исчерпал своего доверия к вам. Вы должны оказать мне еще одну услугу.

– Охотно, очень охотно! – горячо отозвался учитель музыки.

– Записку, которую вы написали, мы сунем в пеленки, а это письмо порвем!

– Прекрасно!

– Затем вы возьмете ребенка и вынесете его отсюда.

– Я?

– Пожалуйста, выслушайте меня до конца. Вынесете и положите, например, перед дверями моего дома.

– Не дальше?

– Боже сохрани, перед дверями, с улицы. Можете это сделать?

– А как я пронесу ребенка? Как спрячу? Пиджачок на мне тесный…

– Возьмите мой старый сюртук, вам он будет широковат, но тем лучше, спрячете под ним ребенка, когда будете проходить через двор. Это чтобы слуги не увидели. А как только выйдете на улицу, тут же положите. Видите ли, я не хочу бросать ребенка, я позабочусь о нем, но было бы удобнее, если бы его нашли таким образом. И лучше было бы, чтобы его нашел не я, а кто-нибудь другой. Лучше кто-нибудь другой!

Так все и устроили. Учитель музыки, ставший доверенным лицом господина начальника, надел его сюртук, под которым уместился бы не один ребенок, взял Неделько осторожно, чтобы не испачкаться, и спустился вниз, а господин начальник облегченно вздохнул.

В этой главе по замыслу автора, а также по договоренности с господином Недельковичем, изложенной в предыдущей главе, учителю музыки надо было только оставить Неделько перед дверью и идти своей дорогой. И если бы он это сделал, то место двадцать седьмой главы заняла бы двадцать восьмая, а этой главы вовсе не существовало бы, тем более что ее вообще не было в плане романа.

Но писатель предполагает, а случай располагает. И если бы это был обыкновенный случай, автор мог бы его как-нибудь избежать, чтобы хоть на немного сократить мучения и беды общинного дитяти, так как бедняга уже и так побывал во многих руках.

А случай был вот какой. Собравшись с духом, учитель музыки вышел из калитки и, в согласии с планом, который он сам придумал, проходя по двору, должен был посмотреть сперва направо – нет ли кого на улице; потом с той же целью – налево. И если бы все шло по плану, он просто положил бы Неделько, а сам дунул бы направо или налево, поскольку это не меняло положения вещей. Однако получилось все не так, потому что, посмотрев налево, он увидел в десяти шагах от себя госпожу Софию Янкович, тетушку Анны Субботич, с которой (с племянницей то есть) он занимался три месяца и за это время два с половиной раза объяснился ей в любви, а она при этом краснела, путала гамму и вообще смущалась так, что боялась поднять глаза. Смущение ее он не мог принять за определенный ответ и поэтому собрался повторить свое объяснение в третий раз. Как только они остались одни, он пробежал пальцами по клавишам и сказал:

– Сударыня, мои чувства уже известны вам и…

В тот самый миг, когда он был как раз на середине своего объяснения, в комнату вошла тетушка Анны, госпожа София Янкович, которая после смерти мужа считалась вдовой, что не мешало ей искать утех. Среди прочих утех была и музыка, которую она охотно слушала, что привило ей особый вкус к музыкантам. Вот этот самый вкус чувствовала она и к нашему учителю музыки, из-за чего в душе ее родилась ревность к племяннице. Если учесть, что племянницы всегда ценятся больше теток, что девушка всегда привлекательнее вдовы и, наконец, что молодые всегда предпочтительнее старых, то госпожу Софию нельзя упрекнуть в том, что ее ревность не имела оснований, как нельзя упрекнуть и за обыкновение стоять во время урока под дверью и подслушивать. Из-за этого своего обыкновения она и услышала вышеизложенное объяснение в любви и прервала его на середине. Тетушка, естественно, сразу же помчалась к своей сестре, матери племянницы, и заявила, что терпеть такое нельзя.

Этого и в самом деле не потерпели. Учителю музыки отказали, что развило у госпожи Софии еще больший вкус к музыке.

Госпожа София воскликнула первая:

– Вы, вы? Какая неожиданность!

И она грациозно протянула руку.

Учитель музыки, с чужим сюртуком на плечах и Неделько под сюртуком, нисколько, разумеется, не был обрадован этой встречей и не мог грациозно ответить тем же. В ту минуту он почувствовал, как что-то сильно забилось с левой стороны, но не понял, его ли это сердце или Неделькино. В полной растерянности, учитель был не в состоянии произнести ни слова, а не то чтобы поздороваться с госпожой Софией, и размышлял лишь, под каким предлогом бежать от нее. Но, прежде чем он успел придумать предлог, госпожа София сказала: