Он, несомненно, был прав, но… как же много этих «но».

– Император Вильгельм настаивает на моем переезде в столицу, – продолжил дракон.

И я ощутила, как срывается куда-то в пропасть мое сердце. Окончательно срывается в пропасть. Я не смогла бы назвать причин этого, но отчего-то слова о переезде лорда Арнела в столицу… Странно, стоило лишь представить, что в Вестернадане более не будет его градоправителя, и показалось – вой метели за окном становится все громче, пронзительнее, оставляя в душе чувство гнетущей пустоты…

– Мы обсудили с ОрКолином некоторые аспекты пребывания во дворце, в частности замену всего серебра золотом, – продолжил лорд Арнел.

Золотом, которое вредит Ржавым драконам…

– А ранее было серебро? – тихо спросила я.

– Ранее да, герцог Карио практически во всем отдавал предпочтение серебру, – произнес дракон. – Столовое серебро, серебряное напыление на мебели, серебряные ворота, ручки дверей. Так что ваши подозрения обоснованы, мисс Ваерти.

Сказал он.

«Я уеду, Анабель», – слышалось мне.

Внезапно поняла, что те ночи, которые мы провели в доме профессора Стентона, были последними, когда этот несносный дракон был так близок мне. Близок ко мне. Несмотря на все реалии происходящего. И стало вдруг невыносимо грустно от этой мысли.

Ровно до того, как я вспомнила его самоуверенное: «И да – выбрать она может мою постель»! На этом и звуки метели перестали иметь значение, как и отъезд некоторых напрочь лишенных благородства и воспитания драконов!

Посмотрев на лорда Арнела, холодно осведомилась:

– Это все?

И к моему искреннему изумлению, он ответил:

– Нет.

Его взгляд на лорда Давернетти, тоже внезапно посуровевшего и словно ставшего старше, взмах руки, усиливший экранирование двери и в целом всего кабинета, и очень тихое:

– Наши предки оставили мало информации нам, мисс Ваерти. Но среди оставленного одним из главных заветов было: «Не сотрудничать с императором».

Почему-то я мгновенно перевел глаза на старшего следователя, тот ответил напряженным взглядом, в котором не осталось ни ехидства, ни свойственного полицейскому извечного издевательства. Только напряжение в отношении ситуации, которая действительно вызывала напряжение.

И можно было бы отмахнуться от «завета предков», но, боюсь, жизнь уже доказала, что основание поселения драконов на Железной Горе имело причины, Ржавые драконы вовсе не легенда, а нечто существующее и угрожающее, и… я даже не знала, что на все это сказать.

Разве что очень хотелось спросить:

– Почему только указания? В смысле заветы? Почему только они? Неужели нет писем, хронологии, исторических свидетельств… или хотя бы банальных мемуаров?

Давернетти с Арнелом переглянулись, и заговорил Арнел, как главный по положению, видимо:

– Мы не знаем, мисс Ваерти. Все свидетельства обрываются в момент основания Вестернадана, и история фактически начинается с чистого листа – семьи отцов-основателей города, первые поселенцы и неожиданно жесткие правила, существенно более жесткие, нежели законодательство всей империи.

– А также запрет на выезд и въезд, – добавил лорд Давернетти.

Вот как раз об этом я превосходно помнила и так.

Но все же… все же…

– Вы обмолвились, что профессор Стентон работал над так называемой «памятью крови», – продолжил лорд Арнел.

– Это не является тайной, – я спокойно встретила его взгляд, он мой выдерживал с трудом, – за день до его смерти был издан научный труд «Кровная память».

– Да, мы знаем. – Лорд Давернетти приподнял внушительный том в темно-коричневом кожаном переплете. – Кстати – здесь нет даже упоминания вашего имени.

– Я знаю, – подтвердила факт собственной осведомленности.

Давернетти небрежно бросил труд всей моей жизни на стол… да что там всей жизни – труд, эту самую жизнь мне заменивший. Не могу без боли смотреть на данную монографию. Я могла быть уже замужем, иметь детей, двух или даже трех, и быть… счастливой? Просыпаться в объятиях супруга… подниматься и обнимать бегущих ко мне детей, могла бы…

– Мисс Ваерти, – произнес вдруг лорд Арнел, – а вы не могли бы… приглядеться к императору?

Взглянув на него, вопросительно изогнула бровь.

Арнел выдержал взгляд с упорством дракона, который в принципе не привык сдаваться, и мне пришлось уточнить:

– Что вы имеете в виду?

Глава Вестернадана пояснил:

– Вы отправитесь со мной в поместье, скроетесь от досужих взглядов под заклинанием и проведете некоторое время со мной и императором.

Какое очаровательное предложение!

– Как, – подавшись к дракону, воскликнула я, – вы себе это представляете?!

Арнел холодно ответил:

– Молча.

Выпрямив спину, холодно взглянула на него и поинтересовалась:

– Лорд Арнел, а вы имеете хотя бы какое-то представление о человеческих возможностях? О возможностях человеческих магов? О внутренних ресурсах организма в целом?

– Что вы пытаетесь мне сказать? – вопросил дракон.

– Что у нее не хватит сил на применение нужного заклинания, – любезно ответил за меня лорд Давернетти.

Дракон на миг словно окаменел, его красивые губы сжались, несколько секунд он молчал, ничем и никак не выражая собственных эмоций, затем произнес:

– По какой причине вы не смогли прочесть кровь Стентона?

Интересный вопрос.

– Вероятно, по причине того, что это невозможно, – язвительно предположила я.

Холодный взгляд на меня – и почти уничижительное:

– Или по причине ограниченного ресурса вашего человеческого организма?

Кровь прилила к щекам, а затем отхлынула, оставляя после себя лишь охвативший меня гнев. Я удержала ярость с огромным трудом и ледяным тоном ответила:

– Да, лорд Арнел, именно по этой причине, вы совершенно правы. И раз уж мы установили сей факт, возможно, вы позволите мне уже отправиться к себе и в полной мере насладиться своей ничтожностью?

На миг в кабинете полицейского воцарилось молчание, затем Давернетти взмахнул ладонью, наглухо закрывая дверь, шумно вздохнул и произнес:

– Так, для начала, полагаю, нам всем стоит успокоиться. Далее, дорогая Анабель, прежде чем терзаться своей ничтожностью, вспомните о том, что на вас жаждет жениться далеко не самый последний дракон этого города, соответственно, вы как минимум если и ничтожество, то крайне желанное – утешьтесь этим.

– Достойный повод для утешения! – съязвила я.

Полицейский сверкнул широкой улыбкой, а затем вновь стал серьезен:

– Анабель, я бы с удовольствием сказал – «Адриан мерзавец, никогда не мечтайте о его постели», и в целом с радостью выставил соперника вон, но… – темные глаза дракона сверкнули зеленью, – один запрет мы уже нарушили, Анабель, и результатом стала смерть более четырехсот девушек. И Адрианом сейчас движет вовсе не желание уязвить вас, а страх. Страх совершить ошибку. И страх причинить вред.

Он тяжело вздохнул, посмотрел на свои сцепленные над столом пальцы и хрипло добавил:

– Эти руки по локоть в крови, Анабель, крови тех, кого спасти мы не сумели, несмотря на все принятые меры.

Пауза и сказанное с болью:

– Тяжело видеть тела тех, в ком жизнь еще недавно сверкала юностью, еще тяжелее смотреть в глаза их родителей, мужей, детей…

Я потрясенно взирала на него, Давернетти взглянул на меня, горько улыбнулся и произнес:

– То, что вы сделали для меня, для Адриана и в целом для этого города, неоценимо, но, боюсь, признать это мы не сможем никогда… так же как и Стентон, ведь вашего имени нет на «его» научном труде. Но, – широкая улыбка вновь озарила лицо главы полицейского управления, – когда вы станете моей женой, я буду благодарить вас каждый день, много раз в день, практически ежечасно!

– Прекрати! – глухо приказал Арнел.

– Вы разоритесь на цветах, – резонно заметила я.

И открывший было рот Давернетти умолк, с трудом сдерживая улыбку.

– Заведу оранжерею, – произнес он, спустя несколько секунд.

– Не люблю цветы! – солгала я.

– Но вы приняли букет из лилий, – подмигнул он.

– Не принимала, – возразила я, а затем была вынуждена признать: – Я нервно съела пирожное, наблюдая за арестом курьера, пытавшегося наградить меня очередным букетом зимних фиалок!

Арнел мгновенно посмотрел на родственника.

Давернетти молча развел руками и нехотя сообщил:

– Никаких сведений. Утром курьера выпустили из больницы, проведя предварительно чистку памяти. На приказе, переданном директору, моя подпись. Довольно изящно подделанная. Даже я отличил не с первого взгляда… Как и каким образом зимние фиалки были завезены в город, неизвестно также – после первого инцидента я лично уничтожил не только все имеющиеся, но также оранжерею, в которой выращивали эти цветы. Я землю выжег. Все тайные ходы заговорщиков либо уничтожены, либо контролируются. Единственным неисследованным в Вестернадане был кортеж императора – но в день инцидента я обыскал и его. Никаких следов. Букет курьеру передала леди, лица коей он не видел, после чего юноша направился в гостиницу. И на этом все.

Глава города помолчал, затем спросил:

– Процедура восстановления памяти?

– Ничего не дала, – ответил Давернетти. – Арестованного содержат в отдельной тюремной камере, я ждал, пока ты освободишься, все же… твой ресурс, выражаясь словами нашей драгоценной Анабель, выше моего.

Я посмотрела на лорда старшего следователя со всем негодованием, на которое была способна, – двое суток я страдала от зверского любопытства, а он!

– Я ждал возможности рассказать вам обо всем лично, – издевательски уведомил Давернетти, – но вы, к моему искреннему сожалению, недомогали. К слову, как ваши недомогания?

– Недомогают! – мрачно ответила я.

– Как жаль, – Давернетти вновь чарующе мне улыбнулся, – иначе я мог бы провести вас в имение Арнелов, прикрыв собственной магией.

Я посмотрела на него несколько шокированно, и полицейский пояснил: