– И что он тебе предложил? - спросила Вика, когда Стасик замолк, собираясь с мыслями. - Это он дал тебе пистолет?

– Да, - ответил Стасик. - Он предложил...

– Он предложил тебе сделать вид, будто ты член тайной молодежной организации, борющейся с коррупцией и бандитизмом? И что ты стреляешься в знак протеста против разгула криминала? Этакий современный тимуровец-комсомольчик, впавший в отчаяние и решивший своей смертью позвать на борьбу, да?

– Да. Он мне объяснил, что правду о том, из-за чего я покончил со мной, будем знать только мы двое, а зато я своей смертью подниму народ на борьбу. То есть, сделаю действительно хорошее дело. Но что в этих обстоятельствах резать себе вены - несерьезно. Настоящие борцы стреляются. Тем более, пистолет станет доказательством, что я не просто так, что я действительно принадлежу к серьезной организации юных мстителей, у которых есть оружие.

– Удивляюсь, как ты мог уши развесить на всю эту чушь, - сказала Вика.

– Сейчас-то, может быть, и не развесил бы. Но тогда... тогда он попал в самую точку. Поддел именно то, что я чувствовал. И, как мне казалось, предложил самый лучший выход.

– Как он не побоялся дать тебе пистолет? Ведь ты мог пойти с этим пистолетом в милицию... - заметила Вика.

– Он сказал мне, что подстрахуется: даст мне пистолет, который засвечен по делу об убийстве, и, если я попадусь с ним или попробую его сдать, я уже вовеки не отмоюсь, - объяснил Стасик. - И вообще, он давал понять - не прямо, а намеками, но, все равно, довольно прозрачно - что он сам из милиции или из спецслужб, и я своим самоубийством окажу им услугу в борьбе с бандитами, раз уж я жить не хочу.

– Все равно не понимаю, как ты на все это купился, - сказала Вика. Ведь это ж такая наглая дуриловка, на которую и дошкольник не клюнул бы!

– Говорю тебе, когда тебе говорят то, что ты хочешь услышать - на все клюнешь! - ответил Стасик. - И я... Мне нравилось тайком вертеть пистолет, думать о том, как я нажму курок... Какой шухер будет вокруг моей смерти! И никто, кроме меня - ну, и этого мужика, которому я доверился - не будет знать, что я застрелился из-за Катьки! Все будут думать, что я... ну, действительно был связан с какими-то очень крутыми ребятами...

– В общем, обманывают того, кто хочет быть обманутым, - подытожила Вика. - Но сейчас-то ты понимаешь, что мужик искал дурака навроде тебя? Рассчитывал найти молодого оторвыша, а нашел ещё лучше - дурака, мечтающего умереть. А если б ты передумал умирать, он бы тебе помог. Ведь в квартире бы ты в любом случае оказался в нужное время! И он бы не только листовку этого хренового Союза За Действие или как там... - она пошарила в кармане дубленки, вынула листовку и поглядела на нее; только тут она спохватилась, что ей становится жарко, и совсем сняла дубленку, - он бы и дистанционное управление этой бомбой возле тебя оставил бы. Да ещё и бинокль! И тогда получилось бы так: молодой "борец" нажал кнопку - и выстрелил в себя, в ужасе от того, что натворил! Все - для следствия есть и мотив, и преступник, да к тому же так здорово покончивший с собой, больше никуда копать не надо! На этом дело закрывается, и все, кто на самом деле устроил взрыв, могут спать спокойно. Все - "следствие закончено, забудьте!" Теперь-то ты это понимаешь?

– Теперь понимаю, - хмуро сказал Стасик.

– Но ты, видно, совсем был плохой, если меня с собой поволок. Зачем ты это сделал? Ты ведь знал, что будет?

Стасик угрюмо рассматривал свои руки.

– Я думал... - пробормотал он. Потом, собравшись с духом, продолжил. Я... Только сейчас я тебе скажу такое... Не обижайся, ладно?

– Кончай париться! - сказала она. - Нас в любой момент могут шлепнуть, и кому тогда какое будет дело, что я знала и что не знала? А выяснить все между нами нужно до конца - хотя бы из-за того, что... ну, что мы так влипли.

– Хорошо, - Стасик глубоко вздохнул. - И вот, у меня появился пистолет, и я совсем иначе себя стал чувствовать. А потом позвонила ты, и спросила, собираюсь ли я быть на похоронах. И я... Не знаю, почему я рассказал тебе об этой квартире. Но мне хотелось - хотелось, понимаешь! чтобы ты хоть какое-то время была рядом со мной. Я решил, что выгоню тебя, когда будет подходить срок. Но... но мне было в кайф представлять, что в той квартире я хоть какое-то время...

– Будешь не одинок? - спросила Вика, кладя ладонь на его руку.

– Нет. Буду рядом с тобой. Рядом - вот в чем все дело! Если бы это была не ты, а кто другой, я бы не назначил встречу! И... - он поперхнулся, потом мужественно продолжил. - Видишь ли, меня так тянуло к тебе, что я не знал, от чего у меня больше в глазах темно: из-за смерти Катьки или из-за этой тяги! И ведь это было неправильно, так? То есть, теперь я знаю, что правильно, но тогда я думал иначе. И я... я решил развязаться со всем. По мужски и жестко. Чтобы... Чтобы не стыдно было умирать.

– Ты хотел выгнать меня? Ты думал, я уйду без тебя? Я бы ведь учуяла, что ты задумал.

– Ты бы ушла, - Стасик медленно покачал головой. - Когда мы с тобой договорились, что пойдем вместе, мне стало совсем тошно. Тошно оттого, что у меня голова кружилась, когда я представлял, что мы будем бок о бок смотреть в бинокль и я буду дышать твоими волосами. И я... я себя ненавидел! И я придумал, что я сделаю, - его голос стал совсем тихим, и, поскольку Вика сидела неподвижно, он наклонился к самому её уху. - Я решил, что изнасилую тебя и вышвырну. А потом застрелюсь - за все рассчитавшись. В том числе и за то, что с тобой учинил. За то, что поломаю тебе всю жизнь.

– Ты? Меня? Ты всерьез думал, что у тебя получится? - Вика почти развеселилась, несмотря на ужас их положения и серьезность чуть не с кровью вылившегося признания.

– Да... - пробормотал Стасик. - Не смейся. Чего смешного? То есть... Даже когда мы оба хотели, и ты не сопротивлялась... все кончилось разговором о прыщах. Что уж говорить, если бы ты начала отбиваться? И потом... Я не хотел умирать, не узнав, что такое женщина. И этой женщиной могла быть только ты!

– Вот как? Только я? - Вика схватила его за плечи и встряхнула. Тогда иди сюда!

Стасик сперва не понял, настолько он был погружен в свои переживания и горькие раздумья о своей несостоятельности и о том, что после таких признаний Вика должна его немедленно оттолкнуть. А потом он даже не вскрикнул, а захрипел. Обняв Вику, он вместе с ней повалился на диван, он мял её тело, а она изворачивалась в его объятиях, расстегивая пуговки и "молнии" на своей одежде. Их судорожная возня скорей напоминала борьбу, чем любовные объятия. Когда Стасик скинул джинсы, Вика запрокинула голову, заставляя себя не смотреть, и закусила губу. И все же не удержалась от того, чтобы поправить Стасика:

– Вот так... Входи чуть снизу... А то больно, будто... И... - это "и" перешло в короткий стон, и почти сразу же все было кончено. Стасик отвалился от Вики, тяжело дыша и чуть ли не с недоумением глядя на девушку. А она, присев, смотрела на него с не меньшим недоумением.

– Вот и все... - пробормотал Стасик.

Вика кивнула и провела рукой по дивану.

– Кровь... - сказала она. - Меньше, чем бывает... если верить рассказам, - ока коснулась своего рта, сразу отняла руку. - И здесь кровь.

Она до крови прокусила себе губу, ожидая того страшного и неведомого, что должно произойти.

– Я... - Стасик говорил с трудом, будто после отчаянного забега на длинную дистанцию. - Я должен был... В этой китайской книге по искусству любви... ну, где они все называют "нефритовые ворота" и "нефритовый столб"... там написано, что очень часто, лишая девственности, надо подкладывать подушку... тогда входишь мягче и под нужным углом... но я... я так... меня так захватило...

– О чем ты говоришь? - пустым голосом произнесла Вика.

– О том, что я должен был позаботиться о тебе... Чтобы тебе было хорошо.

– Мне и так было хорошо. Так хорошо, как никогда в жизни.

– Правда?