— Я не лгала Мэри… Она моя подруга и… И я сказала ей правду. — Ребекка говорила заикаясь. Как раз когда она думала, что начинает новую жизнь, все возвратилось к истокам. Бенедикт… Неужели она никогда от него не освободится?..

— Да, ты изложила свою версию. Ведь Гордона нет, чтобы опровергнуть ее.

Она стерпела боль, вызванную упоминанием о Гордоне, и спокойно, стараясь обуздать себя, произнесла:

— Гордон поддержал бы меня. Он был необыкновенно добрым человеком. Это тебе, конечно, неизвестно.

— О Господи! Женщина, ты неповторима!

Когда я гляжу в эти огромные, невинные, фиалковые глаза, даже я могу на мгновение поглупеть. Но теперь-то я знаю, какой разрушительной силой ты обладаешь. Бедняжка Мэри также попалась на твою удочку, как и Гордон. Я знаю ее со школьной скамьи, целую вечность. А тут, за какие-то четыре года, что ты увивалась вокруг нее, ты сумела влезть к ней в доверие и теперь внушила ей, что я изверг и людоед. И вот, погибла наша дружба. — Он раздраженно оттолкнул ее, и Ребекка чуть не упала. — Ты внушаешь мне отвращение! — процедил он с презрением.

Ребекка оцепенело смотрела на него во все глаза. Он стоял неподвижно, выражая всем своим видом надменное высокомерие.

— Что ж, прошлого не воротишь, Ребекка! — Он так проскандировал ее имя, как будто оно тоже было для его слуха оскорбительным.

Тут уж чаша ее терпения переполнилась, и Ребекка с достоинством вскинула голову:

— Ты очень красиво говоришь, Бенедикт. Отец как-то поведал мне, что каждый человек отвечает за свои поступки. Но только не ты, потому что ты трус и обманщик.

— Я еще ни разу не ударил женщину; тебе выпадет честь стать первой, — прорычал он, наступая на нее.

— Это меня нисколько не удивит. Теперь меня уже ничего в тебе не удивит. Я наконец разгадала вашу карту, мистер Максвелл. Вам нужен козел отпущения, чтобы сбыть свою вину! Мэри, ваш друг… кстати, она ведь знала вас лишь по колледжу… так вот, она рассказала мне, что вы никогда не были возле вашей матери. Гордон — бедняга, как вы любите его называть, — был во сто крат лучшим сыном, чем вы. Где вы были, когда ваша семья нуждалась в вас? Изучали Бразилию.

Ребекка видела, как он побледнел, губы его сжались и побелели от сдерживаемой ярости, но она уже не могла остановиться. Желание причинить ему такую же боль, какую он причинил ей, захватило всю ее целиком.

— Гордон сказал мне, что проводит каникулы с матерью потому, что она в нем нуждается… Вот каким человеком был ваш брат. Он не был эгоистом. Но как вы могли об этом знать? Вы почти не знали этого мальчика.

Бенедикт вздрогнул; она поняла, что попала в точку, вот и хорошо. Теперь ее уже ничто не удержит.

— Он рассказал мне, что ваша мать была в тяжелой депрессии из-за смерти мужа и вашей предполагаемой гибели. Гордон скучал об отце, но так как вас он редко видел, то особенно не убивался по поводу вашего исчезновения. — И тут она перешла на «ты». — Уж если хочешь кого-нибудь обвинить, то обвиняй первым делом себя, истукан несчастный! А прежде чем называть меня лгуньей, советую прочесть материалы вскрытия покойного Гордона. Расследования некоторых так называемых ученых выглядят порой просто смехотворно!

Она направилась к двери, и Бенедикт не шелохнулся, чтобы остановить ее. Она обернулась, держась за дверную ручку, и на прощание выпустила еще один залп:

— Может быть, телевизионщик был прав, мистер Миллионер, успех на Амазонке — это всего лишь счастливый случай… — Ребекка вышла из кабинета, больше не оборачиваясь, киля негодованием.

А если бы обернулась, то увидела бы, как Бенедикт опустился на стул и закрыл лицо руками…

— Мерси. — Ребекка взяла чашечку кофе, которую официант поставил перед ней на стол. Отпила и устроилась в кресле поудобней. Расслабившись, она облегченно вздохнула. Никто так не готовит кофе, как французы. Впервые за последние три дня она наслаждалась одиночеством и покоем.

Морские суда в гавани сверкали под июньским солнцем, парусники покачивались на воде, высокие их мачты поскрипывали под дуновениями бриза. Этот мелодичный звук перекликался с голосами людей, наслаждающихся воскресным отдыхом.

Ее внимание привлек мальчик: уронив мороженое на тротуар, он залился горькими слезами. И она с болью в сердце вспомнила о своем сыне, Даниэле. Впервые она оставила его, доверив Джоан и Джошу, и теперь очень скучала. Но, будучи матерью-одиночкой, приходится думать о карьере.

Взгляд ее остановился на большой яхте, входившей в гавань. Красивое, сверкающее белизной судно не могло войти в узкий проход к якорной стоянке. Высокий темноволосый мужчина появился на палубе. При входе в док яхта почти касалась стен гавани, и мужчина легко перепрыгнул на набережную. Его загорелая кожа блестела под полуденным солнцем. Ребекка не видела лица, но что-то в его облике было очень знакомо, то ли движения гибкого тела, то ли… Но тут ее отвлек громкий крик молодой девушки, бежавшей в направлении кафе.

— Миссис Блэкет-Грин… Миссис Блэкет Грин!

Девушка подбежала к ней, запыхавшись.

— Что случилось, Долорес? — Ребекка оглядела шестнадцатилетнюю, с уже сформировавшейся фигурой девушку и была шокирована ее бикини. — Разве я вам не говорила, что нельзя уходить с пляжа без одежды?

— Да, мисс. Но, пожалуйста, мисс, пойдемте скорее. Доджер заставил мистера Хамфри выйти в море на маленьком ялике, и они попали в беду.

Ребекка вскочила на ноги. Из кармана брюк она достала несколько франков, бросила их на стол и побежала вниз по холму к берегу, не замечая, что высокий темноволосый мужчина, о котором она позабыла, обернулся и наблюдает за ней с напряженным выражением сурового лица.

Поездка во Францию с учениками началась неудачно. В пятницу, когда они отправлялись в путь из Англии, мисс Смит, с которой они по очереди должны были вести автобус, прищемила руку дверью, а ее другой коллега, мистер Хамфри, вообще не водил машину. Ребекке пришлось бессменно сидеть за рулем, что не освобождало ее от ответственности за группу шестнадцатилетних школьников.

О Боже! Какую еще глупость выкинул Хамфри? — спрашивала она себя, спускаясь на пляж. Мисс Смит была на вилле и готовила ужин, однако Ребекка понадеялась, что Хамфри сможет некоторое время справиться один. Но, взглянув на море, она поняла, что ошиблась. Ялик быстро входил в морской рукав, за которым качался на воде «Атлантик». Ветер наполнял белый парус ялика, и две фигурки на нем с каждой секундой становились все меньше и меньше.

— Долорес, собери всех оставшихся ребят, и ждите меня у берега, — приказала Ребекка и побежала через песчаный пляж. И тут она с великим облегчением увидела, что две гротескные фигурки на ялике замечены спасателями. Трое мужчин обогнали Ребекку и, прыгнув в моторную лодку, за считанные секунды настигли парусник и взяли его на буксир.

Ребекка облегченно перевела дух, лишь когда лодку пригнали к берегу. Успокоившись, она вновь обрела начальственный вид. Учеников всего было девять: пятеро мальчиков и четыре девочки. А вместе с непоседой Доджером, мистером Хамфри, мисс Смит и ею самой вся компания насчитывала тринадцать человек. Дурная примета…

Она нетерпеливо наблюдала, как спасатели и спасенные вышли на берег; ученики разразились ликующими воплями. Как только к ней вернулась уверенность, что никто не пострадал, чувство облегчения сменилось негодованием.

— Так, все садитесь! Не вы, мистер Хамфри, может быть, вы подготовите спортивный инвентарь, пока я поговорю с ребятами?

Она посмотрела на Хамфри с раздражением. Высокий рыжеволосый парень в очках, он за все четыре года ее работы в школе, расположенной в одном из небогатых районов Лондона, словно пытался доказать, что он самый неподходящий человек, чтоб заниматься ребятами, воспитанными улицей.

— Тихо! — повысила она голос, разглядывая пестрое соцветие уставившихся на нее глаз, пока не нашла виновного. — Итак, Доджер, может быть, ты нам объяснишь свое поведение?