Нет, рассказывать об этом было невозможно, потому что все это вдруг становилось неинтересным и рот растягивала долгая зевота, а после этого Игорь начинал хохотать, вспомнив, как Мишка пытался ездить на Индусе, а Индус, рассердившись, схватил Мишку за воротник и стал не на шутку трепать.

А на старом дворе все-все было интересным. И время там шло как-то слишком быстро. Солнце в какой-то момент неожиданно, с подозрительной поспешностью, начинало прятаться за соседний дом, задний фасад которого виднелся из старого двора, хотя дом и выходил на большую проезжую улицу, откуда целый день доносились автомобильные гудки… Вот уже и Людмила Михайловна выходила на покосившееся крылечко и кричала:

— Ленка-а! Мишка-а! Наташенька-а! Господи боже мой, сколько вас надо звать! Идите обедать. Отец пришел — ждет!

Вот тебе раз! Если пришел Мишкин отец — значит, уже седьмой час. Только сейчас Игорь вспоминает, что обещал маме вернуться домой не позже четырех. Он вздыхает — опять мама будет с укоризной глядеть на него и отчитывать. Игорь нехотя идет к воротам старого двора. Мишка, косясь на окна своего дома, идет проводить Игоря. Леночка, держась за руку брата, провожает его, а Наташка, чтобы не остаться одной, следует за ними. Так все они выходят из ворот. Мишка кричит:

— Ма-ам! Мы сейчас!..

— Мы сейчас, мамочка, сейчас! — добавляет Наташка, как эхо.

Не очень хорошо, что девочки увязались за ними, особенно Наташка, но — ничего не поделаешь!

— А мы в незнаемые края поедем! — говорит Игорь Мишке негромко. — Папа сказал, что поедем, как только он встанет!

Три пары глаз смотрят на Игоря.

Мишка даже затаил дыхание. В его глазах мелькает какое-то, уже знакомое Игорю выражение радостной готовности на все: ах! — если бы и Мишке можно было уехать в незнаемые края — от своих учебников, от грязных тетрадей и от подзатыльников матери. Леночка смотрит на Игоря с безграничным удивлением и вдруг берет его за руку, словно для того, чтобы убедиться в существовании такого счастливого человека.

— Вот это да! — говорит Мишка, звучно сглатывая слюну и едва справившись с волнением.

— Вот хорошо-то! — говорит и Леночка, и ее светлые глаза сияют.

Но Наташка мрачнеет — черная зависть написана на ее лице! Вечно этот Игорь задается — то в новый дом переехал, то ему целую комнату выделили в новой квартире, а теперь — в незнаемые края какие-то едет… И Наташке становятся ненавистными и Игорь, и брат, и сестра — подумаешь, обрадовались! И что это за незнаемые края?

— Умрет твой отец! Вот увидишь! — говорит она жестко и поджимает свой милый рот. Ямочки на ее щеках исчезают. Брови насупились. Она отступает на шаг и тем же тоном говорит: — Были мы у вас с Ленкой. Твоего отца видели — сидит на кровати, хрипит, согнулся. Лицо черное. Ой, какой страшный! Вот увидишь…

Игорь ошеломлен. И то, что гнетуще нависло над их домом, от чего задумывается у окна мама Галя, почему люди в белых халатах приходят в их квартиру по ночам, — все это обретает особый, жуткий смысл. Только сейчас Игорь понимает, что он боится именно смерти отца, что боится этого и мама… В глазах его смятение, и он глядит на Наташку, видя не ее, а похудевшего, потемневшего лицом отца, и слышит тяжелое его дыхание, от которого у отца что-то кипит, клокочет, сипит в горле…

Ошеломлены и Мишка с Леночкой… Как смеет Наташка так говорить! Мишка не сердитый, но он готов сейчас отлупить Наташку, пусть даже ему и влетит потом. У него невольно сжимаются кулаки.

Леночка шепчет:

— Ну, Наташка же! — И на глаза ее навертываются слезы от жалости к Игорю и его отцу.

Мишка вспоминает отца Игоря — когда он входит в класс, всем становится весело и легко. Вихров смотрит на ребят смеющимися глазами, словно у него что-то припасено для них необыкновенное. Да и в самом деле, он всегда делает свои уроки интересными — то вместо учебника Вихров начинает читать какую-нибудь интересную книгу, то является с фильмоскопом в руках и диапозитивами, то нагружен репродукциями с картин. Откуда он только берет их — в школе нет таких учебно-наглядных пособий! Он договаривается с кем-то, и вот в класс приносят кинопередвижку, и вместо урока ребята глядят кинофильм. Как-то раз он пришел в класс не один, а вместе с каким-то пожилым и явно смущенным человеком. Это оказался писатель, который рассказал, как пишут книги! Всего, что говорил писатель, Мишка не запомнил, но слушал писателя с открытым ртом. Вихрову не хватало дня в школе для занятий, и он устроил вечерние чтения книг. Вихров не любил ставить двойки, но даже Мишка по русскому языку должен был заниматься гораздо больше, так как Вихров не давал ему покоя и всегда был готов остановиться в коридоре на перемене, чтобы втолковать бедному Мишке что-то, а он и не всегда был рад такой помощи.

…Увидев, что ее слова произвели впечатление, Наташка отступает еще на два шага и добреньким голоском говорит:

— И закопают его в могилку. С музыкой…

Мишка наконец обретает силу что-то сказать:

— Наташка-а!

Но Наташка уже в воротах. Она деловито говорит, ни на кого не глядя, побаиваясь встретиться глазами с Игорем и Мишкой, Леночки она совсем не боится:

— Мама зовет! Попадет вам, что не идете обедать! Отец ждет!

Она вприпрыжку бежит по узенькому — в одну дощечку — деревянному тротуару мимо берез, мимо тополей и скрывается за углом двухэтажного дома.

— Вот гадина! — говорит Мишка. — Ты не смотри на нее. Она у нас всегда такая вредная, ну просто будто ее за язык тянут. Как брякнет, как брякнет… Ох, вредная!

Леночка опять берет Игоря за руку, доверчиво и нежно, — ей до слез обидно за Игоря и она чем-нибудь хочет загладить Наташкину вину.

— Идите обедать, а то вам попадет! — говорит Игорь.

— Иди и ты! — отзывается Мишка и смущенно улыбается.

— Ну, я пошел! — говорит Игорь и, не оглядываясь, уходит.

Леночка и Мишка провожают его взглядом.

— Пошли, пошли, Ленка! — торопит теперь Мишка сестру.

Однако они оба не трогаются с места, пока Игорь не сворачивает на главную улицу и исчезает из глаз.

…Раз, два, три! Игорь шагает по асфальту.

Солнце давно переместилось вправо и скрылось за домами. Вечерняя тень легла на улицу. Лишь верхние этажи Управления железной дороги, которое стоит напротив нового дома Вихровых, освещены заходящим солнцем. Все окна его раскалены, они отсвечивают багрянцем, словно внутри здания бушует пожар и вот-вот со звоном рассыплются стекла и ненасытный огонь выплеснется наружу! Но вместо этого вдруг багровое пламя гаснет — сначала в нижних, потом в верхних этажах, — и желтоватый электрический свет появляется в окнах, будто светляки залетели в дом и застыли под потолками комнат…

Это значит, горячее солнце скрылось за горизонтом, там за рекою, откуда приходят поезда, и день кончен. Раз… два… три! Ох, как болят ноги… Вот и белая стена дома Игоря. Она кажется синей в вечерних сумерках, с каждой секундой все больше окутывающих город. Игорь поднимает голову. В окнах их квартиры горит свет. Ох, как высоко надо подниматься!

Бум-м-м! Хлопает входная дверь. Бум-м-м! Хлопает вторая, внутренняя дверь. Прямо как пушки.

…Ступеньки, ступеньки, ступеньки… В окна лестничного марша видны багровые облака за рекой, они с золотым обводом — солнце прячется где-то за ними, уже далеко-далеко отсюда, и обещает на завтра ясный ветреный день.

Сорок две ступеньки остались внизу. Вот и черная кнопка звонка. «Откррррывайте дверррь! Пррришел Игорррь!» — на всю квартиру кричит звонок. И почему-то этот звон не радует Игоря. Он с беспокойством ждет у двери.

Слышны быстрые, легкие шаги мамы. Она открывает дверь и говорит:

— Ну, явился! Где ты пропадал, бродяга?

— А папа дома? — не обращая внимания на вопрос, спрашивает Игорь.

В ту же секунду он слышит голос отца:

— Это кто там, Галя? Игорь пришел, что ли?

Мама отвечает сразу обоим:

— Дома, дома! Где ему быть! — это Игорю. — Игорь пришел, что ли! — это папе, с усмешкой: она всегда посмеивается над этим «что ли», которое папа произносит всегда, к месту или не к месту.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: