– Что слушаешь?

– Цыц!

Чарли впился взглядом в фотографию Манфреда, и в ушах его зазвучал нестройный хор выкриков и возгласов, сквозь который пробился женский голос:

Манфред, ты кого-то обвиняешь в случившемся?

И еще как обвиняю, – отвечал сипловатый юношеский голос.

А почему ты думаешь, что происшедшее – не случайность?

Потому что я не дурак, вот почему, – отозвался сипловатый голос.

В разговор вмешался какой-то мужчина:

А пожарные сказали, что все из-за свечи, которую сбило ветром. Разве ты не веришь этому объяснению?

ДОВОЛЬНО! Кому бы ни принадлежал этот голос, он был столь гулок и страшен, что Чарли выронил газету. Ее тут же закрутило ветром и унесло в канаву.

– Чарли, да что происходит? – испуганно спросил Бенджамин.

Чарли набрал в грудь воздуху.

– Я слышу голоса, – выдавил он.

– Ой, мамочки. – Бенджамин плюхнулся рядом. Спринтер-Боб плюхнулся рядом с хозяином. – Какие такие голоса?

Никогда в жизни Бенджамин ни на что не говорил «какая чушь». Он относился к жизни очень серьезно, и иной раз это приходилось кстати.

Чарли поведал приятелю о том, как Спринтера-Боба перепутали с фотографией мужчины и младенца.

– Я хотел подарить тебе необычную открытку, – вздохнул Чарли. – Теперь уж не получится. Извини.

– Да ну, не огорчайся, – отмахнулся Бенджамин. – Давай рассказывай дальше про фото.

И Чарли рассказал, как услышал голоса, посмотрев на мужчину с младенцем. И еще – что даже разобрал, как хнычет младенец и, кажется, как мурлычет кот.

– Вот это да… – выдохнул Бенджамин.

– Я заставил себя поверить, что все это выдумал, – сознался Чарли, – но потом как увидел газету, оно все опять началось. Я слышал, как журналисты расспрашивают этого парня с первой страницы. И его голос тоже слышал. По-моему, он коварный и злющий. А потом кто-то как рявкнет «довольно!», и, честное слово, хуже голоса я в жизни не слыхал.

Бенджамин передернулся, а Спринтер-Боб даже заскулил из сочувствия.

Мальчики сидели бок о бок на мокром тротуаре и понятия не имели, что же им делать дальше. Ветер швырялся в них листьями. Вдалеке то и дело прокатывался гром.

Начал накрапывать дождь. Пес ткнул Бенджамина носом и требовательно тявкнул. Он терпеть не мог мокнуть.

Оглушительный раскат грома ударил совсем рядом, и тут перед мальчиками возник какой-то человек в темном дождевике. Промокшие черные волосы прядями прилипли у него ко лбу.

– Дождь начинается, – провозгласил он. – Вы что, не заметили?

Чарли поднял глаза.

– Дядя Патон! – изумился он.

Дядя Патон был младший брат бабушки Бон, на двадцать лет ее младше, и ладили они скверно. Патон жил своей особой тайной жизнью и даже ел отдельно. А главное, он никогда не показывался на улицу днем.

– Тебя ждут дома, – сообщил он Чарли.

Мальчики поднялись, разминая затекшие ноги.

Итак, только что произошла третья неожиданность. Было еще светловато, чтобы дядя Патон совершил вылазку на люди.

«Интересно, что стряслось, если он отважился на такой поступок?» – задумался Чарли.

Угнаться за дядей Патоном оказалось не так-то легко. Он мчался сквозь непогоду, будто на ногах у него были сапоги-скороходы.

– Никогда не видел, чтобы твой дядя показывался на улице днем, – пропыхтел Бенджамин. – Чудак он, верно?

– Вроде того, – неохотно согласился Чарли, который вообще-то своего чудаковатого дядюшки несколько стеснялся. Пришлось прибавить скорость – дядя Патон уже поднимался на крыльцо дома номер девять.

Бенджамин отставал все больше.

– Твое семейство что-то затевает, – крикнул он. – Но на день рожденья-то ты придешь, да?

– Что бы ни случилось, – пообещал Чарли, нагоняя дядю.

– Никаких собак, – отрезал дядя Патон, когда запыхавшийся Бенджи и с ним Спринтер-Боб подбежали к крыльцу.

– Ну пожалуйста! – взмолился Бенджамин.

– Только не сегодня. У нас семейный совет, – строго сказал дядя Патон. – Ступай домой.

– Ладно. Тогда пока, Чарли. – И Бенджамин потрусил прочь, а за ним – понурый Спринтер-Боб, повесив уши и хвост.

Дядя Патон втолкнул Чарли в кухню, а сам ретировался на второй этаж.

Мама Чарли и обе его бабушки сидели вокруг кухонного стола. У Мейзи вид был расстроенный, зато по лицу бабушки Бон блуждала плохо скрываемая торжествующая улыбочка. А мама нервно помешивала кофе в чашке. Зачем она это делала, Чарли понять не мог, – мама всегда пила кофе без сахара.

– Присядь, Чарли, – велела бабушка Бон, как будто собиралась устроить представление специально для внука.

– Не позволяй этим Юбимам забивать тебе голову! – прошелестела Мейзи, похлопав Чарли по руке.

– А в чем дело? – спросил Чарли.

– К нам идут тетушки Юбим.

– Зачем? – удивился он.

Тетушками Юбим называли трех незамужних сестер бабушки Бон. Обычно Чарли виделся с ними раз в году, на Рождество, и постепенно пришел к выводу, что они в нем разочарованы до глубины души. Тетушки неизменно дарили престранные подарки: этюдники, музыкальные инструменты, маски и парики, а один раз даже набор «Юный химик». И ни один из этих подарков Чарли толком не пригодился. Он куда больше любил футбол и телевизор. В этом-то и заключалось все дело.

Бабушка Бон перегнулась через стол и таинственно блеснула глазами.

– Мои сестры нанесут нам визит, чтобы оценить твои способности, Чарли. И если окажется, что ты и впрямь способный – точнее, как я уверена, что ты особо одаренный, – тогда они окажут необходимое финансовое вспоможение для твоего будущего обучения в академии Блура.

– Меня? В академию Блура? – Чарли отшатнулся от бабушки. – Да там одни гении учатся!

– Не волнуйся, милый. Ты не сдашь экзамен, – успокоила его Мейзи. Она поднялась и засновала по кухне, ворча: – Ну конечно, а все приготовления к визиту наших леди Фу-ты-ну-ты должна брать на себя старушка Мейзи, кто ж еще! И почему это я обязана выкладываться?

Мама объяснила Чарли, что предстоит торжественный обед – для тетушек. А значит, из кладовки на свет божий будут извлечены лучшие приборы, самые тонкие бокалы и фарфор, а стол накроют в холодной столовой, которую отпирали только по случаю визитов тетушек. По этой же причине Мейзи на предельной скорости готовила курицу и рыбу и еще какую-то снедь.

Не будь Чарли абсолютно уверен, что не сумеет выдержать экзамен, он бы, пожалуй, забеспокоился. Но Чарли прекрасно помнил, каким провалом окончилась жалкая попытка написать для тетушек пейзаж на подаренном этюднике. И как он пробовал освоить скрипку, флейту, пианино и арфу. И как надевал все дареные маски – звериные, пиратские, клоунские… даже инопланетян. Однако все равно оставался Чарли Боном. В конце концов тетушки вынесли вердикт: мальчик безнадежен.

Вот потому-то в ожидании появления тетушек Чарли волновался гораздо меньше, чем следовало.

Зато Бенджамин волновался за двоих. Чарли был его лучшим другом, его единственным другом. И все, что касалось Чарли, касалось и Бенджамина. Над головой у Чарли собирались грозовые тучи. Бенджамин занял позицию на подоконнике и вел наблюдение за домом Чарли. Когда стемнело и на улице загорелись фонари, по всему дому стали зажигаться огни – и в подвале, и на чердаке, и во всех остальных окнах. Что там такое творится?

Между тем ветер крепчал. После каждой вспышки молнии сразу же следовал раскат грома. Значит, гроза была совсем рядом. Бенджамин вцепился в Спринтера-Боба, а здоровенный пес спрятал голову ему под мышку.

Теперь на улице не было ни души, если не считать три таинственные темные фигуры. Они неуклонно продвигались вперед, и из-под черных зонтиков виднелись только подолы плащей да туфли – две пары черных и одна – красная. Они шли против ветра, будто его и не было, – плавно, словно исполняя какой-то зловещий танец под тремя черными зонтиками. У каштана, как и опасался Бенджамин, три фигуры замедлили шаг, а потом взошли на крыльцо Чарлиного дома.