Когда я вспомнил, что иногда могу понимать язык животных, я очнулся от обманного обольщения, с ясным сознанием опасности, в которой я нахожусь. Затем я услышал глубокие низкие стоны. В другом углу комнаты я обнаружил женщину, которая была ранена во время восстания. Во тьме она свернулась калачиком, и нога женщины дергалась, словно ей снилось, что она летит. Я встряхнул ее, чтобы она проснулась. Она открыла сонные глаза.
– Сын мой, – сказала ока.
– Они хотят что-то сделать со мной, – сказал я.
Она невозмутимо на меня посмотрела.
– Моей маме это бы не понравилось.
Она начала плакать. Ее было не остановить. Во время восстания она тоже потеряла сына.
– Давай убежим, – предложил я.
Она перестала плакать и медленно поднялась. Мы покинули молельню и побежали к каноэ. Мы уже гребли по воде, когда одинокий крик донесся из молельни и начал метаться по всему острову. Ветер хлестал этим криком по волосам богини. Каноэ рассекало волны. В великом отчаянии мы гребли по бушующей стихии. Мы уже были на полпути к берегу, когда женщины оставили свой ритуал и пустились за нами вдогонку.
Раненая женщина гребла героически, ее синяки отливали при лунном свете, глаза поникли. Она слишком устала и, когда каноэ уже приближалось к берегу, совсем свалилась на дно. Я пытался вернуть ее к жизни, брызгая на нее соленой водой, но она только покорно стонала: «Сын мой, сын мой» – вот все, что она говорила.
Я уже ничего не мог поделать. Каноэ яростно толкнулось о берег. Я проговорил над ней молитву и побежал. Я не останавливался до тех пор, пока эти молчащие женщины со своим культом не остались далеко-далеко позади.
Глава 4
Той ночью я спал под грузовиком. Утром я встал и пошел бродить по улицам города. Дома были большие, везде грохотал транспорт, и люди смотрели на меня. Когда я подошел к рынку и увидел пироги из бобов, спелые фрукты, сушеные рыбины, и в нос мне ударил запах жареного подорожника, я почувствовал голод. Я ходил от стола к столу, смотря на продавцов. Почти все они меня прогоняли. Но у одного столика с едой мужчина со страшным лицом заметил меня и спросил:
– Ты голодный?
Я закивал. Он дал мне кусок хлеба. У него было только четыре пальца и не было большого. Я поблагодарил его и пошел в сторону от рынка, пока не отыскал бочонок, на который можно было сесть и приняться за еду.
Я смотрел, как толпы людей стекаются на рынок. Я наблюдал хаос движения, бурную торговлю, грузчиков, склоненных под тяжестью мешков. Казалось, весь мир находился там. Я видел людей всех форм и размеров, гороподобных женщин с лицами цвета дерева ироко, калек с лицами, словно высеченными из камня, стройных женщин с близнецами на спинах, больших мужчин с выпирающими плечевыми мускулами. Смотря на движущиеся тела и предметы, я почувствовал, как у меня кружится голова. Бродячие собаки, куры, хлопающие крыльями в клетках, гуси с безразличными глазами – все причиняло мне боль, когда я на это смотрел. Я закрыл глаза и когда открыл их снова, то увидел людей, идущих задом наперед, карлика, который учился ходить на двух пальцах, перевернутых мужчин с корзинами рыбы на ногах, женщин с грудями на спине и с детьми на груди, красивых детей с тремя руками. Среди прочих я увидел девочку с глазами на одной стороне лица и с браслетами из голубой меди на шее, которая была прекраснее, чем луговые цветы. Я так испугался, что слез с бочки и попятился назад, когда девочка показала на меня и крикнула:
– Этот мальчик видит нас.
Они повернулись ко мне. Я немедленно отвернулся и поспешил прочь от этого кишащего рынка в сторону улицы. Они преследовали меня: у одного из мужчин вместо ног были красные крылья, а у девочки вокруг шеи оказалась не медь, а рыбья чешуя. Я отчетливо слышал их гнусавый шепот. Они встали рядом со мной, чтобы узнать – действительно ли я их вижу. И когда я отказался на них смотреть, направив свой взгляд на кучки красного перца, сверкавшего на солнце, они обступили меня и загородили путь. Я прошел сквозь них, словно их никогда и не было. Я уставился на крабов, пытавшихся вылезти из корзин, обрамленных цветами. В конце концов они оставили меня. Впервые в жизни я понял, что не только люди приходят на рынки этого мира. Духи и другие существа тоже туда захаживают, покупают и продают, торгуются и прицениваются. Им нравится бродить среди фруктов и плодов земли и моря.
Я пошел в другую часть рынка. Я не смотрел на людей, которые плыли в воздухе, или тех, кто нес с собой свои головы как луковицы. Мне просто стало интересно – откуда все они тут взялись? Я последовал за теми, кто покидал рынок, закончив свои покупки или продажи или просто устав от обозрения всех интересных вещей мира, добытых людьми. Я шел за ними по улицам, узким тропинкам, одиноким путям. Все это время я притворялся, что их не замечаю.
Когда они подошли к широкой просеке, они сказали друг другу свои причудливые «до свидания» и пошли разными путями. На многих из них нельзя было смотреть без ужаса. Другие были очень милые. Многие были довольно отвратительны, но через какое-то время их отвратительность становилась нормальной. Я решил последовать за духом-ребенком с лицом белки, который тащил большой мешок. Его спутники совещались между собой, смеясь безгорловым смехом. У одного была желтая паучья нога, другой был с хвостом небольшого крокодила, а самый интересный из них смотрел на все дельфиньими глазами.
Просека была началом автомагистрали. Ее прорубили строительные компании. Местами земля была красная. Мы миновали гигантское поваленное дерево. Красная жидкость сочилась из его пня, словно дерево было убитым гигантом, чья кровь не могла перестать течь. Духи подошли к краю вырубки, где в земле была глубокая яма. Заглянув в нее, я услышал резкий звук, как будто что-то раскололось, и закрыл глаза в ужасе. Когда я их открыл, то обнаружил себя в совершенно другом месте. Духи исчезли. Я стал кричать. Мой голос эхом отдавался в темном воздухе. Через какое-то время рядом с собой я заметил огромную черепаху. Она подняла вверх свою ленивую голову и уставилась на меня, словно я нарушил ее сон. Она сказала:
– Чего ты кричишь?
– Я потерялся.
– Что это значит?
– Я не знаю, где я.
– Ты в под-дорожье.
– А где это?
– Это живот дороги.
– А у дороги есть живот?
– А у моря есть рот?
– Я не знаю.
– А что ты знаешь?
– Я хочу домой.
– Я не знаю, где твой дом, – ответила черепаха, – поэтому ничем не могу помочь.
Затем она отползла. Я лег на светлую землю и плакал, пока не заснул. Когда я проснулся, я очутился в яме, откуда доставали песок для строительства дороги. Я выполз оттуда и побежал через лес.
Прижимая к себе то, что осталось от моего хлеба, я пошел по улицам. На развилке дорог я попросил воды у торговки едой. Она дала мне воду в голубой чашке. Я доел хлеб и медленно выпил воду.
Рядом со мной стоял мужчина. Я ощутил его по запаху. На нем была рваная грязная рубаха, его волосы были красноватыми, и мухи жужжали вокруг его ушей. Его срамные места высовывались из штанов, а ноги были покрыты язвами. Мухи, летавшие вокруг его лица, создавали ощущенье, что у него четыре глаза.
Я смотрел на него, сгорая от любопытства. Он сделал резкое движение, отгоняя мух, и я заметил, что его глаза вращаются, словно в акробатической попытке увидеть самих себя. Я начал понимать, что он и меня разглядывает, быстро допил воду, завернул остатки хлеба и поспешил прочь. Я не смотрел назад, но был уверен, что он идет следом. Я мог слышать странный диалог мух вокруг его ушей. Я чувствовал запах его безумия.
Когда я пошел быстрее, он тоже ускорил шаги, что-то декламируя. Я прошел через поселок, вышел к фасадам домов и увидел, что он уже меня поджидает. Он сопровождал свое преследование буйным бредом на причудливых языках. Я помчался через дорогу, через рынок, и спрятался за грузовик. Человек шел по пятам моей тени. Я постоянно чувствовал его ужасное присутствие, от которого мне было не избавиться. В отчаянии я перебежал на другую сторону дороги. Гудок чудовищного грузовика перепугал меня, я выронил остатки хлеба и ринулся прочь, с дико колотящимся в груди сердцем. Когда я был в безопасности на другой стороне, я посмотрел назад и снова увидел этого человека на середине улицы. Он поднял мой кусок хлеба и принялся его есть вместе с полиэтиленовой оберткой. Вокруг него сигналили машины. Я продолжил свой бег из страха, что он может вспомнить, что преследовал меня.