Огонь. Его острые языки вылизывают поленья, сжигают в своей неутомимой страсти и сдыхают, как только поглотить становится нечего. Эту страсть можно разжечь до невероятных размеров, превратить в неутомимый пожар, ужасающий, но прекрасный в своей первозданной силе. А можно затеплить маленький огонек, тихий и незначительный. Он будет мирно светить, не причинив никому вреда, но умрет так же, как буйное пожарище. Огонь смертен, как всё живое, и также вечен, как боги.

Оторвав взгляд от камина, я поднялась с огромного ложа, еще хранящего запах чужого тела, полыхавшего так же отчаянно, как огонь. Правда, в отличие от огня, владелец пьянящего аромата вечен. Впрочем, даже Вечные однажды превращаются в прах. Убить можно и бога, если знать как. Криво усмехнувшись, я накинула на свое тело полупрозрачное черное одеяние. Прихватила со столика тяжелый золотой кубок, в котором еще оставалось вино, такое же бордовое, как кровь в венах, и такое же густое и тягучее. Новая ухмылка искривила губы, и кубок вернулся на стол.

Острый коготь вспорол вену, и несколько капель моей крови упало в вино. Забавная идея, ее воплощение еще забавней. Сделала глоток и легко рассмеялась, предвкушая предстоящее развлечение. Это самое любимое из моих развлечений. Не знаю почему, наверное, потому что наблюдать чужое падение приятно. А может потому, что наблюдая чужое падение, забываешь о глубине своего собственного.

Покачивая бедрами, я покинула спальню, по-прежнему сжимая кубок. Любопытно, почему мне раньше не пришла в голову эта идея? Впрочем, неинтересно. До этого у меня были другие выдумки. У меня вообще богатая фантазия. Завтра я придумаю что-нибудь новое, послезавтра еще что-то. Не люблю повторяться. За это меня любит ОН. За это себя люблю я. Его не люблю, и он это знает. Но ему моя любовь не нужна, только тело и фантазия. Впрочем, у него такая фантазия, что я вряд ли когда-нибудь смогу сравниться с ним, и вряд ли встречу кого-то лучше. Иногда я думаю, что будет, когда он потеряет ко мне интерес, и в этой спальне появится другое тело? Не знаю, никогда не могу найти ответ. Он не смысл моей жизни, он — мой господин и повелитель, и значит, будет пользоваться мной столько, сколько посчитает нужным. А я буду пользоваться его милостью.

Мои выходки забавляют его. Мне прощается то, что не прощается остальным. За это меня ненавидят и ждут падения, но прошло уже бесконечное количество лет, а я всё еще подле него. Возможно, завтра я стану одной из многих, но сегодня я его любимая игрушка… одна из многих, но единственная, к кому он не теряет интерес. Тогда пусть так будет и дальше. Пусть так будет вечно…

Я прошла мимо молчаливых стражей, опустивших глаза при моем появлении, но провожавших мою спину долгими пристальными взглядами. Запах их вожделения всегда заполняет полутемный коридор после утех Господина. Удушливый, тяжелый, но пьянящий. Иногда я задерживаюсь рядом с одним из стражей и с упоением втягиваю запах похоти, так же жадно, как он вдыхает мой аромат. Я вижу, как трепещут его ноздри, вижу, с какой силой он сжимает кулаки, чтобы устоять и не осмелиться на глупость, последнюю глупость в его жизни. Господин не прощает прикосновений к своей любимой игрушке. И когда кровь из ран от когтей на ладонях стража начинает капать на каменные плиты пола, я отхожу, прислушиваясь к тяжелому дыханию за своей спиной.

— Зачем ты дразнишь воинов? — как-то спросил меня Господин. — Ты знаешь, чем это может закончиться. Хочешь видеть смерть одного из них?

— Мой господин жалеет стражей?

— Твой господин желает знать, зачем ты их дразнишь.

— Скучно…

Да, мне скучно в его огромном и мрачном замке. Скучно в тяжеловесной роскоши покоев. Но на свободу я выхожу редко. Не знаю почему, но Господин не любит надолго отпускать меня. Наверное, ему тоже скучно, и, наверное, его забавляют мои выходки. Он не накричал на меня еще ни разу. Наказывал, когда считал, что я провинилась, но никогда не рычал так, как на остальных обитателей замка и земель, принадлежавших ему.

— Открой.

Громыхнул засов, скрипнула отворяемая решетка, прутья которой были толщиной в мою руку, и я шагнула в леденящую темноту подземелья. Я бываю здесь, но редко. Последнее время стала приходить почти каждый день. Мой путь заканчивался у одной и той же двери — тяжелой, пахнущей ржавчиной. И как всегда я сначала привстала на цыпочки и заглянула в маленькое окошко, разглядывая обитателя сырых замшелых стен каменного мешка.

В темнице нет света, но он не нужен мне, чтобы увидеть. Несколько мгновений я смотрю на изможденное тело, висящее на цепях. Голова пленника свесилась на грудь. Отросшие волосы падают на лицо, и я не могу рассмотреть его. Впрочем, я знаю каждую его черточку, запомнила. И жесткую линию его губ, и прямой нос, и скулы, и подбородок, и глаза… Его глаза светло-серые, как металл, не знавший ржавчины. Пронзительные, когда-то ироничные. Сейчас нет, сейчас его глаза пусты, как бельма слепца. Я ломаю его раз за разом, поглощаю его разум, его чувства, его упрямство. Пью своего пленника, как терпкое изысканное вино.

Он пытается противостоять, но слишком измотан для той твердости и насмешки, которыми встретил меня первый раз. Он ожидал пыток палача, но получил намного хуже — меня. Не знаю, зачем я выпросила себе у Господина эту игрушку. Возможно, из-за прямого взгляда, в котором таилась издевка, возможно, из-за вызова, который был слышен в каждом слове нового пленника. Чтобы не двигало мной, но с выбором развлечения я угадала.

— Открой.

Страж, ждавший за моей спиной, громыхнул связкой ключей. Забавно, но в замке, где каждый камень пропитан магией, темницы закрываются на обычные замки. Всё просто, в подземелье магия исчезает, любая магия, кроме силы Господина.

— Свободен.

Страж шумно втянул носом воздух, бросил на меня взгляд исподлобья и спешно удалился, оставив меня наедине с моим развлечением. Толкнув тяжелую дверь, я вошла в каменный мешок, еще мгновение смотрела на мужчину, мало напоминавшего того могучего воина, которым он попал в замок, и сократила между нами расстояние.

— Пришла, — прошелестел его голос. Головы пленник так и не поднял. Я молчала, ждала продолжения. Некоторое время царила тишина, затем он поднял голову и попытался разглядеть меня во тьме. — Я думал о тебе.

— Любопытно, — наконец отозвалась я и отошла к единственному факелу. Любовно огладила его, и факел затрещал, охваченный огнем. Эта сила принадлежит Господину. Он поделился ею когда-то со мной. Неслыханная щедрость, невероятная награда, не знаю чем заслуженная мной.

Обернулась к пленнику, он закрыл глаза, тусклый свет ослепил его. Одинокая слеза скатилась по его щеке. Это боль от света, незначительная и безобидная.

— Что ты думал? — спросила я, вновь приближаясь.

Он осторожно разлепил веки и посмотрел на меня.

— Зачем ты приходишь сюда?

Я неопределенно пожала плечом.

— Ты был дерзок. — Затем коснулась кончиком пальца его щеки, собирая соленую каплю. — Прошло столько времени, а ты только задумался об этом?

— Времени нет, — усмехнулся пленник. — Оно остановилось в тот день, когда я попал сюда. Сначала я считал дни по твоим приходам, но усомнился в точности своих подсчетов и больше не считаю.

— На какой цифре ты остановился?

— Сотня, — ответил пленник и облизал сухие губы, прикрыв глаза. Он был обессилен, и мне подумалось, что стоит вновь подпитать его. — Зачем ты приходишь сюда?

— Я ответила.

Отошла на шаг, изучая взглядом тело, некогда бугрившееся мышцами. Сейчас от них ничего не осталось… жаль. Когда-то пленник был красив, теперь и от красоты ничего не осталось, кроме его глаз. Щетина покрывала впалые щеки, нужно распорядиться, чтобы ее убрали. И помыли.

— Ты сегодня на редкость разговорчив.

— Если я не буду разговаривать, я превращусь в зверя.