– Памятный? Ты запутался, старина. В это время года отмечают окончание Второй мировой войны, и восьмого мая, а не восьмого июня. Ты все перепутал.

– Нет, – сказал Люсьен. – Разумеется, ужин в честь Второй мировой должен был состояться восьмого мая. Но на него пригласили двух поседелых ветеранов Первой мировой, ради исторической преемственности, ну ты понимаешь. Однако один из старцев заболел. Тогда вечер для ветеранов отложили на месяц. Вот и получается, что это сегодня. Я не могу его пропустить, он слишком важен: одному из стариков девяносто пять лет и он в здравом уме. Я должен с ним встретиться. Придется выбирать между Историей и лангустами.

– Выбирай Историю, – сказал Марк.

– Само собой, – сказал Люсьен. – Побегу одеваться.

Он бросил на стол полный искреннего сожаления взгляд и помчался на свой четвертый этаж. Убегая, он попросил Марка оставить ему немного лангустов, чтобы съесть их ночью, когда он вернется.

– Для подобных деликатесов ты будешь слишком пьян, – предупредил Марк.

Но Люсьен его уже не слышал, он мчался навстречу Первой мировой.

Сон Матиаса потревожили повторяющиеся призывы. Матиас спал чутко. Он вылез из постели, подошел к окну и увидел на улице Люсьена, который, жестикулируя, выкрикивал их имена. Он зачем-то забрался на большой мусорный контейнер, может быть, чтобы его лучше было слышно, и был в состоянии неустойчивого равновесия. Матиас взял ручку от швабры и дважды стукнул в потолок, чтобы разбудить Марка. Не услышав в ответ ни шороха, он решил обойтись без его помощи. Он вышел к Люсьену на улицу в тот самый миг, когда тот падал со своего постамента.

– Ты абсолютно пьян, – упрекнул его Матиас. – Чего это ты горланишь на улице в два часа ночи?

– Я потерял свои ключи, старик, – промямлил Люсьен. – Вытащил их из кармана, чтобы открыть калитку, а они выскользнули у меня из рук. Сами выпали, клянусь, сами! Выпали, когда я проходил перед Восточным фронтом. В этих потемках невозможно их отыскать.

– Это ты в потемках. Пойдем домой, поищем твои ключи завтра.

– Нет, я хочу свои ключи! – заорал Люсьен с детским упрямством, характерным для тех, кто как следует поднабрался.

Он выскользнул из крепких объятий Матиаса и принялся, пошатываясь и низко опустив голову, бродить перед садовой решеткой Жюльет.

Тут Матиас заметил Марка, который, в свою очередь проснувшись, подошел к ним.

– Лучше поздно, чем никогда, – сказал Матиас.

– Я не охотник, – откликнулся Марк. – Я не одскакиваю, заслышав рев дикого зверя. Давайте пошевеливайтесь. Не то Люсьен всполошит всех соседей и разбудит Кирилла, а ты, Матиас, – совершенно голый. Я тебя не упрекаю, просто ставлю в известность.

– Ну и что? – сказал Матиас. – Не надо было этому дурню поднимать меня среди ночи.

– Ты замерзнешь.

Матиас, напротив, ощущал приятное тепло в пояснице. Он не понимал, как Марк мог быть таким зябким.

– Все в порядке, – заверил Матиас. – Мне тепло.

– А вот мне – нет, – возразил Марк. – Давай возьмем его за руки с двух сторон и отведем домой.

– Нет! – крикнул Люсьен. – Я хочу свои ключи!

Матиас вздохнул и прошел до конца короткой мощеной улицы. Как их найдешь, этот дурень потерял их гораздо раньше. Нет, вот они застряли между булыжниками мостовой. Ключи Люсьена заметить было легко: он прицепил их к старинному оловянному солдатику в красных штанах и синей треуголке. Матиас, хотя сам и нечувствительный к подобным пустякам, понимал, что Люсьен им дорожил.

– Нашел, – сказал Матиас. – Можно вести его в его землянку.

– Я не хочу, чтобы меня держали, – выступал Люсьен.

– Двигай, – приказал Марк, не отпуская его. – А ведь придется еще его затаскивать на четвертый этаж. Конца этому не будет.

– «Лишь глупость военных и необъятность вод способны дать представление о бесконечности», – процитировал Матиас.

Люсьен резко остановился посреди сада.

– Откуда ты это взял? – спросил он.

– Из окопного дневника под названием «Мы продвигаемся». Это в одной из твоих книжек.

– Не знал, что ты меня читаешь, – сказал Люсьен.

– Надо же знать, с кем живешь под одной крышей, – пояснил Матиас. – А пока давай продвигаться, теперь и я начинаю замерзать.

– Да неужели, – сказал Марк.

К удивлению Марка, на следующее утро за завтраком Люсьен как ни в чем не бывало поглощал с кофе вчерашних лангустов.

– Похоже, ты уже пришел в норму, – сказал Марк.

– Не вполне, – поморщился Люсьен. – С похмелья голова гудит, как в каске.

– Отлично, – сказал Матиас. – Тебе должно быть приятно.

– Забавно, – сказал Люсьен. – Твои лангусты, Марк, превосходны. Ты отлично выбрал рыбный магазин. В следующий раз сопри лосося.

– Что твой ветеран? Есть результат? – спросил Матиас.

– Чудесно. Мы с ним встречаемся в среду в восемь часов. Что было потом, я почти не помню.

– Заткнитесь, – велел им Марк, – я слушаю радио.

– Ждешь новостей?

– Хочу узнать, что там с бурей в Бретани. Марк относился к бурям с почтением, что довольно банально, и он это знал. Но это была хоть одна точка соприкосновения с Александрой. Лучше, чем ничего. Она говорила, что любит ветер. Он поставил на стол маленький радиоприемник, замызганный белой краской.

– Когда подрастем, купим телик, – сказал Люсьен.

– Замолчите, ради бога!

Марк усилил громкость. Люсьен, очищая свои лангусты, поднял адский шум.

Утренние новости сменяли одна другую. Премьер-министр ожидал визита немецкого канцлера. Биржу слегка лихорадило. Буря в Бретани стихала и, перемещаясь к Парижу, теряла по дороге свою силу. Жаль, подумал Марк. Срочное сообщение Франс-Пресс гласило, что сегодня утром в Париже на паркинге своей гостиницы был обнаружен убитый мужчина. Кристоф Домпьер, сорока трех лет, бездетный холостяк и поверенный в европейских делах. Политическое преступление? Никакой иной информации прессе не сообщили.

Марк с размаху опустил руку на приемник и переглянулся со встревоженным Матиасом.

– Что происходит? – спросил Люсьен.

– Да это же тот самый тип, который был тут вчера! – воскликнул Марк. – Политическое преступление, как бы не так!

– Ты не говорил мне его имени, – напомнил Люсьен.

Марк, перепрыгивая через ступеньки, взлетел на чердак. Вандузлер, давно уже не спавший, читал, стоя перед столом.

– Домпьера убили! – сказал Марк, задыхаясь.

Вандузлер медленно повернулся.

– Сядь, – сказал он. – Рассказывай.

– Я ничего больше не знаю! – крикнул Марк, все еще не отдышавшись. – Сказали по радио. Его убили, и все! Убили! Он был обнаружен этим утром на стоянке у своей гостиницы.

– Какой идиот! – сказал Вандузлер, стукнув кулаком по столу. – Вот что значит пытаться вести свою партию в одиночку! Беднягу быстро ухлопали. Какой идиот!

Марк в отчаянии мотал головой. Он чувствовал, что у него дрожат руки.

– Может, он и был идиотом, – возразил он, – но он обнаружил что-то важное, теперь это ясно. Тебе придется предупредить Легенека, иначе они никогда не свяжут это убийство со смертью Софии Симеонидис. Будут искать связь с Женевой или уж не знаю с чем.

– Да, надо предупредить Легенека. И он всем нам намылит шею за то, что его не поставили в известность вчера. Он скажет, что так удалось бы избежать убийства, и будет, возможно, прав.

Марк застонал.

– Но мы обещали Домпьеру молчать. Что, по-твоему, мы могли сделать?

– Знаю, знаю, – согласился Вандузлер. – Тогда договоримся: во-первых, не ты побежал за Домпьером, а он сам постучался к тебе как к соседу Реливо. Во-вторых, о его визите знали только ты, святой Матфей и святой Лука. Я ничего не знал, вы мне не говорили. Всю эту историю вы выложили мне только сегодня утром. Идет?

– Давай! – крикнул Марк. – Увиливай! И Ле-генек устроит разнос нам одним, а ты будешь в стороне!

– Но, юный Вандузлер, ты разве не понимаешь? Мне плевать, буду ли я в стороне! Мне от нахлобучки Легенека ни холодно ни жарко! Главное, чтобы он по-прежнему почти мне доверял, ясно? Чтобы получать информацию, всю информацию, которая нам нужна!