Сейчас я хотела бы продемонстрировать вам повседневный транс, который позволяет слушающему подготовиться к восприятию информации. Это прекрасная интервенция для семейной терапии. Я не сама ее придумала, а «унаследовала» от одного моего пациента. Это был мальчик лет десяти. Его мать делала нечто, о чем ребенок был вынужден рассказать отцу. Он очень не хотел рассказывать, буквально до слез. Мы поговорили с ним, и мальчик решился.

Входит отец и садится рядом с сыном на диван. Сын плачет и рассказывает отцу то, что ему необходимо было рассказать. Я знала, что отец нормальный и все будет в порядке. Отец слушал, абсолютно не двигаясь, а мальчик был очень напуган. Я сказала: «Вы должны понять, что ваш сын напуган, потому что говорит то, за что вы не сможете его простить».

Отец повернулся к сыну и сказал: «Ты знаешь, что должен сделать, чтобы понравиться мне?» Мальчик: «Нет!» Отец: «Знаешь, что ты должен сделать, чтобы мне понравиться?» Мальчик заплакал и ответил: «Не знаю, папа!» И отец, пристально глядя на малыша, сказал: «Вдохни, выдохни — и это все!» Мальчик заплакал еще сильнее, но слезы были уже другие. Вы, конечно, понимаете, что, ожидая ответа отца, мальчик буквально застыл. Но последние отцовские слова были настолько неожиданными, что на разных уровнях мальчик понял: все, что он сделал, было нормально.

Когда я использую подобный прием в своей работе, то прекрасно понимаю, что наращивание ожидания для достижения предельной концентрации пациента не менее важно, чем то, что будет сказано.

Когда такое состояние создано, когда произнесены эти слова, такие правильные и такие неожиданные, вы слышите их на разных уровнях. Когда я рассказываю эту историю, все мои слушатели обычно молчат, потому что, примеряя ситуацию на себя, понимают: да, это все, что нужно было ребенку. Каждый обращается внутрь себя, и если бы это были ваши клиенты, вы бы поняли, что в данный момент они готовы для хорошей терапевтической работы.

Повседневный транс подчиняется законам формального транса, но бывает гораздо более эффективным, если мы нарушаем обычную модель поведения. Если вы читали книги об эриксоновском гипнозе, то знаете, что лечение можно проводить с помощью метафор и историй.

Истории становятся еще более важными и нужными, когда вы их облекаете в форму транса. В этом случае история воспринимается на многих уровнях и оказывается куда более действенной.

Когда я была ребенком, отец рассказывал нам истории на ночь. Очень часто главным их героем был зеленый лягушонок с белым брюшком по прозвищу Белопузик. Так уж получалось, что у него были те же проблемы, что и у нас, и многие рекомендации и советы родителей поступали к нам через эти сказки. Я всегда советую пациентам рассказывать своим детям истории на ночь. Я сама пыталась рассказать истории про Белопузика своим детям, но они терпеть этого не могли.

Я же отлично помнила, как эти сказки нравились нам в детстве, и не могла понять, что же происходит. И поняла, только услышав, как моя сестра рассказывает эти истории своим детям. Сестра, как и отец, прежде всего создавала в детях состояние легкого транса. (Продолжает говорить немного нараспев.) В одном большом пруду, покрытом ряской и заросшем кувшинками с большими листьями, жил лягушонок с зеленой спинкой и белым животиком. Звали его Белопузик. Сидел лягушонок на листе и смотрел, как мимо пролетают мухи: синие мухи, зеленые мухи, красные мухи, а иногда, редко, его любимые — фиолетовые. И однажды, сидя на листе, глядя на пролетающих мимо мух и поджидая свою любимую фиолетовую муху, он вдруг задумался…

В этот момент можно вкладывать какое-то нужное сообщение. Пациент «рассматривает» пролетающих мимо синих, зеленых и красных мух и после этого лягушонок, конечно, может сказать то, что нужно узнать или о чем нужно подумать.

Однажды моей пациенткой была девочка лет десяти, родители которой собирались разводиться. Девочка приходила ко мне, потому что была очень расстроена и хотела, чтобы родители сохранили семью, но шансов для этого было мало. Моя задача состояла в том, чтобы примирить ее с действительностью. Девочка должна была принять развод родителей как единственно возможный выход и не переживать его как глубокую травму. Сколько бы мы ни говорили об этом, ничего бы не изменилось, потому что ощущение реальности идет от сердца, а не от головы.

Однажды я сказала ей: «Ты же знаешь, что родители твои разведутся, и должна относиться к этому спокойно». Она ответила: «Вы не понимаете! Это как свеча, которая стоит передо мной и горит. И у меня никогда не хватит сил ее задуть!» Она дала мне прекрасную метафору, показав тем самым, что готова к моему вмешательству в историю, которую она начала.

Я сказала: «Ты же знаешь из чего сделаны свечки и что с ними происходит!» Я прервала ее стиль мышления, ее образы. Заставила ее задуматься о чем-то новом, открыться тому, что может произойти. Я заметила: «Ты же понимаешь, что топливом для этой свечки является твое собственное сердце!» Тогда она ответила: «Мне действительно надо ее задуть!» После этого в нашей работе появился ритуал. Я спрашивала девочку: «Ну как поживает твоя свечка? Маленькая она или большая? Горит или ты уже ее задула?» И постепенно она смогла мысленно задуть свечку, не заставляя свое сердце страдать.

Терапия всегда является результатом совместных усилий терапевта и пациента. Одна из главных радостей жизни — самоопределение. Если терапия решает эту проблему, то чаще всего бывает успешной. Терапевт обязан понимать мир данного пациента. Не обязательно, чтобы ваши убеждения были тождественны, чтобы пациент понимал, в чем его убеждения нерациональны. Долг терапевта — обеспечить пациенту свободу и безопасность. Благо пациента — главная забота терапевта. Это, конечно, очень широкое понятие. Иногда, когда я провожу терапию с женой и мужем, они пытаются составить со мной треугольник с общими проблемами. Я жду определенного момента, когда они посчитают, что я уже попалась, и спрашиваю: «А вы знаете, кто мой клиент?» Они, конечно, бывают очень удивлены. И тогда я говорю: «Не муж и не жена, а ваше будущее. Только будущее». Эта интервенция очень эффективно выводит терапевта из треугольника. Пациент имеет право на сопротивление. А терапевт должен уметь так организовать это сопротивление, чтобы оно «играло» на его стороне в борьбе за пациента.

В терапевтической практике иногда приходится встречаться с сексуальным насилием, насилием по отношению к детям, эмоциональным насилием, физическими наказаниями. Вы можете встретиться с человеком, которому нанесли колоссальный ущерб еще в детстве. В таком человеке все перевернуто: вместо маленького человечка, которого любят и носят на руках, он становится объектом невротических претензий и желаний родителей.

Я работаю с такими людьми как на эмоциональном, так и на интеллектуальном уровнях. Безусловно, на интеллектуальном уровне, на уровне получения информации, анализа или выучивания чего-либо такой пациент чувствует себя гораздо безопаснее. Некоторые люди, сталкивающиеся с подобными случаями, считают их невероятно тяжелыми для работы. Конечно, у каждого собственный подход и методы. Не хочу предлагать вам рецепты, эриксоновский гипноз подразумевает постоянное использование информации, предоставляемой пациентом, и достаточно гибкое использование методов.

Когда родился мой сын, я была поражена тем, как сильно я его любила. Однажды я рассказала об этом своей подруге, у которой тоже был маленький сын. Я сказала, что если бы я была уверена, что это необходимо моему ребенку, то без колебаний бросилась бы под поезд. Моя подруга со мной согласилась. Затем я разговаривала с отцом и пересказала ему этот разговор. Отец заметил, что если бы моя подруга подумала, то не стала бы этого делать. Я про себя подумала: «Надо же, какой черствый человек!» Лишь спустя годы, уже став терапевтом, я поняла, что, подумав, тоже не сделала бы этого. Мы всегда должны заслужить то, что получаем.