Между тем, хотя род и выражает сущность вида в целом, отсюда вовсе не следует, что есть только одна сущность различных видов, принадлежащих к одному роду (225), ибо единство рода возникает, как раз, из неопределенности и неразличаемости. Однако это происходит не так, как если бы нечто, обозначаемое как род, численно (numero) было бы одной природой в различных видах, и к нему добавлялось бы что-то иное (res alia), что было бы видовым отличием, расчленяющим (determinans) этот род, подобно тому, как форма (230) расчленяет материю, единую численно, — но единство рода возникает вследствие того, что род означает некоторую форму, но не определенно — эту или ту, которую определенным образом означает видовое отличие; причем именно эта форма неопределенным образом выражалась как (235) род. Поэтому Комментатор и говорит по поводу XI книги «Метафизики», что первая материя называется единой благодаря отсутствию (per remotionem) всех форм, а род называется единым благодаря общезначимости (per remotionem) всех форм, а род называется единым благодаря общезначимости (per communitatem) указанной формы. Откуда явствует, что, после присоединения видового отличия и исчезновения (240) неопределенности, которая была причиной единства рода, остаются различающиеся по сущности виды.

И, поскольку, природа вида, как было сказано, не определена по отношению к индивиду, как и природа рода по отношению к виду, — то отсюда следует, что, подобно тому, как то (245), что в качестве рода как такового сказывается о виде, должно включать в свое значение, хотя и неопределенно, все то, что определено в виде, — точно так же и вид — поскольку вид сказывается об индивиде — должен означать (250), хотя и неопределенно, все то, что есть в индивиде существенным образом. Сущность вида, в таком случае, будет выражаться наименованием «человек», и поэтому наименование «человек» будет сказываться о Сократе. А если нужно определить природу вида, не принимая во внимание определенную материю, каковая есть (225) принцип индивидуализации, то природа вида будет подобна части, и, в данном случае, она будет выражаться наименованием «человеческая при рода», поскольку наименование «человеческая природа» означает то, в силу чего (unde) человек есть человек. А определенная материя не есть то, в силу чего человек есть человек, и, притом, никоим образом (260) не может содержаться в том, на основании чего человек полагает, что он есть человек. И, стало быть, поскольку понятие «человеческая природа» включает только то, на основании чего человек полагает, что он есть человек, — то ясно, что значение этого понятия исключает определенную материю; а так как часть (265) не сказывается о целом, то наименование «человеческая природа» не сказывается ни о Сократе, ни о человеке вообще. И поэтому Авиценна говорит, что чтойность составного (compositum) не есть само составное, чтойностью которого она является, хотя сама чтойность и есть нечто составное; так, например, человеческая природа (270), хотя она и есть нечто составное, не есть человек, более того, необходимо, чтобы она была воспринята (sit recepta) в чем-то, т. е. определенной материи.

Однако, поскольку определение (designatio) вида по отношению к роду осуществляется, как было сказано, через форму, а определение (275) индивида по отношению к виду — через материю, то наименование, обозначающее то, на основании чего определяется природа рода, если не принимать во внимание определенную форму, задающую (perficiens) вид, означает материальную часть целого; так, например, наименование «тело» означает материальную часть человека (280), а наименование, обозначающее то, на основании чего определяется природа вида, если не принимать во внимание определенную материю, означает формальную часть целого. И, поэтому, человеческая природа определяется как некоторая форма и о ней говорят, что она есть часть целого, причем не как бы добавляемая (285) к сущностным частям этого целого, т. е. к форме и материи, как, например, форма дома добавляется к его составным частям (partes integrales), — но, скорее, как форма, которая сама есть нечто целое, т. е. содержащее в себе и форму, и материю, исключая, однако, то, благодаря чему материя создана (290), чтобы быть определяемой.

Итак, из всего вышесказанного явствует, что наименование «человек» и наименование «человеческая природа» выражают сущность человека, но по-разному, так как наименование «человек» выражает сущность человека как целое, поскольку (295) оно не исключает обозначения (designatio) материи, а, напротив, предполагает его v но имплицитно и нерасчлененно (indistincte), поскольку род, как было сказано, содержит видовое отличие; и, поэтому, наименование «человек» сказывается об индивидах. Что же касается наименования «человеческая природа», то оно выражает сущность человека как часть (300), так как не содержит в своем значении ничего, кроме того, что присуще человеку — поскольку он есть человек и исключает любое обозначение, и, поэтому, наименование «человеческая природа» не сказывается об отдельных людях. И, по этой причине, наименование «сущность», иногда, оказывается предикатом вещи (305) — когда мы говорим, что Сократ есть некоторая сущность; а, иногда, отрицается — когда мы говорим, что сущность Сократа не есть [сам] Сократ.

Итак, когда мы выяснили, что означает наименование «сущность» в составных субстанциях, следует рассмотреть, каким образом она относится к понятиям (rationes) рода, вида и видового отличия. Но, так как то, что имеет статус родового или видового понятия, или понятия видового отличия, сказывается об (5) этом определенном единичном, то невозможно, чтобы сущность имела статус всеобщего понятия, а именно родового или видового понятия, поскольку она выражалась бы как часть, например, в наименовании «человеческая природа» или «одушевленность»; и, поэтому, Авиценна говорит, что «разумность» не есть (10) видовое отличие, но основание (principium) видового отличия; и по той же причине «человеческая природа» не есть вид, а «одушевленность» не есть род. Равным образом, нельзя сказать, что сущность имеет статус родового или видового понятия — поскольку она есть нечто (quedam res), существующее вне (15) единичного, как полагали платоники, ведь тогда ни род, ни вид не сказывались бы об этом индивиде, ибо нельзя сказать, что Сократ есть то, что от него отделено, как нельзя сказать, что это последнее способствует познанию этого единичного. И(20), отсюда следует, что сущность имела бы статус родового или видового понятия — поскольку она выражалась бы как целое, например, в понятии «человек» и «одушевленное существо», так как [в этом случае] сущность содержала бы в себе имплицитно и нерасчлененно все то, что есть в индивиде (25).

Однако человеческая природа, или сущность человека, понятая таким образом, может быть рассмотрена двояко. Во-первых, в соответствии с ее собственным понятием (это будет ее абсолютное рассмотрение), и тогда, по отношению к ней будет истинно только то, что соответствует ей как подобное (secundum quod huiusmodi): (30) апоэтому, какое бы иное свойство к ней ни добавилось, это добавление будет ложно. Так человеку, поскольку он есть человек, соответствует «разумное» «живое существо» и другое, что входит в его определение, однако, «белое» или «черное», или что-нибудь подобное (т. е. то, что не содержится в понятии (35) «человеческая природа») не соответствует человеку, поскольку он есть человек. Поэтому, если бы спросили, может ли природа, рассматриваемая таким образом, считаться единой (una) или множественной (plures), не следовало бы утверждать ни то, ни другое, ибо ни «единое», ни «множественное» не входят в понятие человеческой природы, но она может оказаться и единой, и множественной (40). Ведь, если бы «множественность» (pluralitas) входила бы в понятие человеческой природы, последняя никогда не могла бы быть единой, однако, она все же едина, поскольку она есть в Сократе. Равным образом, если бы «единство» (unitas) входило в понятие человеческой природы, тогда природа Сократа и Платона была бы одной и той же, и человеческая природа не могла бы быть представлена во многих.