Так что природа, с первого взгляда мирная: безоблачное небо акрилового цвета, желто-зеленое побережье, метелки трав, белые птицы — при ближайшем рассмотрении представлялась сразу полем боя и моргом, где подыхали слабые, а у сильных раздувались животы.

Нигде не было покоя. Когда на мою территорию случайно забредал двуногий, рука моя инстинктивно тянулась к камню. Позднее я стал брать с собой на прогулки толстый железный прут. Насмотревшись на сладенькую южную природу. На берегу такого тихого океана.

Мечтал ли я о чем-нибудь на берегу Тихого океана? Я не помню. В любом случае, я делаю первый шаг. Затем второй. Я покину Бетси Карлсон, ее белый большой зад и великолепные тучные груди. Я улетел в Нью-Йорк, а оттуда в холодный серый Париж. Где люди пожирали людей, но было интересно. Я выбрал неправильную судьбу.

Жоэль Сериа был кинорежиссер, он снял несколько порочных фильмов. Один из них назывался, если не ошибаюсь, «Галеты из Понт-Авена». А Понт-Авен — это небольшой порт в Южной Бретани, где жил художник мьсье Гоген, кажется, уже после того, как он вернулся с Таити. Тут следует объяснить, где находится Бретань: это, если смотреть по карте, под Англией — повести взглядом слева на самый запад от Ла-Манша. На самый запад выпирает такой рог французской территории. Обогнув его, попадем в здоровый залив, и вот эта под-Бретань и есть Южная Бретань. Она вся раздроблена, как кусок сахара, на островки и здоровые скалы. Там вблизи Понт-Авена у Жоэля Сериа был рыбачий домик на самом берегу. Туда мы как-то раз и отправились. Жоэль, его жена Жанн — она же играла главные роли во всех его фильмах, черноволосая маленькая вечная девочка; Жоэль снимал ее в первых фильмах как порочную невинную куклу, потом как проститутку, Жоэль был на крючке у Жанн. Они взяли свою дочку Prune — сливу, я взял Наташу Медведеву. Помимо нас в рыбачьем домике жила сыроежка (не помню ее имени) с двумя детьми — подруга Жанн. Сыроежка и ее дети питались зерном и морковью.

Местность была в меру запущена. Мимо ходили по тропинке вдоль рыбачьего домика люди — туристы и местные. Жоэль Сериа купил свой домик по дешевке, это не были какие-то там наслажденческие курортные места, но простая крестьянская Бретань. Тем не менее обрыв скал рядом с тропинкой и домиком был по-настоящему дик, скалы были ржаво-рыжие, недавно отломленные, вода Атлантики была купоросово-синей, ветер свеж, потому я лично был доволен, когда сошел вниз на грубый песок с клочками травы и лег там. Наташа Медведева брезгливо легла рядом на большое полотенце. Она никогда не была довольна, об этом ей проницательно сообщил ее сотоварищ по ресторану «Распутин», старенький цыган Алеша Дмитриевич: «Ты, Наташка, никогда не будешь ничем довольна». Я полагаю, Наташа Медведева была довольна жизнью, но реализовывала это позднее. Такова была ее особенность — замедленное восприятие.

Жоэль прочел мой первый роман и в 1985 году заключил с издательством «Рамзей» договор о том, что его кинопроизводящая фирма берет книгу на option, то есть будет выплачивать небольшие деньги, если не ошибаюсь, речь шла о пяти тысячах франках в год, а может, пятнадцати на два года, — с тем чтобы по истечении этого срока приступить к созданию фильма по моей книге. Для женской роли Жоэль хотел использовать актрису Фанни Ардан, а для мужской — меня… Я смотрел на Жоэля как на опасного фантазера, но встречался с ним время от времени, даже познакомился с Фанни Ардан. Фанни показалась мне совершенно не соответствующей роли скелетика Елены, которую ей предстояло играть. Была монументальной брюнеткой, классицична и старомодна. Результатом киногрез Жоэля Сериа стала неожиданно ревность Наташи Медведевой к Фанни Ардан, и даже несколько скандалов. Один случился на Новый год, то ли с 1985-го на 86-й, то ли с 1986-го на 87-й, мы праздновали его у Жоэля, и присутствовали все персонажи интриги: я, Фанни, хитрый маленький Жоэль, Жанна плюс многие французские актрисы, актеры и пьяная Наташа в чернобурке.

Как бы там ни было, мы лежали на песке Южной Бретани. Наташа вертелась и злилась: то песок к ней прилипал, то солнце вело себя не так, как следовало. Погода в Бретани переменчива, солнце довольно быстро исчезло за тучами. Появился Жоэль и предложил совершить прогулку в Понт-Авен за рыбой. Я охотно встал и отправился с Жоэлем. Наташа Медведева, приглашенная с нами, просьбу отклонила. Жоэль был откровенно рад и довольно пыхтел впереди в своих шортах, раздвигая мокрые ковыли — Наташка была откровенно too much для его темперамента, в ней было слишком много отрицательной энергии. Когда он говорил «Наташа», делая ударение на последнем слоге, на губах его появлялась мистическая улыбка. Вообще он явно мирился с Наташей только из-за меня. Мой первый роман он считал гениальным, а у гениев, очевидно, думал он, вздыхая, бывают свои причуды, и, увы, отрицательные тоже.

В Понт-Авене Жоэль показал мне забор, ворота и калитку, — те самые, что фигурируют на картине Гогена «Добрый вечер, г-н Гоген»: там изображен силуэтом сам художник в шляпе и плаще, стоящий у этих ворот. Подразумевается, что он вернулся из дальнего странствия. Забор был розовый, отштукатуренный. Мы купили отличную рыбу и сквозь мокрые ковыли, при срывающемся ветре, вернулись. Я предвкушал жареную рыбу, вонюче пахнущие куски, рыбачье варварство, но, увы, сыроежка вместе с Жанн тщательно ободрали, обрубили и обрезали рыбу, лишили ее костей и, смешав с овощами, подали нам некое пареное несоленое пюре. Наташа тоже принимала участие в порче продукта. Она была злая-презлая. Позднее она написала об этой поездке рассказ, где признается, что ей хотелось лежать со мной, а я, видите ли, путешествовал под дождем в Понт-Авен. На самом деле, если ты едешь в Понт-Авен с Жанн, Прюн (Сливой), сыроежкой, Жоэлем и детьми сыроежки, то ты не ожидаешь, не можешь ожидать, что вы там будете совершать революцию или захватывать мэрию. Лежать — мы лежали, вдвоем, в Париже. Уже через несколько лет я стал ездить на бэтээрах и военных машинах с пацанами, увешанными оружием. И там уже не было Жанн, Прюн и благодушного Жоэля, считавшегося испорченным режиссером. «Галеты Понт-Авена», кстати, хороший фильм о коммивояжере и Жанн. Приехав в Понт-Авен, мужик воображает себя художником, покупает берет, спит с Жанн (она расхаживает в короткой ночной рубашке, как девочка). «Галеты Понт-Авена» — человечный фильм, там все в порядке.

Если глядеть от нашего рыбачьего домика — Атлантика просвечивала в прорехи сквозь рахитичную зелень своим лазуритом. По правде говоря, место было слегка подгажено. Там, конечно, не было устричных отмелей, — подгажено было бензиновыми пятнами на траве от автомобилей, сорными травами, я позднее видел более впечатляющую Южную Бретань вблизи деревушки Эдерн, куда я приехал погостить к владельцу «L'Idiot International», моему патрону, аристократу Jean-Edern Hallier'y. Там была классическая Бретань, скалистая, с аскетичными крестами и надгробьями, с дикими тучами чаек над траулерами, возвращавшимися с лова, с желтым теплым солнцем всмятку, среди белых туч.

Жоэль так и не сделал фильма по моему роману, хотя на протяжении нескольких лет, трех как минимум, в издательство «Рамзей» капали деньги от нескольких «сосьете» с экзотическими названиями вроде «Черного кота», — это были сменяющиеся продюсеры Жоэля. Часть денег доставалась мне. Я знаю, что Жоэль хотел сделать из моей жестокой нью-йоркской книги добротную лирику. Но судьба решила иначе, продюсеры, входя в игру, выходили из нее. Продюсеры перебывали у Жоэля всякие, — и немецкие, и родные французские, и американские. Последний раз я виделся с Жоэлем в январе 1992 года. Я уезжал в Россию, где предвиделись тогда большие волнения и демонстрации. И он очень хотел поехать вместе со мной в составе группы документалистов. Собственно, ему нужен был только оператор. Помню, мы ходили с ним в некое кино «сосьете» на Rue du Petit Musc — улице маленького Муска. Там были живые пальмы, масса стильных девушек, и полное отсутствие энергии. Когда 23 февраля на Тверской схлестывались милиция и оппозиция, мне тогда сломали ребро и разбили голову, я примеривал, какие крутые кадры мог бы снимать маленький Жоэль и его оператор. А так я лишь запечатлел баталию в моей книге «Убийство часового». Глава называется «Битва на Тверской». Французы, немцы, американцы давно не энергичны. Я убеждался в этом не раз. Жизнь ушла из них. Будущее за какими-нибудь талибами, за турками, стоит лишь посмотреть, как они пиздятся, за курдами, за всей этой неприятной и непонятной европейцам дикой толпой подозрительных личностей. Европа сдохла, она устала и изменилась, потому все эти изящные девочки на Rue du Petit Musc зря вращают глазами. Чтоб им чечен в трусы залез и научил бы их, чтоб подпрыгнули резво. Печальный Жоэль печально остался в Париже тогда в 1992-м. Кажется, после этого я его не видел.