И вот теперь здесь она меня узнала. Я, конечно, не собирался драться со сворой местных школьников, но вино и Оля подействовали на меня и я бодро сказал:

– Если что – только кликни…

Следующий день начинался тяжело, голова болела, вчерашнее вспоминалось смутно. Помнил соблазнительную Олину грудь в купальнике, и помнил как после нескольких поцелуев она внезапно вспомнила, что она замужем, и что не собирается портить себе жизнь со своими заводскими, которые никаких секретов держать не могут.

После этого она ушла с каким–то местным парнем, который зашел к нам выпить. Уж он–то не проболтается. За ней ушли и другие наши девчонки.

Мы сидели на току, ожидая бригадира. Жадно пили холодную воду, ребята ехидно спрашивали девчонок как они провели вчера время. Те угрюмо отругивались матом.

Недалеко от нас сидела кучка местных девочек, на вид лет двенадцати. У них были накрашенные губы, подведенные глаза, что на току выглядело нелепо.

– Эти–то что здесь делают? – тихо спросил я своих. Мне ответили недоуменные взгляды.

– Как что, солдат ждут, которые зерно возят.

– А зачем?

– Шпокаться, зачем еще.

– Так им лет двенадцать!

– Самое время женихов искать.

Вскоре меня посадили в прицеп кукурузного комбайна, мое новое рабочее место. Выбрали на эту работу почему–то меня, остальные остались на току подгребать зерно.

Работа была блатная. Комбайн шел по полю, срезая чахлые кукурузные ростки. Они сыпались в мой прицеп, часто прямо на меня, обдавая облаком пыли. Когда образовывалась куча, я вилами рассыпал ее по дну прицепа.

Так оно и шло – силос сыпался, я его разбрасывал и утаптывал, поднимаясь все выше и выше, пока не заполнялся весь прицеп.

Самое трудное было, когда прицеп был почти полон, я едва успевал разбрасывать силос, готовый просыпаться на землю, приходилось ускорять темп, комбайнер беспощадно продолжал гнать комбайн, пока прицеп не был полон и силос возвышался высоко над бортами.

К тому моменту я уже выбивался из сил, комбайнер цеплял следующий прицеп и я восстанавливал силы пока он только начинал наполняться и мои вилы могли отдохнуть.

Это была моя ежедневная работа в течение того месяца, что я провел в совхозе. Рабочей одеждой были плавки, шортов тогда не знали, в брюках же не будешь работать в сорока–градусную жару. Ее–то я вскоре перестал замечать, волосы выгорели на солнце, кожа почернела от загара.

Единственное, что мешало – небольшая ранка на пятке, на что–то наступил, ранка покровоточила и перестала, но болеть продолжала, так и ходил хромая.

Пришел очередной выходной. Мы, как всегда, набрали болгарского вина и пошли в комнату к девочкам. Я взял ведро и пошел к колодцу за холодной водой охладить вино.

Возвращаясь, я заметил нескольких местных ребят, сидящих на заборе возле правления. Когда я подошел ближе, они соскочили с забора и окружили меня полукругом.

–Этот что–ли боксер? – услышал я, – шас пощупаем…

– Ребята, выходите, – только успел я сказать, уронил ведро и стал пятиться, стараясь не выпускать из виду тех, кто пытался зайти сзади. Они шли молча, всерьез, их было много, небольших, но крепких, закаленных в драках. Я сделал несколько отпугивающих ударов слабой правой, стараясь не дать им подойти близко.

– Гляди, пугает… – Услышал я издали. Чья–то голова появилась совсем близко и я ударил сильной левой. Голова исчезла.

Я продолжал отступать. И вдруг время, замедлившее для меня свой ход почти до полной остановки, вдруг пошло опять с нормальной скоростью. Я остановился, пытаясь понять что произошло. Первое, что я осознал был мат – крепкий, черный, почему–то извергаемый женскими голосами.

Потом я увидел наших девок, этих поблядушек, которые догнали нас и своим криком остановили уже почти начавшееся избиение. И громче всех кричала Оля, махая кулаками перед их лицами. Нападавшие ошеломленно стояли, кто–то обиженно оправдывался:

– А ему бля можно? Во Петьку как шибанул, тот и встать не может…

Кто–то из ребят взял меня за плечи и увел в общежитие. Пошатываясь я зашел в комнату и ступив босой ногой на пол, почувствовал сильную боль в пятке. Я глянул и увидел кусочек зеленного бутылочного стекла в ранке на пятке. Я тряхнул ногой и он упал на пол, дернулся и замер, как будто умер.

Остаток того дня я пробыл в общежитие, которое было окружено гневными мстителями. Мои соседи, заходя с улицы, говорили мне:

– Сиди не высовуйся, шибко лютуют, говорят ты ихнего Петьку повредил.

Вечером они исчезли и утром я спокойно уехал к своему комбайну.

Во время обеда, который мы ели в тени комбайна, комбайнер, молчаливый мужчина средних лет, вдруг спросил:

– Ты парень не еврей будешь?

Я насторожился.

– Да, буду.

– Интересный вы народ. Вот возьми тебя – думал ты на второй день в контору убежишь, с под солнца–то да с под пыли, и вилами надо махать, а ты весь срок продержался. И свора целая на тебя напала, а ты и здесь уцелел. Может и правда за вами бог смотрит?

– Может… – Я помолчал, потом спросил о том, что тогда интересовало меня намного больше:

– Что, скоро конец работе?

– Да, совхоз вам выдал зарплаты больше чем вы наработали, сгорело все.

Вскоре, закончив все запасы болгарского сухого вина и собрав жалкий урожай, мы вернулись в Волгоград.

ЗНАКОМСТВО

Зима в Волгограде – это ветер, пронизывающий все тело ледяным холодом, вздымающий сухой снег, тонким слоем покрывающий землю и швыряющий его прямо в лицо. И не вздумай отвернуться от него, в отместку он начнет швырять снег со всех сторон, куда бы ты ни повернулся.

Мы забились в нижний отсек речного трамвайчика, стараясь отогреть онемевшие руки. Мы, это секция водного туризма завода им. Петрова в Волгограде, четверо парней и четверо девчонок. Казалось бы – какой водный туризм в разгар волгоградской зимы? – но мы знали, что делаем – у нас за Волгой была зимняя база. Сам я эту базу еще не видел, это был наш первый зимний выезд. Сойдя с трамвайчика мы одели лыжи и пошли по мягкому неглубокому снегу.

Через полчаса мы остановились. База оказалась одноэтажным деревянным домиком, таким же, как все домики вокруг нас. Кто–то из ребят имел с собой ключ и дверь нехотя открылась. Домик был промерзший насквозь, в его двух комнатах, разделённых большой печкой, была такая же температура как на улице. Это и была наша база.

Мы срочно распределили обязанности, на улице мороз –35° с ветром, вокруг людей нет – все домики пустые, очень легко обморозиться или совсем замерзнуть и помощи ждать не откуда.

Двое из нас пошли за дровами, заготовленными неподалеку, двое стали готовить печь к растопке. Остальные играли в футбол на снегу – что–то ведь надо делать, чтобы не замерзнуть.

Через два часа мы все собрались в домике. Вовсю топилась печка. Стены и потолок, оттаивая, покрылись большими каплями воды, как в парной, да и температура поднялась значительно.

– Щас бы по грамулечке, – начал было один из парней, но на него дружно зашикали, спиртное на базе не употребляли.

Одна из девочек, симпатичная Зиночка, наливала в тарелки что–то горячее.

– Подходи налетай на супчик!

Суп был сварен из пакетов, тощий советский суп. Но туда была нарезана картошка и – О Чудо! – немного варенной колбасы. Суп пользовался успехом, за ним последовала варенная картошка. Трапеза удалась.

От еды всех разморило. Девочки забрались в кровати в своей комнате, сонно переговариваясь. Я возмутился:

– Вы что, девчата, нас замерзнуть оставите?

Не дожидаясь ответа я поднял одеяло и нырнул в теплое пространство рядом с Зиночкой.

Она не возражала, слегка подвинулась. Сквозь многие слои одежды, надетые на нас, я ощутил дурманящее тепло.

Остальные мальчики последовали моему примеру и вскоре затихли. Но долго греться не пришлось – в дверь постучали и в домик вошли гости.

– Вставай, еще не вечер, пошли костер разводить!

Это были туристы из Волгоградского политеха. У них была намного большая группа и они останавливались в соседнем домике.