Петрухин, успокаивая Татьяну, говорил быстро и много. Когда понял, что цели добился, сказал:

— Надо бы поговорить, Таня. Ты не против, если мы подъедем?

— Приезжайте, — произнесла Лиса довольно безразлично. — Если это вам нужно.

— Интересно, — сказал Купцов, усаживаясь в «фердинанд», — что эта тетя себе думает: мне это нужно?

Петрухин ничего не ответил, начал насвистывать.

— О Господи! Дима!

— Понял… не дурак.

Лиса была напугана, но в ней, как и во всякой женщине, продолжало жить желание нравиться — Лиса была с ненавязчивым макияжем и уже взяла себя в руки, держалась достойно.

Сели в просторной кухне с большим и высоким арочным окном, с видом на Неву, на Васильевский. Ветер с залива гнал вверх по реке бесконечное стадо белых барашков. Иногда сквозь плотную облачность пробивалось солнце, падало на воду, на гранит набережных, на мост Лейтенанта Шмидта и здание Академии художеств. Барашки в солнечном луче вспыхивали белым и наводили на идиотскую мысль о рекламе стирального порошка. Потом очередное облако закрывало солнце, и пейзаж мгновенно тускнел, теряя свою яркость, но сохраняя выразительность.

— Татьяна Андреевна, — сказал Купцов, — мы понимаем, что вы оказались нынче в непростой ситуации. Мы понимаем, что наши, так сказать, визиты не доставляют вам никакого удовольствия. Что наши расспросы нудны и однообразны. Ежели все это вам в тягость, мы, разумеется, можем…

— Извините, — перебила его Татьяна. — Извините меня, я была резка излишне… это от нервов. Примите, пожалуйста, мои извинения. Мне нужна ваша помощь, господа.

— Принимаются, — сказал Купцов очень просто и естественно.

— Кофе? — спросила Лиса. Тоже очень просто и очень естественно.

— Таня, — сказал Петрухин, закурив и выпустив клуб дыма. — Таня, неужели после того, что произошло, ты по-прежнему считаешь, что у вас врагов нет?

— После того, что произошло, я так, Дима, не считаю, но…

— Что же ты замолчала? Что — «но»?

— Но я их не вижу. Я ни про кого из своих родных или близких не могу сказать: это мой враг. Не могу — и все тут.

— Этого, Татьяна, и не требуется, — сказал Купцов. — Вы просто расскажите нам о своих взаимоотношениях с тем кругом людей, с которыми вы общаетесь наиболее часто. Их ведь не так и много?

Лиса вытащила сигарету, Петрухин тут же щелкнул зажигалкой. Сигаретный дым плыл по кухне и медленно дрейфовал к раструбу вытяжки над плитой.

— Да, — сказала Лиса, — ближний круг довольно узок и ограничивается семьей и несколькими знакомыми… у вас, наверное, так же?

— Так же, — кивнул Петрухин.

— Разумеется, — сказал Купцов. «Вот только семьи у мента, как правило, нет… У нас с Петрухой точно нет».

Лиса ничего на это не ответила. Потому что две последние фразы Купцов не произнес, он только подумал… но не произнес.

— Настоящих подруг, — продолжала Лиса, — у меня мало. Можно сказать: совсем нет. Зато всяких приятельниц-стервочек — полно. Как котят, в нужнике всех не перетопишь… Вообще, профессия агента по недвижимости — очень специфическая. В ее основе лежит пресловутое «купи-продай». Но торгуем-то не пивом и не шмотками. Недвижимостью. Жильем… Почувствуйте разницу, господа менты… (Татьяна усмехнулась, затушила только что прикуренную сигарету.) Почувствуйте-таки разницу. Хороший агент не просто продает или покупает квартиру или комнату. Он вникает в обстоятельства своих клиентов… Если, разумеется, он хороший агент… А я, господа, хороший агент. Я вникаю в обстоятельства своих клиентов. И довольно часто случается так, что вольно или невольно, но знакомство вырастает из тех рамок, которые как бы предусмотрены схемой отношений «агент-клиент». Нет, я ничего не говорю о дружбе. Но приятельство — возникает… Вы улавливаете?

— Да, конечно. Ментам тоже приходится вникать в обстоятельства клиентов… Мы улавливаем.

— Я понимаю, — усмехнулась Лиса. — И вам, и нам приходится работать и с людьми, и с блядьми. Не всегда это «общение» доставляет массу светлых и радостных чувств, но… Таким образом, у агента образуется масса знакомств… Если и стоит искать врагов моих или Николая, то не в ближнем круге, а среди клиентов-приятелей. Списочек их я могу быстренько набросать. Только боюсь, что он будет не очень маленький, господа.

…"Она разбивает сердца", — тихо-тихо сказал Брюнет…

— Списочек, конечно, нужен, — согласился Купцов. — Но в первую очередь, разумеется, список ближнего круга. И только во-вторую — ваших клиентов. Посмотрим и там… хотя вы считаете, что врагов у вас нет.

— Их действительно нет.

— Явных, Татьяна Андреевна, — возразил Купцов, — явных… Но ведь почти наверняка есть скрытые. Я не могу поверить, что в результате вашей деятельности не появилось какого-то, пусть и небольшого, количества недовольных. Вы — я верю в это — отличный агент, но работа с людьми, как вы справедливо заметили, имеет свою специфику. Всегда, или почти всегда, появляются недовольные. Те, кому кажется, что их в чем-то ущемили, как-то обошли… Попробуйте вспомнить, Татьяна. Нам кажется — это важно.

Лисовец снова вытащила из пачки сигарету. Петрухин покосился на пепельницу, в которой лежала предыдущая, не выкуренная и на треть, щелкнул зажигалкой.

— Нам, в агентстве, — сказала Лиса, — тоже кажется очень важным сохранять нормальные отношения с клиентами. Мы смотрим в будущее, мы заботимся о своей репутации и стараемся избегать конфликтов…

— Удается? — скептически спросил Петрухин.

— Конечно, — ответила Лиса-. — Ни у меня, ни у Коли нет врагов среди клиентов.

— Вам можно только позавидовать, — сказал Купцов.

Лиса широко распахнула глаза.

— Мне? После того, что произошло, можно позавидовать мне? Вы что — глумитесь?

— Нет, Татьяна Андреевна, я не глумлюсь. Я даже в мыслях не имел ничего подобного, — совершенно серьезно ответил Купцов. — Позавидовать можно тому, что вы умеете находить общий язык с клиентами в столь деликатной сфере… Да и тому хотя бы, что вы целой и невредимой остались после покушения.

— Не по-детски плющит, — сказала Лиса. Что, простите?

— Не по-детски плющит. Так говорит сын одного моего знакомого хирурга.

— Что за хирург?

— Николай Николаич Науменко. Прекрасный специалист. Впрочем, он не имеет никакого отношения к нашему делу… Я не считаю, господа, что вышла из-под обстрела целой и невредимой — часть меня уже убили… Не по-детски плющит, господа, не по-детски.

Лиса на секунду прикрыла глаза… Шел ливень. Слепой Киллер в Капюшоне вышел из грозы и поднял руку с пистолетом… С неба сыпались куски грома… Тане хотелось заплакать. Она не заплакала, она открыла глаза и слабо улыбнулась Петрухину.

— Все-таки, Тань, повезло, — сказал Дмитрий. — Если бы стрелок был стоящий… ну, в общем, ты понимаешь.

— Да, конечно. Если бы стрелок был как Папа…

— Чей папа? — спросил Петрухин.

— Папа? Папой я звала своего первого мужа — Владимира Палыча Старовойтова. Он старше меня на двенадцать лет.

— А при чем здесь Папа? — спросил Купцов.

— Ни при чем, — пожала плечами Татьяна. — Просто Папа — настоящий стрелок. Мастер спорта, неоднократный призер Союза и Европы.

— Из чего он стрелял? — безразлично спросил Купцов. Во рту у него стало сухо.

— Вы что же, думаете это Папа? Глупости.

— Я ничего не думаю, я просто спросил: из какого оружия стрелял ваш первый муж?

— Да бросьте вы! — взмахнула рукой Лиса. — Это тыщу лет назад было. Он свои спортивные развлекушки забросил тогда, когда мы еще знакомы не были…

— И все-таки?

— Послушайте, это же глупо. Владимир Палыч не тот человек.

Купцов рассмеялся. Почти естественно. И снова сказал:

— Мне просто интересно. Я сам когда-то стрельбой занимался. Может быть, мы даже и пересекались где-нибудь с вашим Папой. Я, правда, больших высот не достиг… так из чего стрелял-то Владимир Палыч?

— Из спортивного пистолета, — неохотно произнесла Лиса.