Кузенко хлопнул дверцей. Левой рукой он прижимал к животу тортик… Охранник, услышав скрип пружины, бросил взгляд на Таранова. Он увидел темный блеск оружия в руках Ивана и сразу все понял… Но его понимание уже ничего не решало – Иван нажал на спуск. Охранник закричал: падай! – но его крик растворился в грохоте выстрелов.

Пули в клочья изорвали коробочку с «Шоколадным принцем», швырнули тело депутата на асфальт. Охранник стремительно присел, одновременно выхватывая пистолет из-под пиджака. Таранов дал длинную очередь над головой охранника. Тот распластался на асфальте, прикрываясь телом своего босса. Молодец, умничка. Иван дал еще одну очередь, бросил «Бизон» и вошел в подъезд. Спустя минуту он проходными дворами вышел на улицу Чайковского и спокойно продефилировал мимо здания РУБОП.

Спустя еще четыре минуты Таранов спускался по эскалатору метро «Чернышевская». Неприметный, такой же, как тысячи других.

– В чем дело, Иван? – сказал Лидер. – Ты же отлично знаешь, что охранника валят в первую очередь.

– А зачем? – пожал плечами Иван.

– Он представляет реальную опасность.

– Ерунда.

– Далеко не ерунда, Ваня. На войне как на войне, и твой гуманизм не уместен совершенно. Мы большое дело делаем. И рисковать не вправе. На будущее учти, пожалуйста.

– Хорошо, – кивнул Таранов, – учту.

По его тону Лидер понял, что ни фига Африканец не учтет. И впредь будет поступать так, как сам считает нужным. Это очень Лидера беспокоило.

В конце октября Таранов, Федор и третий человек, которого Ивану представили коротко: Паша, разгромили нарколабораторию. Жестоко избили химика и охранника. Напоследок Паша сказал охраннику:

– Гасану передай, что на земле Лысого ловить ему нечего.

Гасану передали. Гасан пришел в бешенство, и в тот же день его боевики устроили налет на бильярдную, где отирались люди Лысого, и сожгли «БМВ» самого Лысого. Лысый срочно прервал отпуск, который он проводил в Италии, и вернулся в Питер. Гасану была объявлена война.

– Вот так, голуби вы мои, дела-то делают, – говорил Лидер, оживленно потирая руки. – А то: стрелять…

Таранов чувствовал, что втягивается в мясорубку Организации. Реплика Лидера: «А то – стрелять…» – относилась к Ивану. Именно Иван предложил: а чего с ними чикаться? Перестрелять на хер, и все дела.

После разгрома лаборатории он сам подошел к Федору и сказал:

– Может, дернем водочки, Федя?

Федор сухо ответил:

– Я не пью.

Повернулся и пошел, глубоко засунув руки в карманы.

– Ну и хер с тобой, – пробормотал Таранов. Он купил бутылку водки, сел в «Ниву» и выпил из горлышка граммов сто. Когда немного отпустило, завел движок и поехал домой. Дома напился вдрызг.

Волк психовал. Время шло, а от таджиков не поступало никакой информации. Еврей и Козырь пару раз спрашивали: как там дела, Рома? – А как дела? Никак. Молчат. Молчат чурки, хоть ты тресни… Но в начале ноября позвонил Ниез. Сказал: «Десятого приеду. Будем день милиции отмечать…» Тьфу ты, бля, юморист!

Волк поехал с докладом к Козырю. А у Козыря был Танцор. О чем-то они серьезном трещали, но возбужденный Волк на это внимания не обратил. Он доложил о звонке Ниеза.

– День милиции, говоришь? – спросил Козырь. – А что? Может быть, отметишь день милиции… со своей шалавой.

– Это в каком смысле? – удивился Волк.

– Вон – Танцор тебе объяснит.

Волк Танцора недолюбливал – Танцор, хоть и отсидевший, а все-таки бывший мент. Танцор отвечал Волку взаимностью.

– Ну? – спросил Волк, повернувшись к Танцору.

– Болт гну. Ты, Рома, баб любишь?

– Ну… А кто не любит?

– Мэрилин порешь?

– Машку-то? Порю, сучку… Очко у Машки…

– Хватит! – стукнул ладонью по столу Козырь, обрывая Волка.

А Танцор, не глядя на Волка, сказал:

– Ментам стучит твоя Машка-Мэрилин, друг Рома.

– Как?

– Так… Еще месяц назад засек я ее с опером одним за беседой. Интересно, думаю. Надо присмотреться… – Танцор, прикуривая, замолчал. Выпустил струйку дыма, защелкнул крышку «зиппо». – Присмотрелся, телефончик ее поставил на «ушко»… Ты думаешь, Рома, оперок этот дружит с Машкой потому, что у нее очко мягкое? Нет, Рома, нет. Барабанит ему Маша.

– Порву суку, – сказал Волк. Стало ему не по себе – вспомнил, как на пару с Мэрилин нюхал кокаин, как языком трепал. А он, язык-то, под кайфом совсем без привязи.

Мэрилин пригласили провести уик-энд за городом. Проститутка прикатила на новеньком серебристом «пежо». Она действительно чем-то напоминала Мэрилин Монро и, зная это, подчеркивала сходство за счет одежды и макияжа… У пожилых иностранцев, посещавших Владимир, Мария Прошкина пользовалась большой популярностью.

– Ба, сколько кавалеров, – округляя глаза, сказала Мэрилин, когда увидела Танцора и Губана. Губан был законченный отморозок. Садист. Его прихватили на крайний случай… Взглянув на Губана, Мэрилин испытала смутную тревогу. И вообще, только сейчас она сообразила, что ни разу еще Волк не приглашал ее за город на уик-энд.

– Раздевайся, – сказал Волк.

– Вот так – с порога? Даже выпить девочке не предложишь?

– Раздевайся, сука, – холодно сказал Волк, и Мэрилин стало страшно по-настоящему: тон Волка не предвещал ничего хорошего.

– Рома, – произнесла она неуверенно. Страшно ей стало, страшно.

Мэрилин сняла шикарный полушубок. Через силу улыбнулась. Губан пялился в декольте, на сильно открытую грудь. Только что слюни не пускал.

– Может, припудрим нос? – спросила она.

– Винтом, – ответил Волк.

– Рома, зачем? Разве во мне мало темперамента? – сказала она. Мэрилин никогда не отказывалась от щепотки кокаина, но колоть эфедрон отказывалась. Одна из ее подружек подсела на эфедрон. И – сошла с ума в одном из притонов после почти непрерывного шестисуточного сексуального марафона. – Зачем винт, Рома?

– Затем, сучка, что ты еще не знаешь, как долбит Губан, – грубо и с издевкой сказал Волк. Он схватил проститутку за плечо, толкнул в комнату. Мэрилин сразу же бросился в глаза шприц на столе.

– Раздевайся, – приказал Волк. Женщина обреченно вжикнула молнией платья, заведя руки за спину.

– Покажи ей елду, Губанчик.

Урод с готовностью спустил брюки, выставил рог – огромный, уродливо-кривой, с шишками вживленных в плоть шаров. Выставил и застыл с идиотской улыбкой на морде. Женщина невольно попятилась. Волк зло засмеялся:

– Разорвет он тебе очко, Манька… Ой, бля, качественно разорвет.

– Рома! Ну, Рома… ну зачем? Я же для тебя всегда…

– Платье долой, сука! – закричал Волк. Танцор сидел на краю стола, наблюдал за происходящим с явным интересом… Мэрилин затащили на дачу не для того, чтобы заниматься сексом, но ведь вполне можно совместить полезное с приятным.

Мэрилин стянула платье через голову. Осталась в черном ажурном белье, чулках и сапогах на высоченной шпильке. Губан засопел, член его начал оживать. Он был похож на голову питона.

– Дайте ширнуться, – попросила Мэрилин. Она понимала, что ее ждет настоящая пытка. Под наркотиком перенести это будет легче.

Эфедрон еще не начал действовать, а Губан перекинул тело женщины через валик кожаного дивана, рывком спустил с нее трусы. («Животное», – пробормотал Танцор.)

– Вазелин, вазелин, – пробормотала Мэрилин. Губан раздвинул ей ягодицы и воткнул свой чудовищный член.

– А-а-а! – закричала женщина. Волк засмеялся. Пакостно, злорадно. Губан дергался, рычал и действительно был похож на животное. У него были проблемы с женщинами, с ним не хотели связываться даже дешевые проститутки… С победным утробным рыком Губан излил в Мэрилин семя. А она уже заводилась под действием наркотика. Боль в разорванном анусе отступила, уступила место вожделению, желанию трахаться, трахаться, трахаться без конца. До изнеможения, до потери сознания.

Губан вытащил свой огромный, в крови, шланг, брезгливо оттолкнул женщину и сказал: