— Хорошо, если вы положите туда же жемчуг. Офицер упоминал и о жемчуге.

— Не думаю, что он у Шарки — ему он не по карману.

— Тогда нужно вернуть часы и кольцо.

Улыбка, озарившая его лицо, стоила того, чтобы немного уклониться от буквы закона. В ней было одобрение, но и еще что-то, что выходило за рамки простого одобрения.

— Да благословит вас Господь, мисс Ирвинг. Я знал, что на вас можно положиться. Однако, как трудно вам приходится в Лондоне. Мы подумаем, как скрасить ваше пребывание в столице. Такая щедрость заслуживает не менее щедрого вознаграждения. Вы любите театр?

— Не нужно подкупать меня, мистер Алджер. Мы ведь обговорили условия сделки?

— Но это не взятка.

— Назовите вознаграждением. Какая разница?

— Польщен, что вы воспринимаете ситуацию именно в таком свете. Я бы счел, что вознаграждение дается мне, если бы вы согласились провести со мной вечер в театре.

— Единственная награда, которая мне нужна в данном случае, это чтобы вы ни слова не рассказали мисс Теккерей, а то она подумает, что я потеряла рассудок. Не знаю, что сказал бы папа…

— Я не расскажу ни ей, ни ему. Это будет наш маленький секрет. Ничего нет лучше общей тайны, чтобы скрепить дружбу, — сказал он с теплой улыбкой. Я неодобрительно посмотрела на него.

Он взял мои руки в свои ладони.

— Ну, ну, успокойтесь. Где же ваше непокорное сердце? Вы уже не ребенок, и не должны во всем спрашивать советов родителя, — он пристально вглядывался в мое лицо в темном переходе холла. — Вы уже взрослая женщина, к тому же необычайно привлекательная.

В этом комплименте звучало эхо сомнительных реплик Шарки, и я резко отпрянула.

— Не пытайтесь умаслить меня, мистер Алджер. Как вы сами изволили заметить, я уже не ребенок и на мякине меня не проведешь. Оставьте свои пошлые комплименты для неопытных дурочек. Мне не нужны ваши телячьи восторги.

— Телячьи! — воскликнул он. — Да мне уже тридцать один.

— Значит, вы слишком стары, чтобы говорить пошлости. Ради всего святого, почему бы вам не переехать на Беркли Сквер и не строить карьеру в добропорядочном окружении?

Он продолжал сверлить меня взглядом. Затем улыбнулся и сказал:

— Кто же тогда поможет вам препровождать наверх подгулявших квартирантов, мисс Ирвинг? Вы только что оказали мне любезность, причислив к разряду джентльменов, это дает мне право остаться здесь и оказывать вам услуги, которые вы вправе ожидать от джентльмена.

— Я предложила переехать ради вас же самого.

— Не все ставят собственную выгоду выше всего остального. Видите ли, было бы просто несправедливо предоставить возможность Шарки болтаться на виселице за несколько побрякушек. Я уж лучше останусь, если вы не против, и прослежу, чтобы он больше не впадал в грех.

— Отлично, — сказала я с облегчением, его отъезд меня бы огорчил. — А сейчас я пойду спать. Если еще кто-нибудь будет стучать, я накроюсь подушкой и сделаю вид, что не слышу.

— Неплохо было бы завести дворецкого. Ваш конюх не мог бы временно исполнять его обязанности?

— Пожалуй, мог бы. — Эта мысль мне показалась превосходной. Я решила, что попрошу Мулларда переселиться из каморки возле конюшни в дом. Это означало, правда, что нам с мисс Теккерей снова придется занять одну комнату. — Спокойной ночи, мистер Алджер.

— Доброй ночи, мисс Ирвинг. — Он повернулся уходить, потом остановился. — А что касается театра, мэм, это была не взятка. Я в самом деле буду рад познакомить вас и мисс Теккерей со столичными театрами.

Я кивнула, он удалился. У меня из головы не выходили его ювелирной работы мраморные шахматы и хрустальный графин с бокалами. Уж не в сговоре ли он с Шарки, принимая подарки за услуги по дезориентации полицейских? Или он действительно хочет его переделать? Я чувствовала, что в эту ночь не засну, но под утро крепко заснула.

На следующий день я поговорила с мисс Теккерей о том, чтобы переселить Мулларда в дом: по вечерам он мог бы исполнять обязанности дворецкого. Это не помешает ему расчищать двор в дневное время, покрасить дверь и сделать еще некоторые необходимые работы по приведению дома в порядок. В эту бессонную ночь я продумала много вариантов с имением, придя к убеждению, что его нужно продать. Я не была подготовлена к жизни в подобном месте, с ворами и проститутками под одной крышей. Я убеждала себя, что, если пословица гласит: «милосердие начинается дома», то в Рэдстоке можно было найти огромное множество заблудших душ, на которые мне пришлось бы излить весь запас сострадания и милосердия.

Как ни странно, Муллард наотрез отказался от удобной комнаты, ни за что не согласился пребывать на одной половине дома с дамами. Обследовав половину, на которой находилась кухня и другие служебные помещения, он обнаружил крошечную комнатушку недалеко от кухни, которая, как он заверил, его вполне устроит. Это была вторая кладовка, в которой среди разного хлама оказалась раскладная кровать. Ненужные вещи Муллард сжег, устроив во дворе костер. Тетушка хранила все старые журналы и письма, непригодные полотенца и тряпки. Потребовалось целое утро, чтобы ликвидировать залежи.

Мисс Теккерей занялась осмотром платяного шкафа. Нужно было освободить место для ее собственной одежды и что-то сделать с обширным гардеробом тетушки. Я осталась в своей комнате, составляя список дел, которые необходимо было устроить перед продажей дома. Привычку делать списки я переняла у компаньонки. Прежде всего хотелось привести в порядок дверь: соскоблить старую краску, покрасить заново и приделать дверной молоток. Одна дверь в ее теперешнем состоянии была способна отпугнуть самого невзыскательного покупателя.

Миссис Скадпол подошла к двери спальни и сказала:

— Пришел мистер Алджер и хотел бы поговорить с вами, мисс Ирвинг. Он в холле.

Я вышла в холл, но его там не оказалось. Заглянув в салон, я увидела его — он торопливо шел к окну, но стучал при этом осторожно, крадучись, словно опасаясь кого-то. «Уж не полиция ли преследует его», — подумалось мне.

— Вы хотели меня видеть, мистер Алджер? — обратилась я к нему.

Он вздрогнул, но повернулся и с улыбкой пошел мне навстречу.

— Надеюсь, что не оторвал вас от важных дел?

— Нет, все в порядке.

Он огляделся и, убедившись, что мы одни, передал мне рубиновое кольцо.

— А часы у вас? — спросил он.

— Да, в той большой вазе, на которой нарисованы виноградные гроздья.

Он достал часы и дал мне адрес леди Прайор на Хафмун-Стрит.

— Я посмотрел ее адрес в справочнике в Уайтхолле, — объяснил он. — На сегодня моя работа закончена. Надеюсь, вы не раздумали посетить Сомерсет Хаус в моем сопровождении?

— Нет, не раздумала. Напротив, мне хотелось бы лучше познакомиться с Лондоном перед отъездом, ибо вряд ли я когда-нибудь сюда вернусь. Немного приведу дом в порядок и дам объявление о продаже.

Он устало вздохнул.

— Я так и подумал, что события прошлой ночи вызовут у вас отвращение к этому месту. У нас очень редко случаются два таких происшествия за одну ночь.

— Не могу жить здесь, мистер Алджер. Мне очень жаль сестер мистера Шарки, я глубоко сочувствую миссис Кларк, но ради этого терпеть… Не могу! Постараюсь найти приличного покупателя, кого-нибудь, кто будет заботиться о доме, как моя тетушка, чтобы жильцы не были ущемлены.

Он кивнул.

— Вы правы. Здесь неподходящее место для леди. Конечно, вы могли бы нанять управляющего, а не делать всю работу самой. Это все равно дало бы вам хороший доход, как мы говорили вчера.

— Если заплатить управляющему, то останется не так много.

— Можно было бы найти человека, который с радостью согласился бы на эту работу за право пользоваться одной из квартир. Не обязательно первым этажом, где расположены ваши комнаты, — добавил он, как бы уговаривая. — Первый этаж можно сдать за хорошую плату. Его настойчивость казалась мне подозрительной. Почему он был так заинтересован, чтобы дом не перешел в другие руки? Что он выигрывал, кроме того, что сохранил бы свою квартиру?