— Ветераны-моряки, здесь присутствующие, отлично знают, сколько времени может прожить человек в воде, температура которой близка к нулю. Пять, максимум десять минут. Теперь последнее — порез на животе. Кстати, его обнаружил матрос Ренько. Но он не профессионал в нашем деле и не знает, что такое обмотка сети.

Еще как знаю, подумал Аркадий. Однако он не стал перебивать третьего помощника, решил подождать, пока тот закончит. Слава развязал мешок, стоящий у его ног, вынул оттуда кусок стального троса диаметром в сантиметр и торжественно предъявил его собранию. Тут и там из троса торчали стальные заусеницы, словно маленькие копья.

— Такой трос и применяется при обмотке, — пояснил Слава. — Мы знаем, что тело Зины Патиашвили попало в сеть. Мы также знаем, что сеть оплетена тросом. И наконец, любому моряку известно, что, когда сеть тащат из воды, трос, естественно, начинает вибрировать, вдавливаться в сеть. А на тросе есть заусенцы, вот один из них и поранил тело девушки. Итак, последняя загадка решена. Девушка пошла на танцы, у нее от духоты разболелась голова, она в одиночестве вышла на корму подышать свежим воздухом, упала за борт и, к нашему глубокому прискорбию, умерла. Вот, собственно, и все, что случилось.

Слава сунул кусок троса Воловому, который осмотрел его со всех сторон с величайшим интересом, потом незнакомцу, который тут же отодвинул его в сторону, и, наконец, Марчуку, который в этот момент внимательно изучал очередную страницу рапорта, почесывая бороду.

— Как я понял из вашего рапорта, вы предлагаете прекратить расследование на борту и передать его в компетентные органы по возвращении во Владивосток?

— Так точно, — сказал Слава. — Конечно, окончательное решение за вами.

— Насколько я помню, в рапорте содержались и другие предложения, — вмешался Воловой. — Впрочем, я его проглядел лишь мельком.

— Вы не ошиблись, — тут же отозвался Слава.

Надо же, как спелись, подумал Аркадий, прекрасный дуэт.

— Из этого несчастного случая мы все должны вынести урок — нельзя пренебрегать техникой безопасности, — говорил Слава. — Вот что я предлагаю: первое — во время собраний, концертов и тому подобных мероприятий обеспечить несение вахты добровольцами на корме. И второе — проводить подобные мероприятия по возможности до наступления темноты.

— Это очень полезные предложения, и мы, безусловно, всесторонне рассмотрим их на ближайшем собрании трудового коллектива, — сказал Воловой. — От имени всего экипажа выражаю вам благодарность за вашу работу, компетентность и оперативность, проявленную вами в период проведения расследования, а также за блестяще составленный, аргументированный рапорт.

В романах Толстого аристократы говорили на отличном, богатом французском языке. Внуки тех, кто совершал революцию, использовали косноязычное, неуклюжее подобие русского. Слова в нем были настолько длинны и громоздки, словно ими мостили путь к всеобщему единомыслию. Каждое такое слово произносилось веско, взвешенно. Самое великое достижение советской демократии — это то, что все собрания трудящихся неизменно заканчивались в трогательной атмосфере товарищеского единодушия по любому вопросу. Рабочий мог выступить на собрании заводского коллектива и сказать, что завод производит машины на трех колесах. Колхозник мог заявить на собрании, что в колхозе рождаются телята о двух головах. Ради бога. Такие мелочи, разумеется, не могут помешать здравомыслящему собранию, как и прежде, двигаться вперед плечом к плечу и единым строем.

Марчук отпил из стакана, зажег очередную сигарету — ароматную «Джон Плейер» — и снова склонился над рапортом. Он низко опустил голову, отчего на его лице еще явственнее проступили азиатские черты. Капитан был явно рожден для того, чтобы пробираться через дебри тайги, а не бюрократического жаргона. Незнакомец в сером свитере терпеливо улыбнулся, словно он попал сюда случайно, но может и задержаться, спешить ему некуда.

Марчук поднял глаза.

— Вы проводили расследование вместе с матросом Ренько?

— Да, — ответил Слава.

— Но здесь стоит только ваша подпись.

— К сожалению, у нас не было возможности встретиться перед совещанием.

Марчук сделал Аркадию знак подойти поближе.

— Ренько, у вас есть что добавить к рапорту?

Аркадий, задумавшись на секунду, ответил:

— Нет.

— Тогда подпишите — Марчук протянул Аркадию толстую авторучку, роскошную, как на капитана сделанную.

— Не подпишу.

Марчук снова завинтил колпачок авторучки. Положение осложнялось. Инвалид подлил воды в свой стакан.

— Поскольку матрос Ренько не принимал активного участия в расследовании, а выводы и предложения, содержащиеся в рапорте, принадлежат не ему, я полагаю, что мы можем обойтись и без его подписи.

— Подождите — Марчук повернулся к Аркадию. — Вы не согласны с предложением передать дело в компетентные органы во Владивостоке?

— С этим я согласен.

— Что же вас не устраивает?

Аркадий задумался над точным выражением своей мысли.

— Меня не устраивает, как обстоятельства смерти изложены в рапорте.

— Так. — Незнакомец в свитере впервые выпрямился в кресле, как будто только что услышал слова на родном языке.

— Извините, — сказал Марчук. — Матрос Ренько, это главный электротехник флотилии товарищ Гесс. Я попросил его присутствовать на сегодняшнем совещании. Поясните — и ему и мне, — почему вас не устраивает изложение фактов в рапорте, но вполне устраивают выводы, содержащиеся в нем?

«Полярная звезда» не встречалась с кораблями флотилии уже полтора месяца, и встреча должна была произойти только через месяц. Аркадий подумал, где в таком случае скрывался Гесс все это время, но тут же переключил внимание на заданный вопрос.

— Зина Патиашвили умерла в тот вечер, когда мы устраивали танцы. Поскольку ее не видели ни на нижней палубе, ни в коридоре, ведущем к каютам, можно предположить, что она направилась на корму, как и отметил в рапорте третий помощник. Но, как бы то ни было, если Зина почувствовала себя плохо, она упала бы на палубу, а не перевалилась бы через поручни — они там слишком высоки. В этом случае она не смогла бы разбить себе затылок. Существуют характерные для утопленников признаки — ни одного из них я не обнаружил при вскрытии. Когда во Владивостоке эксперты вскроют ее легкие, они не найдут там ни капли соленой воды. Синяки на груди, животе, локтях и коленях появились уже после смерти — ее помяло в сети, а царапины и кровоподтеки на предплечьях и коленях образовались не от того, что ее ударило о перила, а от того, что тело протащили по твердой поверхности с выступами. Что же касается раны на животе, то это — след от удара острым ножом. Разрез идеально ровный, кровотечение было незначительным. Ее убили на судне и сбросили за борт, но перед этим вспороли живот, чтобы тело не всплыло на поверхность. Есть и еще одно обстоятельство, доказывающее, что рана на животе не могла быть нанесена заусенцем троса. Сеть подняла ее со дна, и она пролежала там достаточно долго — миксина успела проникнуть в нее именно через разрез на животе.