До меня все еще не доходило, что я попала в самую ложную ситуацию. Еще я обдумывала, можно ли теперь выйти из укрытия. Если они увидят меня, снова всунут тряпку в рот. Фарфилд отправился проведывать Банни. Я кралась за ним. Он быстро нырнул под навес у самого моря, которым последний раз пользовались, когда Хьюмы еще ходили в море. Там хранились паруса, мачты и прочее снаряжение. Дверь открылась со скрежетом, Фарфилд пробыл под навесом не больше нескольких секунд и тут же вышел. Как только он ушел на достаточное расстояние, пробыл под навесом не больше нескольких секунд и тут же вышел. Как только он ушел на достаточное расстояние, я бросилась туда, выкликая имя Банни. Через незастекленное окно внутрь пробивался тусклый свет. На земляном полу лежала бесформенная груда, которая при ближайшем осмотре оказалась Банни, он лежал, связанный по рукам и ногам, во рту торчал кляп, вернее тряпка, которая раньше была его собственным шейным платком. Первым делом я вынула тряпку изо рта, он с трудом втянул ртом воздух, издав при этом несколько странных гортанных звуков.

– Они скрутили меня! Вы в порядке?

– Теперь в порядке, – успокоила я его, кряхтя над узлами, затянувшими его запястья.

– Это не вы лили воду на землю? Настоящий водопад. Что вы делали?

– Это делал Фарфилд. Я подмешала в воду крысиный яд, но меня разоблачили.

Запястья, наконец, были освобождены. Он растер их, чтобы наладить циркуляцию крови, и сам принялся распутывать ноги. Сделав это, попытался встать, но тут же упал снова.

– Ноги пронзает, как иголками, – сказал он и стал вращать ступнями и растирать икры, чтобы снять онемение. Пока он приводил себя в нормальное состояние, я изложила события.

– Они меня ударили сзади, – время от времени вставлял Банни. – Подкрались незаметно, я ничего не слышал. Мне показалось, что он бил толстой веткой. Сбил с ног намертво. Когда пришел в себя, был уже здесь. Что это за место, где мы, черт побери?!

– В сарае. Но самое ужасное, Банни, это то, что Депью – французский шпион, а мы его сообщники.

– Но на нем были гвардейские пуговицы и желтая подкладка.

– Он мог украсть, снять с кого-нибудь, кого убил. Надо уходить отсюда, Сноуд может придти проверить.

– Если нас считают предателями, значит Англия в большой опасности. Придется уезжать за границу.

– Для начала давайте выберемся из этого сарая, – прервала я его сетования, и мы вышли на воздух. Идти по холодной острой гальке было мучительно. Взглянув на дом, я увидела, что все окна ярко освещены. Люди сновали взад и вперед, все были на ногах. Сноуд вероятно выполнил свой план и сказал тетушке, что я сбежала с Депью, чтобы обвенчаться тайно. У меня заныло сердце от жалости, можно было представить, в каком она состоянии. Это было хуже, чем быть украденной цыганами. Еще больше я переживала презрение Сноуда. Не знаю точно, кем он был и откуда, я интуитивно чувствовала, – а интуиция меня редко подводила, – что он человек благородного происхождения.

Фарфилд относится к нему почтительно. Они называют друг друга по имени, как давнишние друзья. Герцогиня! У нее есть сын, Вилли, который сейчас должен находиться в Португалии. У Сноуда – брат тоже Вилли. И все эти письма из Брэнксэм Холл. Сомнений не было – он сын герцогини.

А мы держали его под крышей в двух неуютных комнатах, набитых ненужной рухлядью. Называли его Сноуд и обращались с ним свысока, как с низшим по положению. Как некрасиво они подшутили надо мной! Тетя Ловат ни о чем не догадывалась, я была уверена в этом, но папа-то знал. В Лондоне разработали этот хитроумный план – Сноуд помогает папа под вымышленным именем. Мне было непонятно, почему нужно было менять птиц и придумывать весь этот маскарад. Хотя, если бы в доме находился знатный человек, так долго, на протяжении всей войны, это вызвало бы переполох, а им нужна была секретность. Было также хорошо известно, что герцогиня – отличный знаток голубей. В этом-то была разгадка. Сноуд был избран на эту роль, потому что он очень хорошо знал голубей, особенно почтовых. Папа нуждался в его знаниях.

– Вы дойдете, или дать вам ботинки? – спросил Банни. Я отказалась. Вряд ли его огромные тяжелые ботинки были удобнее для ходьбы. Мы решили не идти в дом, а уйти подальше и направились в сторону Хайта, обсуждая подробности последних дней. Самым странным было то, что он воспринял новую версию, как очевидный факт, даже не моргнув глазом.

– Мы всегда считали, что Депью не очень-то ловкий шпион, – сказал он.

– Это, наверное, он влез в кабинет и украл пистолет.

– Пистолет у Сноуда, но Депью мог проникнуть в дом, меня это не удивит.

– Мы знаем, что он уехал из Брайтона раньше нас. Он не получил вашей записки.

– Он искал книгу с шифром, по-видимому. Именно ее он хотел от нас получить, а вся его лесть – это, чтобы держать нас на крючке. Он же выдумал, что Сноуд шарит с лампой по нижнему этажу дома, чтобы мы не переставали искать. Он также надеялся с нашей помощью перехватить донесение, которое принес Цезарь. И мы бы ему преподнесли его на блюдечке. И в парке никогда не было его людей. Все ложь.

– Депью в разведке – желторотый птенец. Однако Цезарь не появлялся, я его не видел, пока стоял под галереей, его не было.

– О, Боже! Цезарь! Совсем забыла!

– Он прилетит.

– Он уже прилетел и сидит у меня в комнате в ящике комода.

– Что? Я ослышался? Вы говорите…

– Точно так, Банни. Скорее. Нужно передать Сноуду капсулу.

– Можно тихонько войти и поручить слуге передать эту штуковину. Оставьте в спальне записку, адресованную Сноуду. Не забудьте надеть башмаки. И платье, – добавил он.

– Нам нужно срочно улепетывать в Америку. Будет нелегко выбраться… в военное время. Но все же лучше, чем виселица. Поймаем какое-нибудь рыболовное судно, они вывезут нас в океан.

– Но мы ничего плохого не сделали. Нас обманули.

– Кто этому поверит? Пара чертовых идиотов.

– Пусть идиоты, зато не предатели. Я возвращаюсь.

– Я напишу вам из Америки.

– Вы должны вернуться со мной, Банни и подтвердить все, что я скажу. Побег будет воспринят как доказательство нашей вины. Кроме того, у нас Цезарь. Когда мы отдадим донесение, они поймут, что мы не враги. Мы ведь помогли захватить капсулу и убежать.

Признаться, мне самой было неясно, что еще мы могли сделать с этой запиской.

– Можем совершить бартерную сделку – жизнь за капсулу. Сначала ее надо понадежнее спрятать. Нас могут подвергнуть пытке, чтобы заставить говорить. Этот шпионаж – довольно грязное дело. Наверное, я все же не пойду в разведку. Да теперь меня и не возьмут.

– Вы идете в дом, Банни, или нет?

Его болтовня меня страшно угнетала.

– Я должна отдать донесение Сноуду. И тетушка переживает, что я сбежала с этим негодяем Депью.

Банни никак не мог принять решение.

– Наверное, все же я, должен вернуться с вами. Не могу же я бросить вас в такую трудную минуту. И вы говорите, что мы не предатели, нас самих предали. С этими словами мы повернули к 2Грейсфилду. Несмотря на мою решимость и веские доводы, ноги еле шли, все время хотелось повернуть назад, убежать, скрыться. Было ужасно стыдно предстать в таком наряде перед Сноудом: не только дура, но дура с грязным лицом, босыми ногами и без платья – в одной накидке поверх нижнего белья.