Я очень боялся за Лику, но сумел обуздать свои чувства. Страх расслабляет, подавляет волю, лишает сил, которые так необходимы для поддержки Лики Вся наша энергия была направлена на то, чтобы удерживать в стабильности лиловый шар, окутывающий Лику, не дать ему распасться и оставить ее без защиты,

Потянулись томительные минуты. Постороннему наблюдателю могло показаться, что собрались чудаки, развалились в креслах и подремывают, переваривая сытный ужин или просто предаваясь неге. На самом деле шла напряженная работа, требовавшая от нас полной отдачи. Наши силы постепенно истощались, мы приближались к пределу. Еще немного — и кто-то сорвется первым, за ним не выдержат другие, защита падет, «лед» треснет. То, что шла уже шестая минута, а Лика, уникальный инсайтпроскопист, не могла ничего нащупать, говорило о том, с какой серьезной проблемой мы столкнулись. Чем значительней и прочней цепь событий, чем более серьезные последствия они влекут, тем сложнее рассмотреть будущее.

— Нашла, — тихо прошептала Лика и замолчала.

— Что ты видишь? — через силу спросил Чаев.

— Смерть… Семеро… Четырех поджидает смерть. Две смерти — земля. Одна — холод… Им повезло. Хуже четвертому. Ему смерть не избавление — наказание.

— Что за смерть ждет четвертого?

— Пустота… Боль… Ожидание… Не знаю.

— Кто эти четверо?

— Не знаю.

— Чем закончится операция?

— Еще не определено… Шансы очень малы.

— Что за фактор неопределенности на Акаре? Почему погибли бойцы из разведгруппы?

— Не знаю. Что-то огромное. Не могу охватить, Вижу, как рушатся преграды и запреты… Я боюсь. Боюсь!

— Спокойно, Лика. Что еще?

— Вижу лицо четвертого.

— Кто?

— Саша… Саша… Я боюсь. Смерть, боль, рабство и одиночество… Не могу больше! Я возвращаюсь.

Лиловый шар начал переливаться разными цветами, потом ярко вспыхнул и исчез. На Ликином лице вновь появлялся румянец. Но глаза она не открывала. Очнется она не раньше, чем через час.

— Ничего конкретного она не узнала, — поморщился я. — Только настроение испортила.

— Кто знает, — возразил Чаев. — Неизвестно, какие данные могут стать решающими в главный миг. Прогноз не радует.

— Хуже нет, — недовольно пробормотал Ковальский. — Шансы на успех минимальные. Больше половины группы не вернется назад.

— А я уж точно не вернусь, — через силу улыбнулся я.

Внутри у меня было пусто. Хуже всего, что у меня не было оснований не доверять Лике. Я смертник. Жить мне осталось считанные дни. Ощущение еще похлеще того, когда Синий Мак ввел мне инъекцию «отсроченной смерти». Тогда хоть была драка с конкретным противником и оставались шансы выжить. Здесь же молох судьбы все определил. В это не хотелось верить. Слова Лики я воспринял как бы со стороны, к ним я испытывал даже интерес, притом не личностный, а чисто академический. Осознание и отчаяние придут позже, и тогда нужно будет загнать их поглубже, собрав всю волю в кулак.

— При такой ситуации не может быть никаких упреков, если любой из вас откажется от участия в операции, — резюмировал Чаев.

— Это, конечно, шутка, — усмехнулся Герт.

— Никто не откажется, — сказал Ковальский. — Ведь у каждого шанс не менее пятидесяти процентов на то, чтобы остаться в живых. Это немало. Есть только один человек, судьбу которого мы знаем наверняка, — Аргунов. Его надо исключить из группы. Гнать его на Акару — это даже не значит давать ему смертельно опасное задание. Это просто приговор к смерти.

— Ты прав, — задумчиво протянул Чаев. — Нужно искать замену.

Предложение выглядело заманчивым. Мне дарили жизнь. И при этом никто не упрекнул бы меня в трусости и малодушии. Ведь идти на Акару — самоубийство, а самоубийства, как известно, нигде не почитаются.

Я откинулся в кресле В моем мозгу, словно птица в клетке, билось какое-то трудноуловимое ощущение. Я никак не мог зацепить его. Когда Лика расписывала мою незавидную судьбу, я на миг нащупал контакт с ней, и меня обожгла картина, от которой веяло бездонной безысходностью. Что же там было? Камни, песок, какой-то берег… Что делать? Мне хотелось согласиться на предложение Ковальского. Смерть вообще штука неприятная, да еще такая!

— Нет. — Я отрицательно покачал головой. — Ничего не выйдет. Без меня группа не сможет обойтись. Если из конструкции убрать один элемент — вся конструкция рухнет. Я же не только боец, но и элемент удачи, как любой другой из нас.

— Логика есть, — кивнул Чаев. — Но мы не имеем права приговаривать тебя к смертной казни.

— Это решать мне! — резко отрезал я.

Первое, что бросалось в глаза на «плеши», — ее идеально ровная овальная форма, черная рыхлая земля и полное отсутствие растительности. Здесь не росло ничего — даже мха. Тропическая буйная зелень зоны, обступившая «плешь», не пересекала невидимую границу. Зона будто чувствовала, что здесь не ее владения, что здесь дремлют древние и гораздо более мощные силы — порождение таинственного разума, затерявшегося где-то во тьме веков.

Еще задолго до ТЭФ-катастрофы среди окрестных жителей ходили слухи о том, что пустошь Леших забав — дурное место, и даже само название ее говорит о том, что здесь водится нечистая сила, а потому православному человеку там делать нечего. Такое отношение не изменилось даже в относительно цивилизованные времена, когда к нечистой силе стали относиться гораздо менее серьезно.

То, что место это и впрямь дурное, чувствовалось сразу. Несмотря на то, что было довольно прохладно, казалось, от земли исходит жар. У меня здесь спирало дыхание и появлялась пульсирующая боль в затылке.

Мы стояли, взявшись за руки. Семь человек — полный Круг. После завершения операции в живых останутся только трое. И я не буду в их числе. Странное чувство — долг. Он заставляет человека идти туда, куда идти нельзя. И делать то, что сделать невозможно. Я должен — этим сказано все.

— Приготовились, — отрывисто приказал Герт.

Никто не знал, на каких принципах действует транспортная система, оставленная нам в наследство «динозаврами» (так мы прозвали загадочную расу, сотворившую это чудо). Мы даже представить не могли, какие энергии здесь используются. Приборы ничего не воспринимали. Живые существа просто ощущали дискомфорт. Ощущали его и суперы, и все же при нашей обостренной чувствительности ко всем видам космических и биологических полей мы ничего не могли понять, подыскать хоть какие-нибудь аналоги. Те, кто занимался этой проблемой, сходились на том, что тут действуют законы каких-то иных вселенных. Возможно, той, куда ушли «динозавры». Кто знает, может быть, они до сих пор наблюдают за творением своих рук, а заодно и за делами в Галактике. Или они давно забыли о существовании мира, из которого вышли, а однажды запущенный ими механизм будет исправно функционировать до скончания веков.

Пользоваться системой в известной нам части Галактики, как мы думаем, могут только суперы. Возможно, на это способен и кто-то другой, но никаких намеков на то пока нет. Сам процесс перемещения прост. Достаточно очутиться внутри «цилиндра-транспортера», пожелать перенестись куда-то, и окажешься на такой же Лешей пустоши, где-нибудь за десять тысяч светолет. Совершенно не имеет значения, представишь ли ты мысленно пейзаж планеты, произнесешь ли ее название или координаты в любой существующей системе. Какой-то всемогущий компьютер, расположенный незнаемо где, обладает, может быть, всеми сведениями, касающимися межзвездных перемещений, собранными миллионами цивилизаций за миллионы лет, и мгновенно срабатывает.

На другом конце Земли «цилиндр» выходил в Бразилии, там тоже имелось свое дурное место, испокон веков известное местным племенам, обходившим его за много километров. Это дало возможность возвести Асгард, не привлекая излишнего внимания. Именно в Бразилию завозились машины, различные материалы и затем благополучно перемещались в Новосибирскую ТЭФ-зону. Участок бразильских джунглей с «плешью» был частной собственностью одного из суперов, успешно игравшего роль мультимиллиардера Насколько я знаю, бразильская полиция, секретные службы страны одно время интересовались тем, что там происходит, и что за техническая активность и стройработы там проводятся. Никаких данных о том, что там возводится база террористов, окопались Большие Кланы или производятся запрещенные вещества, конечно, добыто не было. А осуждать богатых за причуды можно только морально. Если есть деньги, то возводи небоскреб или замок хоть на Северном полюсе — твое личное дело. Представляю, какой бы поднялся переполох, если бы стало известно, что там творится на самом деле.