Я решил, что все закончено. «Крысы», получая отпор, успокаиваются быстро. Но тут «волосан», державший Лику, запустил руку за пазуху и рванулся ко мне.

— Не надо! — крикнула Лика и повисла на «волосане». И опять нарвалась — получила кулаком в лицо и рухнула на парочку. Истошный визг, ругательства.

— Прирежу, травоед поганый!

«Волосан» — наверняка из психов. Он пустился во все тяжкие. В его руке блеснула белая упругая металлическая дубинка с шариком на конце. «Обезьян» с широченными плечами, тоже, видать, из племени придурков, выудил из кармана нож и первым бросился на меня, решив опередить «волосана». Нож вскоре отлетел в кусты, а «обезьян» начал корчиться на земле, держась за живот. Саданул я его далеко не со всей силы, не то ему бы уже завтра заказывали гроб. Пусть живет, сволочь.

«Волосан» хрюкнул, устремился ко мне, ударил дубинкой. Довольно неумело. Кто ж так делает?.. Мне оставалось только немного отступить, потом захлестнуть его руку своей — дубинка отлетела. Теперь прилепиться к нему, волна, он падает, я перехватываю его за шею и… Коронный захват, мощное движение — и перелом шеи, труп. Но я остановился вовремя. Передо мной всего лишь обычная «серая крыса». И я лишь уронил его на землю. Потом решил, что этого недостаточно. Зря он хватался за оружие. И уж совсем не следовало бить женщину. Я приподнял его за волосы.

— У, травоед дерьмовый, больно! — Он попытался вырваться.

— Полежи еще. — Я резко ударил сложенными в щепотку пальцами в точку на его спине — теперь у него будут серьезные проблемы с врачами, — а потом сбоку саданул кулаком в затылок и отправил волосатого в глухой нокаут.

— Стоять, «крысы»! — крикнул я, видя, что «педик» и «обезьян», держащийся за брюхо, заковыляли прочь. — Стоять! Стреляю!

Я выдернул пистолет и всадил пулю «обезьяну» в ногу. «Педик» тут же застыл как статуя.

Я посмотрел на часы — третья минута.

Патрульные появились на седьмой минуте — результат не ахти какой. Но зато сразу на двух мобилях. Перед побоищем я нажал на ручном коммуникаторе полицейский сигнал тревоги.

— Полиция! — Я продемонстрировал патрульным полицейскую карточку. — Нужно доставить эти мешки с дерьмом в участок. Злостное нарушение порядка, использование запрещенных предметов, пункты 1210 и 1247 Уголовного свода.

— Как это вы их так умудрились? — Молодой полицейский с уважением посмотрел на меня и на окровавленных «крыс».

— Было бы желание…

В участке я пробыл два часа: надиктовывал показания, прошел через нудные протокольные формальности.

Мрачный, гераклового сложения капитан — дежурный помощник пристава — сидел в просторном кабинете рядом с компьютеранализатором. Ночь выдалась напряженная, патрульные без устали заполняли стерильно-чистые камеры наркошами, дебоширами, «крысами». Ничего серьезного, за исключением нашего случая, пока не было.

— Непрерывное производство, — вздохнул дежурный помощник. — С каждым годом мрази все больше. В основном амеб, которых ветер несет незнамо куда. У них жажда разрушения в крови. Ладно еще, когда уличные СТ-фоны разносят — их в последнее время бронированными стали делать. В этом году одних выловили — они пытались Музей классических искусств поджечь радиоуправляемыми ракетами. Чего, спрашиваю, тебе музей сдался? Говорит, хочется. Мол, умники полтыщи лет на картины любуются, а он одним движением может выше их всех стать — спалить все. Эх, башки бы им поотворачивать, да никому это не надо, кроме нас, полиции!

В комнату ввели жилистого «каратиста». На носу его белела эластоформа, чтобы придать ему нормальные очертания, губы распухли. Для одного удара разукрасил я его неплохо.

— Ну что, крысеныш, допрыгался? — Капитан нагнулся над усевшимся на стул «каратистом» и взял его за подбородок.

— А я чего? — плаксиво взвыл «каратист» — точно в обычаях пойманных за руку «крыс». — Этот слон на нас налетел! А че?! На че парк нужен, если в нем даже посидеть нельзя?

— Не зуди, Лим, — отмахнулся капитан.

Кличку Лим «крысеныш» получил, видимо, за владение карате Это имя известного корейского каратиста.

— Дама на тебя показывает.

— Я сам на нее че угодно показать могу! — Лим всхлипнул и потрогал нос. — Я к «гумикам» обращусь Они вам устроят за то, что без закона меня забрали.

«Гумиками» называли организацию сердобольных идиотов «За гуманное отношение к жертвам социума» Чем отвратнее подонок, тем большее удовлетворение они испытывали, помогая ему избежать ответственности. У меня давно чесались руки заняться их главой, да все времени не было.

— Запись есть. Фиксатор — полицейский, если тебе, крысеныш, это хоть что-то говорит, — зло улыбнулся капитан.

На лацкане моего пиджака действительно находился фиксатор — звукозаписывающее устройство, которое носят полицейские, чтобы легче было доказать свою правоту. В скользких ситуациях его всегда можно выключить.

— Вот, слушай, крысеныш. — Капитан вдавил кнопку на панели компьютеранализатора.

— Дело 22255-К, — послышался металлический сухой голос. — Сравнительная оценка показаний с записями фиксатора. Показания потерпевших, достоверность — девяносто восемь процентов. Показания обвиняемых не достоверны. Действия, опасные для общества. Рекомендация — предварительная изоляция, судебная процедура по главе восемь Процессуального уложения.

— У-у-у! — злобно взвыл Лим, выпучивая на меня глазищи. — Из-за тебя, гад! Ничего, припомню! Еще встретимся, травоед!

— Если мы с тобой встретимся, то тебе уже ни с кем встречаться больше не придется Я тебя убью.

— У-у-у, гад!

— Чего воешь, крысеныш? — Капитан встал и почти нежно опустил на голову Лима пудовый кулачище, отчего тот вдавился в стул. — Перед тобой не травоед, а подполковник из Министерства полиции И он тебя правда в следующий раз убьет

У меня было несколько оперативных «крыш». Одна — подполковник секретного розыскного сектора МП.

— У-у-у, а я знал, что ли?!

— Будешь знать. — Капитан еще раз стукнул Лима кулаком по голове и крикнул выводным: — Спрячьте его в клетку!

Выводные потащили «крысу», награждая его пинками. Полиция все меньше и меньше церемонится с этим отребьем.

— Нет, их все-таки надо отстреливать, — вздохнул капитан. — Сегодня у него нож. Завтра — ЭМ-автомат, и он уже в «малом клане» или свободной банде, делает карьеру, убивая людей… Вас развезти по домам?

— Сами доберемся. На такси.

— Тогда до свидания. Спасибо за помощь. Я давно хотел зацепить эту компанию.

Лика — теперь я знал, что ее зовут именно так, потупив взор, положив руки на колени, сидела на диване сосредоточенная, грустная. Волосатый негодяй разбил ей губу, но в целом она отделалась легко. После потасовки я ее не видел — ехали в разных машинах. Теперь я мог спокойно рассмотреть ее. Высокая, выше меня, с медными волосами, полногрудая, талия тонкая — ну просто находка для СТ-шоу. Лицо нельзя сказать, что образец красоты, может, черты и не идеальные, чуть широковат нос, высоковат лоб, но все равно — очень неплоха. Очень.

— Нас, по-моему, отпускают на свободу, — улыбнулся я ей. — Я провожу вас?

— Буду признательна. — Она кинула на меня взор, и я тут же утонул в ее черных цыганских глазах. По спине прошла электрическая дрожь. Такие глаза могли быть только у женщины, которую я искал всегда, во всех прошлых жизнях и вот наконец нашел Потрясающе!

Синий световой столбик стоянки мерцал неподалеку от дверей участка. Я вставил в зев идентификатора свою карточку и потребовал:

— Машину.

Через четыре минуты перед нами остановилось стандартное такси, синее, с желтой полосой. Я распахнул дверь, пропустил на заднее сиденье Лику и сел рядом с ней.

— Тебя куда отвезти?

— Не знаю. Наверное, к тебе.

Она осторожно обняла меня и положила голову мне на плечо. Ну вот, награда Ланселоту за ратную доблесть — сердце прекрасной дамы. В пуританские времена подобное поведение девушки выглядело бы донельзя аморальным. Но XXII век все-таки имеет свои преимущества.