Солнце жгло ему затылок, а все мышцы будто кричали от боли. Ноги подкашивались, и наконец он все-таки рухнул на раскаленный песок. Горячие иглы впивались в кожу. Он отчаянно барахтался, пытаясь встать, а песок грозил поглотить его, будто трясина. Он оглянулся, проверяя, нет ли погони. Далеко позади виднелось большое песчаное облако, и оно постепенно приближалось. Их было много. Почувствовав, как по щекам струятся слезы, он снова споткнулся и скатился с бархана. Он вымотался до предела, тело его обмякло, как тряпка. Наконец он перестал катиться и просто лежал у подножия дюн и глядел в голубые небеса. Собравшись с силами, он приподнялся на четвереньки, и тут его захлестнула волна отчаяния. Все его мысли были лишь о жутких, непонятных кошмарах, пронизанных отблесками прошлого. В голове вертелись сотни вопросов, но он не мог облечь их в слова, они ускользали, едва он пытался поймать их. Ему никак не удавалось задержаться на одной мысли. Он уткнулся лицом в ладони и беззвучно заплакал. Они нагнали его возле высокого песчаного бархана, сжали в кольцо. Лошадиное ржание и солнечные блики на тщательно отполированных мечах и наконечниках копий сбивали его с толку и пугали. В воздухе клубились тучи песка, и мальчик едва мог различить силуэты окруживших его людей. Он дрожал, тело его горело в потоках палящего зноя, воздух огнем жег легкие. Вокруг него стояли сверкающие колесницы и лоснящиеся от пота лошади. Королевские воины глядели на мальчишку со вселяющей ужас радостью, выставив вперед луки, натянув тетиву. Двое воинов спешились и, опираясь на копья, направились к нему.

— Довольно!

Мальчик поднялся и увидел Понтикаса, старейшего вельможу, на которого все смотрели со страхом и почтением. Тот сошел с позолоченной колесницы, запряженной двумя черными жеребцами. В руке он держал жезл в виде морской змеи. Изумрудные глаза полыхали иссиня-черным огнем. Мальчишка поднял руки в традиционном приветствии, и в ту же секунду Понтикас взмахнул жезлом. Глаза змеи заставили мальчугана снова опуститься на колени. Он старался не встречаться с этим взглядом, но сияние изумрудов уже поймало его в плен. Путаные мысли, яркими вспышками озарявшие его сознание, поблекли и потускнели, и на их место пришли другие думы.

Словно бы над ним властвовала чужая воля.

Он казался самому себе одиноким и чужим. Дикий рев зародился в глубинах его души, вырвался из глотки и перерос в протяжный вой.

Он был растерян и испуган, и боялся он не Понтикаса, а себя!

Понтикас опустил жезл и заглянул мальчишке в глаза.

— Пусть Манор, мальчик-пес, отправляется в Пустыню Бытия! — крикнул старик.

«Манор, мальчик-пес, неужели это я?!» Мальчишка отчаянно пытался сказать хоть что-нибудь, но из его рта вырывалось лишь глухое рычание да тихое повизгивание.

Внезапно он ощутил острую боль в виске, и всё погрузилось в темноту.

Воины сгрудились вокруг вырытой ими огромной ямы.

Они монотонно напевали, потрясая кулаками в сторону черной пирамиды из эбенового дерева, возвышавшейся рядом с дырой.

Мальчик вдруг осознал, что привязан к столбу льющейся воды.

Сбитый с толку, растерянный, он зачарованно глядел на эбеновую пирамиду. Та была украшена переливающейся серебряной инкрустацией. Лучи солнца отражались от загадочных узоров, окружая пирамиду волшебной аурой.

Пораженный восхитительным зрелищем, мальчишка попытался улыбнуться. Но обнаружил, что это ему не под силу. Лицо не слушалось его, будто стало чужим.

Он встряхнул головой, та показалась странно тяжелой. Что же с ним происходит? Он никак не мог понять…

Шелест шагов по песку заставил его обернуться.

Понтикас возложил мальчику на голову руку и наклонился к нему поближе.

— Я вижу, ты испуган, — прошептал старик, улыбаясь почти ласково. — Не бойся, я ничего против тебя не имею. Я даже ненадолго восстановлю твою память, чтобы тебе не пришлось уходить от нас в неведении.

Рука Понтикаса была теплой, и мальчишку вдруг оглушили вспышки света, ударившие из ладони в его череп.

В его сознание стремительным потоком хлынули воспоминания. Он отчаянно пытался ухватиться за них, но Понтикас внезапно отнял руку, и голова снова налилась свинцом.

Мальчик отпрянул, и тут его взгляд упал на чёрную пирамиду, где-то в глубинах сознания зажглась мысль, что она предназначена для него.

В висках молотом стучали воспоминания о волшебных тюрьмах.

Когда-то он думал, что это всего лишь бабушкины сказки о злодеях, которых брали в плен и отправляли в Пустыню Бытия. Их хоронили заживо, чтобы они никогда не смогли вернуться назад.

Он встретился взглядом с Понтикасом.

— Ну что, воспоминания помогли тебе хоть немного? — улыбнулся старик. — Пусть они будут моим прощальным даром.

Мальчик ощутил, как ужас, будто ток, пробежал по его позвоночнику Волосы на затылке встали дыбом. Протяжный жалобный вой исторгся из его горла, нарушая стройное пение воинов.

Понтикас с силой ударил жезлом по земле и возгласил приказ: бросить пирамиду в яму.

Люди возобновили пение, а два ближайших к пирамиде воина подхватили ее. Под одобрительные крики толпы они перевернули зловещую темницу и бросили в дыру.

Люк в ее основании был открыт, и Понтикас склонился над ним. В руке он держал богато украшенную вазу, из нее в черный зев полилась вода.

Струя сверкала и искрилась, будто драгоценные камни, и всё никак не иссякала. Толпа ревела, а Понтикас довольно улыбался. Понтикас… — думал мальчик. — Где-то я уже слыша это имя…" Еще мгновение назад он бы вспомнил, а теперь никак не мог сообразить, откуда знал его. Оно казалось одновременно до боли знакомым и чужим.

Двое воинов крепко вцепились в него и подвели к пирамиде.

Охваченный страхом, мальчишка попытался вырваться из державших его рук, но не смог. Слишком сильны были конвоиры. Понтикас положил холодную влажную ладонь на лоб мальчишки и что-то забормотал. Паренек прислушался, но слова звучали незнакомо. Ничего разобрать не удалось.

Казалось, это какой-то другой язык. Мальчишка в отчаянии выгнулся дугой, но рука Понтикаса даже не дрогнула.

Тогда мальчик подался вперед и вдруг увидел свое отражение в темной воде, наполнявшей пирамиду.

У него внутри всё оборвалось. Свет дня померк, перед глазами поплыли темные пятна. Из воды на него глядела собачья морда!

Мальчуган больше не слышал завываний гулявшего по пустыне ветра, возбужденных криков толпы и своих собственных воплей, наполнявших воздух. Его впихнули в пирамиду и захлопнули люк.

Еще долго он кричал, окруженный темнотой, водой и деревом.

Мальчик не мог припомнить, сколько это продолжалось, прежде чем он умолк.

Но там, где каждое биение сердца длилось вечность, это был очень долгий срок.

Возможно, целая жизнь.

Ирмины мысли блуждали где-то далеко, витали среди зеленой листвы, порхали рядом с изящными бабочками на легком летнем ветерке.

Не то чтобы Ирма нарочно не слушала мистера Коллинза, увлеченно повествовавшего об истории Древнего Египта, просто она ничего не могла с собой поделать. Ветерок обдувал ее лицо, а солнышко согревало кожу, и Ирма представляла, что она гуляет на улице…

Чародейка закрыла глаза и вздохнула, от души желая оказаться снаружи не только в мечтах, но и наяву, вместо того чтобы томиться в душном классе.

Ее грезы были внезапно прерваны пристальным взглядом мистера Коллинза. Он, без сомнения, уже давно стоял возле парты и буравил Ирму глазами. Весь класс затих, ожидая, что будет дальше.

— Ну, я жду, Ирма. — Мистер Коллинз строго нахмурил брови.

Девочка почувствовала, как заливается краской. У нее за спиной раздались смешки. Она затравленно огляделась по сторонам и поймала внимательный взгляд Тарани. Подруга успокаивающе улыбалась ей.

— Сет? — брякнула Ирма, сама не зная почему.