- Я боюсь, что когда книга будет написана, ты нажмешь клавиши, и она не будет издана.

Он ответил что-то непонятное.

Я ей рассказывал о тех чувствах, которые она во мне вызвала к себе в то время, когда я лежал в больнице. Но мой рассказ нес вид не признания, а разговора. Я говорил ей, сколько она у меня вызвала боли тем, что она находится по ту сторону жизни, что у меня нет смысла даже в мыслях помечтать о возможности разделить эти чувства с ней. Разве только что после моей выписки. Я еще не знал, что мне не давало расслабиться по отношению к ней в своих мыслях.

- Вы должны рождать собой и у больных отношением к ним простое человеческое чувство, которое не привязывает к себе. Вы любите - привязываетесь сами и привязываете к себе больных.

Изгнание из церкви.

Это был мой предпредпоследний приход в церковь. Александр после службы стал разговаривать со мной как с дурачком. К нему присоединился второй Саша.

- Какой может быть микрофон без покаяния? Почему ты не выходишь к сцене, когда принимают веру остальные?

- Да я верю в Бога и так.

- Вот я сейчас подойду к нему, - с этими словами он подпрыгнул к одному парню, - и буду его дергать, как ты меня - снимай пальто, снимай. Я буду умным или дураком?

- Ходишь, только понтуешься - добавил второй Саша.

Это меня зацепило. Я и не собирался понтоваться.

На следующий день я сидел в компьютерном классе, когда откуда-то сверху пришла мысль отнести памятку об адаптации больных пастору из Литвы. Он выступал сегодня последний раз. Вечером я подошел к концу службы. Я стоял у колонны, пользуясь покровом зимнего вечера и ждал, пока пастор из Литвы закончит прощаться с пастором Александром. Когда литовский пастор пошел к машине, я, проскользнув между прихожанами, очутился перед ним.

- Вы говорили, что были хирургом. Вот, распространите это в психиатрические больницы.

Он с удивлением взял листок.

- Заклинаю, чтобы ты не появлялся больше в церкви, - сказал пастор Александр в отчаянии, увидев меня. Услышав это, я сам пришел в отчаяние.

- Я о тебе в газету напишу. Запомни - психическая энергия всегда возвращается в излученном виде.

Я все-таки решил сходить в церковь еще раз. У дверей стоял второй Саша.

- Саша сказал, что он не Бог, - сказал ему я.

- Правильно, не Бог.

- А как не Бог может узнать Бога?

- Знаешь, -сморщился Саша, -я не хочу этой демагогии. А кто Бог? Ты Бог?

- Я - Бог.

- Какой ты Бог, если тебя гонят из церкви?

Я ему ничего не ответил. Я знал что вместе с водой, за которую они принимают мою внешность, они выплескивают и ребенка. Под словом "Бог" я имел в виду то, что я, если не весь, то часть Бога точно.

Как-то с пастором мы встретились в автобусе. Он спросил меня про мои взгляды. Они оставались прежними.

- Ха-ха-ха! Мишаня, будь благословен.

Еще одни стихи той зимы:

Судимые, судители зачем-то созданы.

Могли быть созданы они лишь обществом порочным.

Судья безмолвный правит миром сим.

И то, что делает он - это всегда точно.

Когда к Судье приходит вдруг один,

То получает он на то же право.

Но происходит чудо - он права судьи

Берет лишь изредка, ведь есть в другом управа

Тем людям, что во тьме сознанья своего

Пришли к нему, гонимые судьбою.

Они ведь невиновны, что творят

Бесчинства грешною своею головою.

Им нужно показать, что в мире нет

Злодеев, подлецов и прочих негодяев.

Есть только понимания предел

Того, кто злость из жизни выделяет.

Однажды ночью мне приснился сон: по середину голени я захожу в реку, разговариваю с хорошо знакомым человеком, девушкой. В этот момент я чувствую как за мою левую ногу, ее часть, находящуюся под водой, невидимая, но огромная сила начинает тянуть вниз - вперед под воду. Поверхность реки остается неподвижной, но я чувствую это существо, его силу, которое находится прямо передо мной под водой. Создается чувство что оно - сама сила, а не живое существо, почему поверхность реки остается неподвижной. На одно мгновение, потеряв было равновесие, я испугался. Но, после того как я телом отпрянул назад, я почувствовал, как ко мне приходит равновесие и устойчивость, а сила этого существа по отношению ко мне начинает исчезать. От этого страх через мгновение стал становиться исследовательским интересом. Физически не просыпаясь, но имея ясный, как при бодрствовании, ум, я почувствовал, что это существо - не какая-то невидимая сила, а реальное живое существо параллельного мира. Я почувствовал это так явственно, как если бы я, услышав человеческий крик, поверил говорящему, который бы сказал мне, что кричит человек. Это чувство пришло само на мой немой вопрос, и я, все также не просыпаясь, отметил, что я просто не смог бы в это поверить и просто допустить мысли об этом, не имей я представления о потусторонних встречах Р. А. Монро. Тогда бы я мог просто испугаться. Поверхность реки стала становиться поверхностью Реальности, над которой находилось все мое туловище. Правую ногу я тоже видел и чувствовал целиком. Левая же продолжала виднеться только до середины голени. Нижняя ее часть оставалась мне невидимой в другой части Реальности. Я обратил внимание на то, что линия раздела Реальности проходит через место, в котором энергетические каналы за годы, проведенные мной в стрессе, образовали пучок, сходящийся в конус с округлой вершиной, в осевой части ноги, смотрящей вниз. По мере выхода этих энергетических каналов из ноги в стороны я переставал их ощущать. Одновременно я почувствовал то, что это существо, несмотря на свои размеры и силу, не имеет в своем "рту" и вообще, похоже, всем теле, острых костных образований. Образ же его действия стал мне казаться тупым. Оно, вроде, не могло меня даже съесть, удайся ему меня утащить. Похоже, его занимал лишь сам процесс действия. Обретя равновесие, я просто смотрел, как ослабевают его силы по отношению ко мне, и чувствовал, что оно скоро отпустит мою ногу.

Когда я проснулся, я тут же вспомнил ужасный сон, который я пережил в пятилетнем возрасте. Последнее время он мне часто вспоминался и днем, но вспоминал его я по другому поводу. Это был единственный кошмарный сон, впечатавшийся мне в память своим кошмаром. В ту ночь мне приснилось, как огромная крыса тащит меня в свою нору, подобно тому, как это делала крыса Шуршура. Только в отличие от Буратино, я не мог из себя выдавить ни звука. Я кричал изо всех сил. Отец, мать, сестра были где-то рядом, в соседней комнате, потом они и сами зашли в комнату, где это происходило, но они не видели ни меня, ни крысы, а я не мог привлечь их внимание как не старался.

Созвонившись с незнакомым парнем, мы договорились с ним встретиться в 10 часов. В лифт вошел мужчина и парень. Мужчина вскоре вышел. Оказалось, что мы с парнем едем не только на один этаж, но и идем в один кабинет, у дверей которого познакомились друг с другом. Мне в общем был не очень удивителен настрой с ним на одну волну после первого же телефонного разговора.

Я хотел закончить работу на огороде, оштукатурить и доделать дом и уезжать на запад к отцу. Штукатурка в прошлом году у меня получилась неровной, и я решил попросить Женю Тимошенко и Леню Куропова помочь мне в этом деле.

Договорившись с Женей, в одно прекрасное утро мы пришли к Лене. Посидели, поговорили обо всем. Затем Леня стал рассказывать про случай на охоте. И тут неожиданно я вспомнил что-то другое, что грозилось забыться. Извинившись, я прервал Леню и спросил его о насущном. Разговор переключился в другое русло, но неудобство от того, что я Леню прервал, меня не покидало. Пока Леня объяснял мне последнее, что я у него спросил, я сидел, слушая, и повторял про себя, не переставая, чтобы не забыть "Ну и что? Ну и что?", чтобы сказать эту фразу сразу, как Леня закончит объяснять то, что я спросил. Леня закончил. Я сидел и выжидал время, чтобы не быть невежливым, не переставая про себя задавать этот вопрос.