Весной, во время разговора с сестрой, во время которого я обосновывал ей свое желание убить Вадима тем, что он меня убивает первым, моими руками как будто кто-то взял лежащий рядом журнал "Эхо" и открыл нужную мне страницу. В статье на той странице я прочел, что инопланетяне жестоко карают земных убийц. Несмотря на это предупреждение (если это было предупреждением) из-за чувств, вызываемых происходящим, я забывал о нем и оправдывал себя тем же своим оправданием. Однажды поздно вечером, выведенный из терпения, я взял подходящий кухонный нож, пару нунчак и сказал Вадиму, находящемуся на "прямой индукции" со мной: " Если ты сейчас же не приедешь к подьезду своих родителей для ползания передо мной на коленях с просьбой пощадить тебя и обещанием полностью восстановить мне и моей семье нанесенный моральный и материальный ущерб, я перережу всех членов твоей семьи, которые попытаются помешать мне убить твоего отца". Я остановился и переменил решение лишь в двух кварталах от дома его родителей. Спас их эгрегор (филиал) Вадима, от лица его самого, находящегося на "прямой индукции" со мной, и взмолившийся мне помиловать их, обещавший оставить меня сейчас и вообще в покое и то, что утром он, то есть Вадим, придет для разбора и принесения извинения. Он, понятно, не пришел, а я и не сильно ждал, так как был уверен в этом. И не потому, что в жизни Вадим не держит слов и часто обманывает. Как раз это он делает довольно редко, как и простой нормальный человек. Просто я привык к тому, что меня постоянно обманывали эгрегоры.

Пообещал смерть я и еще одному человеку, но это было только обещание. Просто предупреждение.

Медитация показала мне следующую картину: моя психика состояла из нескольких эгрегоров. Каждый из них мог проявиться во весь мой рост. Они выглядели моими двойниками, но отражали привычки и весь духовный уклад их хозяина в жизни, а не по происхождению. Когда я писал тому человеку письмо, я начинал на бумагу класть его стиль мышления и даже его почерк. Часто в жизни я вдруг ощущал себя одним из них. По общему ощущению чаще всего это были матушка, Вадим, Слава. На тренировках Брюс Ли. По укладу характера - отец, сестра, зять, матушка, иногда Вадим. Впрочем, в главном, в отношении к себе и к человеческому люди едины, и черты каждого из членов моей сущности я проявлял в зависимости от того, кем я в данный момент себя ощущал больше. Каждый из двойников "пробивал" - занимал несколько моих полевых оболочек (часто во весь рост). Это и делало общение с людьми моей главной проблемой. Сам я был никем, а в момент общения не знал, кого я собой представляю внешне и кого представлять собой внутренне. Так как в стресс я вошел, ощущая себя никем не только по внутренней стерильности души, но и по размерам самоощущения (когда я это писал, то имел в виду -Богом, основываясь на выражении Б.Ш.Раджниша "Никто -это Бог" -Б.М.) и, входя в стресс, я был открытым и не умел закрывать свою душу обманом (скрывал тогда необходимую информацию от чрезмерно любопытных и недостойных ее я лишь нужной подачей спрашиваемого), то преобладание в конкретный момент одного эгрегора диктовало мне ответить так, проявляя не свою реакцию, я не знал, как говорить "Б" в случае, если "А" не достигало цели. А люди реагировали на "А", как на меня. Что касается возможности ответить от себя, от души, то в простоте жизни я так и общался. Только как часто в нашей жизни можно встретить простоту и искренность в постоянстве? А в случае проявления негативных реакций за несколько лет мучений я так стал относиться к малейшей неискренности, что готов был часто, если не разорвать плюющего в душу, то ответить тем же, что тоже не было выходом, хотя бы потому, что я сам начинал чувствовать боль от своего ответа. Но метод постоянных проб и ошибок закалял мою прокаленную душу и приносил ей успокоение как этим, так и результатами начинающегося проявляться познания себя и правильности общения.

КАК СОХРАНИТЬ (ВОССТАНОВИТЬ) ЭНЕРГИЮ.

Группа московских экстрасенсов проводила опыт по левитации. Он заключался в следующем: экстрасенсы "накачивали" энергией своего товарища, лежащего на полу. Опыт удался на 99,9%: их товарищ, приподнявшись над полом, касался его лишь одной точкой своего тела. В ходе эксперимента каждый из них похудел на несколько килограммов. После эксперимента, когда все сели за чаем обсуждать опыт, одному из них понадобилось уйти. Оставшиеся восстановили вес по окончанию чаепития, а тот, кто ушел - только через две недели.

Я сказал матушке лишнее. Лишним оно не было, но я повторился. То, что сказанное было лишним, я понял по упадку сил и некоторой депрессии. Я давал нелицеприятную оценку одним людям. Они ее заслуживали. Матушке это несколько не понравилось, хотя не согласиться со мной было нельзя. На помощь мне пришла Мать (Мирра Ришар). Ее образ, выплывший ко мне из-за правого плеча, напомнил мне, что она была "силой в движении". Все, что было сказано, сделано или пережито даже вчера вечером, представлялось ей уже старым и неинтересным. Она всегда была впереди, на острие. "Почему меня тогда волнует то, что я сказал, - думал я. Тем более, что это я уже говорил, и о комплексах не может быть и речи". Чувство и видение подсказывали мне, что у меня просто ослаблены энергетические каналы между головой и телом. Они были ослаблены на уровне шеи, и "головная" их часть, свободно свешиваясь "горшком" вниз, перемещалась на незначительное расстояние относительно туловищной, концы которой были направлены вверх - насколько позволял это сделать опустошенный шейный их участок. Это перемещение и создавало ощущение нестабильности и порой - схождения с ума.

Я стал думать. Я отдал энергию матушке. Если она ее не усвоила она вернется ко мне. Если усвоила, и ей не понравилась - она себя противопоставляет мне и закрыта от меня душой. Значит, выхода два: или несколько дней ждать, пока матушка "отойдет" от этого разговора или раскрыть ей душу сейчас. И, выйдя из комнаты, я непринужденно к ней обратился, а после стал заниматься своими делами у нее на виду. К обеду я уже забыл о проблеме.

Пришлось мне пережить и помутнение рассудка от ярости. Едва успокоившись после разборок с моим молодым знакомым, унижавшим меня своим презрительным отношением все лето (хотя в плане отзывчивости он продолжал оставаться на высоте) и не желающим делать мне уступок, я сидел в медитации. Энергия накапливалась быстро. Достигнув радужного мировосприятия и желания чем-нибудь заняться, я было тронулся с места, но в этот момент сознание пересекло натянутый как струну нерв от еще не восстановленной справедливости в отношениях с ним. Вспышка чувств, последовавшая за этим, чуть не лишила меня рассудка (это и произошло на мгновение) и сожгла весь накопленный запас энергии, что и удержало меня от немедленной физической расправы с ним, также как то, что само сгорание энергии я воспринял как волю Бога. А то есть и за необходимость искать другой путь решения конфликта, а происходящее - за необходимое для той же книги.

Будучи всю жизнь аскетом, а также адептом своего духа и побуждений, я никогда не был полностью праведным. Я только что оставался чистым по отношению к людям. Праведность по-моему - это непричинение вреда людям первым, а не монастырский образ жизни. В больницу я пошел как святой, временно сошедший со своего Пути, никому, понятно, об этом не говоря. И это было не самомнение. Эта мысль была спасением от тех болей, которые мне довелось пережить в психозе. Я чувствовал себя Иисусом, и шедшим на Голгофу, и висящим на кресте, а в моем попадании в больницу видел некое предназначение, смысла которого в тот момент мне знать было не дано. Об этом говорила и простая логика - не попал в нее семь лет назад - должен лечь в нее сейчас. Начиная с июня 1994 г. к своей голове я начал относиться, как профессор Керн к голове профессора Доуэля, если не бережней. Хотя, понятно, часто забывал об этом. Но много выходов из дома в вечернее время из-за этой мысли было отменено, так же как и походов в гости с неизвестным исходом. И здесь я был спасен - книгой. По мере ее написания, особенно второй части, я стал самоупрощаться и успокаиваться. Какое может быть самомнение, если ты чист.