– Это и в самом деле твой меч, – вполголоса произнес Кенет наклонясь к Аканэ. – Я потом тебе расскажу, как он ко мне попал… потом, не сейчас – ладно?

Аканэ, все еще хмурясь, кивнул. Недоумение, к немалому удивлению Кенета, с лица его исчезло очень скоро. Поначалу он еще оглядывался на Кенета с таким видом, словно собирался спросить его о чем-то, да вот позабыл о чем, – а потом и вовсе перестал. Выражение досады сменилось в его глазах искренним любопытством, с которым он выспрашивал Хэсситая о людях, Кенету и вовсе не знакомых.

– Тэйри в Загорье обосновался, – рассказывал Хэсситай, – и мастер Хэйтан неподалеку от него. Женаты оба. С ума просто сойти можно – все женятся!

– А ты что ж не женился? – усмехнулся Аканэ.

– И я подумываю, – невозмутимо ответил Хэсситай.

Вот оно, значит, как… не помнит Аканэ о своем подарке – значит, и не может помнить… а значит, и о вопросе своем тоже помнить не может… и если не забыл еще о нем, то очень скоро позабудет. И не о чем Кенету беспокоиться.

Однако не прав оказался Кенет, ой как не прав. О странной неувязке с мечом забыл Аканэ – но не его расспросов Кенету следовало опасаться.

Когда свадебная церемония, ненадолго прерванная прибытием Хэсситая, закончилась, Кенет и Аритэйни заняли свои места подле молодых.

– Успеем еще наговориться, – пообещал Хэсситай Аканэ и Тайин. – Я надолго приехал… на неделю, не меньше.

Ничего себе надолго, подумал Кенет, провожая молодых к их брачному ложу. От недавнего смятения он чуть было не позабыл повесить оберег над дверью, закрыв ее за собой снаружи, но Аритэйни была наготове и подала ему заранее приготовленный для этой цели амулет.

– Ну, теперь все, – вполголоса произнес Кенет, спускаясь по ступенькам в сад.

– Теперь все только начинается, – возразил Хэсситай. – Насколько я помню, обычай велит ближайшим друзьям караулить у дверей дома всю ночь до утра – или нет?

– Ты не ошибаешься, – понуро согласился Кенет.

– Вот и располагайся караулить, – изрек Хэсситай. – Ночь у нас впереди долгая. Посидим, поболтаем, время скоротаем. Заодно ты расскажешь, откуда у тебя взялся меч Аканэ, хотя он тебе его вроде как бы и не дарил.

Нет, но надо же было такого дурака свалять! О чем Кенет только думал, опрометчиво давая Аканэ обещание все рассказать когда Хэсситай стоял рядом и все-все слышал? Ведь говорил же еще Аканэ, что наставник его в воинском ремесле, смастеривший пресловутый меч, был не только воином, но и магом! Как же Кенета угораздило об этом позабыть? Помнить исчезнувшую напрочь реальность он не в силах, тут ему и магия не поможет, – но позабыть о странном несовпадении он не обязан… все-таки маг… Наедине с магом Кенет, пожалуй, и пустился бы в откровенности – но ведь они тут не одни… тут и ученик Хэсситая, высокий улыбчивый Байхин… и Аритэйни, которая знает хоть и многое, но все-таки не все… а главное, тут Акейро и Юкенна, и глаза их искрятся таким любопытством, что сразу видно – от этих двоих Кенет нипочем не сумеет отвязаться. Они бы тоже забыли обо всем, подобно Аканэ, когда бы не упорный Хэсситай… ну да теперь ничего уже не поделаешь.

– Хорошо, – произнес, помолчав, Кенет. – Только… только вы никому больше не рассказывайте, ладно?

– Ну, раз уж это тайна, – усмехнулся Акейро.

И Кенет, мучительно давясь словами, как можно быстрей стараясь оставить позади тягостную необходимость поведать, кому из присутствующих и каким образом он жизнь спасал и чем все это закончилось, рассказал обещанное. Окончив рассказ, он стыдился поднять голову и взглянуть в глаза своим друзьям. Хэсситая он в эту минуту почти ненавидел: ведь именно из-за него Кенету пришлось рассказать то, что неминуемо должно представиться им пустым хвастовством и небылицей.

– Так оно и было, – произнес после долгого молчания Акейро голосом чуть надтреснутым, как в той, прежней, жизни. – Когда ты рассказывал… я не то чтобы вспомнил – скорей почувствовал… так все и было.

Кенет был невыразимо благодарен Акейро за эти слова, но чувствовал себя по-прежнему неловко.

– А Кэссина я и по этой жизни помню, – внезапно улыбнулся Юкенна своему воспоминанию. – Занятный такой парнишка, восторженный до ужаса. А кстати, где он сейчас?

– Там же, где и был, – все еще несколько смущенно ответил Кенет. – Я его под присмотром Вайоку оставил. Господин Вайоку, конечно, ветхий старичок, но вполне в своем уме. И за магом будущим присмотреть в самый раз сгодится.

Хэсситаем внезапно овладел приступ неудержимого хохота.

– Вот это сказал так сказал, – простонал он, утирая слезы смеха. – Вайоку, конечно, старикашка ветхий, спору нет… и он действительно в своем уме… а точнее будет сказать – себе на уме, и даже очень… и уж мага на путь истинный наставить он очень даже сгодится!

– Ты что, знаком с ним? Расскажи, – попросил Юкенна, дождавшись ответного кивка.

– А заодно и про меч, – мстительно потребовал Кенет. – Раз уж ты меня заставил объяснить, откуда у меня этот меч взялся, я вправе услышать, откуда он взялся вообще… да и ты сам, если уж на то пошло.

– Больно долгая история, – возразил было Хэсситай.

– Ничего, – в тон ему ехидно заметил Кенет. – Ночь у нас впереди длинная, и спешить нам некуда.

– Ладно, – вздохнул Хэсситай, – так и быть.

После недавней слякотной оттепели земля снова промерзла насквозь до звона. Бугристый лед кое-где выблескивал сквозь тонкий, как рубашка, снежный покров. Редкие искристые снежинки медленно падали и укладывались наземь одна к одной. Под ними явственно обозначалась каждая трещинка в земле, каждая вмерзшая в лед травинка. Время от времени среди крохотных белых снежинок появлялась крупная, черная.

Когда ветер опускал на снег хлопья сажи, мальчик вздрагивал и замирал, прислушиваясь. Ни шороха кругом. Только сажа черными снежинками беззвучно валится на белую землю. Далеко их занесло… вот уже и дом сгорел дотла, и защитники его погибли, и убийцы убрались восвояси, а сажа и пепел все еще носятся в морозном воздухе. И тишина окрест… такая тишина, что хочется услышать что угодно… как попискивает в огне заледеневшее дерево перед тем, как заняться пламенем по-настоящему… как тягучий свист стрелы сменяется предсмертным вскриком… как рушатся с воем и грохотом пылающие стропила… пусть даже и это… все равно… только бы хоть что-нибудь услышать… чтобы не мерещился в звенящем безмолвии гул копыт, чтобы не чудилась за спиной неумолимая погоня.

Мальчик обернулся. Позади – никого и ничего. Лишь его собственный едва приметный след. Поначалу снег таял под его босыми ступнями, и они оставляли за собой маленькие черные отпечатки. Теперь же его ноги только приминали снег, чуть припорошивший мерзлую землю. Если не приглядываться, следы почти незаметны. Не найдет его никто… нипочем не найдет.

Однако на сей раз топот копыт ему не померещился. Только слышался он не сзади. Он летел мальчику в лицо вместе с комьями грязного снега.

Мальчик не попытался убежать: он не то что ног под собой – даже боли в ногах не чувствовал. Он только съежился и замер, когда наездник осадил коня рядом с ним. А потом силы окончательно оставили мальчика, и он начал медленно валиться на вспыхнувший внезапной радугой снег.

Из-за слепящей пелены до него внезапно донеслось чудовищное богохульное ругательство, и мальчик заставил себя приподнять тяжелые от инея ресницы: голос был ему смутно памятен – и он не был голосом врага. Этот голос мальчик изредка слышал в отцовском доме… давно… когда еще дом стоял и отец был жив… и этот человек приезжал к нему в гости… и называл его своим другом… а мальчика – воителем… и на руки его подымал… совсем как сейчас…

Всадник спешился, мгновенно сбросил теплый плащ, укутал им мальчика и прижал к себе.

– Значит, я все-таки опоздал, – тихо и безнадежно произнес он.