Ничего больше не сказав, он повернулся и пошел назад к автомобилю.

Хилда убедилась в том, что Мартин уехал, потом вздохнула и села за руль. Поломка оказалась незначительной, она быстро ее поправила. Теперь по магазинам, а потом домой. Разговор обессилил ее. Гнев иссушает, злиться на кого-то слишком долго — утомительно.

Войдя на кухню, она застала там Джинджер.

— Кто тебе разрешил вылезать из кровати? — с напускным гневом спросила она у Джинджер, которая заваривала чай.

— Мне намного лучше. В конце концов, это невыносимо. Я ведь не инвалид. Что случилось, Хилда, кто тебя так расстроил?

Хилда, которая еще не успела придумать отговорку, маловразумительно забормотала:

— Джинджер, только не волнуйся… Понимаешь…

— Что произошло, Хилда?

— Я только проверяла твой двигатель, когда… когда Мартин Фостер остановился возле меня…

— Мартин здесь? Где? — всполошилась Джинджер, немедленно подбегая к окну кухни, чтобы выглянуть в сад.

— Нет, не здесь, я не сказала, что ты у меня, я выгнала его…

— Он ушел? Когда? Сейчас? Хилда, я должна скорее идти за ним. Он уедет домой, я знаю!

— Идти за ним? Зачем? После того что он сделал с тобой?! — Хилду ошеломила реакция Джинджер.

— Нет, это не то, что ты думаешь, — уверила ее Джинджер и быстро рассказала Хилде про телефонный звонок матери Мартина.

— И ты бросишься вдогонку?

— Да, — ответила Джинджер твердо. Хилда никогда не видела Джинджер в столь решительном настроении.

— Кажется, я опять сделала глупость, отослав его, — прокомментировала она с сожалением. — Мне правда жаль, Джинджер.

— Ничего, ты ведь не знала. Хилда, у меня к тебе просьба, только отнесись к ней очень серьезно!

— Все, что угодно, Джинджер.

— Позаботься о Пупси и Наполеоне, если Мартин не захочет меня выслушать и я в горе и печали наложу на себя руки, спрыгнув с моста!

— Не надо так шутить, Джинджер. Но если ты захочешь сегодня задержаться где-нибудь на ночь, я потерплю твоих животных до утра.

Мучительные спазмы в желудке напомнили Мартину, что у него с утра не было ни крошки во рту. Он не умел и не любил готовить, однако ехать ужинать в ресторан не хотелось. Взбивая шедевр холостяцкой кухни — омлет, -он невольно улыбнулся, вспомнив, как однажды Пупси и Наполеон стащили у них с Джинджер жаркое и попировали на полу.

Джинджер, Джинджер… Где ты, прекрасная Джинджер?

Он представил ее в больнице, когда она впервые посмотрела на него глазами, сияющими любовью, такими, как она смотрела на него всю их чудесную поездку по Йоркширу. С детства Мартин знал, что сильные люди не плачут, он и сейчас не прослезился — просто песчинка в глаз попала.

Огромный нежилой дом давил на него всей тяжестью свой мертвенной тишины. Мартин включил радио, надеясь, что звуки эфира отвлекут его от мрачных мыслей, но ведущие на разные голоса говорили не то и не о том. Единственный голос, который он хотел услышать, был тихий, мягкий голос Джинджер, которая звала его по имени откуда-то из глубины коридора.

— Боже! Джинджер!

— Марти…

— Джинджер… что ты делаешь здесь? — Джинджер улыбнулась и прижалась к нему. Как только она увидела машину Мартина во внутреннем дворе и поняла, что ее сумасшедшая гонка за ним завершена, она почувствовала страх, которого не было, пока она догоняла Мартина. Джинджер испугалась, что он ее оттолкнет, не захочет с нею разговаривать. Но вот перед ее глазами — его глаза. И в них только любовь и… и вожделение. Мартин смотрел на Джинджер, как мужчина должен смотреть на любимую женщину.

Необходимо было так много рассказать друг другу и объяснить, что Джинджер боялась, не потеряют ли они друг друга в болоте объяснений и извинений.

Она посмотрела на его руки, на плечи. Мартин тоже волновался: он напрягал и без того напряженные мышцы. Он повернулся к ней спиной и ухватился за край стола.

— Марти! Я приехала сказать тебе, что… Марти, повернись же наконец если не ко мне, то к своему сыну… или дочери, я пока не знаю.

Он резко обернулся.

— Джинджер, ты сказала…

— Да, Марти, у меня будет ребенок. Еще утром я этого не знала наверняка, но я заехала в аптеку, купила тест и проверила. Сомнений быть не может.

— У тебя ребенок?

— У нас, — твердо поправила Мартина Джинджер.

— Мать предупредила меня, что это могло случиться, но я думал, что она преувеличивает риск…

— Ты не рад?

— Ты беременна моим ребенком… — повторил Мартин, выделяя каждое слово. Потом подошел к Джинджер и обнял ее. — Бог мой, Джинджер, как я тосковал без тебя. Ты когда-нибудь сможешь простить меня?

Мартин был очень гордый человек, и Джинджер знала, насколько трудно ему просить о прощении и понимании. Другая женщина на ее месте поддалась бы соблазну помучить, как следует наказать обидчика, хотя бы напомнить ему, как сильно он ее оскорбил, но Джинджер не желала заставлять Мартина страдать больше, чем он уже страдал.

— Мы наделали ошибок, и оба вели себя неправильно, — сказала она мягко. — Но наша встреча — подарок судьбы, и не годится отказываться от таких царских подарков.

— Я понял, что люблю тебя еще до того, как твоя подруга открыла мне глаза на мои заблуждения.

— Я знаю, ты сказал мне, что любишь, в первый же день, когда мы занимались любовью…

— Ты услышала? Мне показалось, что я только подумал это про себя!

— Значит, слишком громко подумал. Кстати, твоя мать тоже уверяла меня в твоей любви.

— Мама? Она говорила с тобой? Но…

— Когда? Угадай! Мы говорили по телефону.

В сущности, они уже не беседовали, а начинали любовную игру. Мартин гладил плечи Джинджер, и она поводила бедрами, касаясь коленей Мартина своими коленями.

— Марти, — сказала она, — а не подняться ли нам в спальню? Нам так много нужно доказать друг другу на деле, не так ли? Я покажу, как сильно я люблю тебя. О, Марти, поцелуй меня еще здесь… Но прежде обещай мне, что выполнишь мою просьбу.

— Все, что угодно, Джинджер…

— Обещай, что Хилда будет крестной нашему малышу!

— Хилда? Она меня ненавидит. Вряд ли это хорошая идея.

— Она просто еще не знает тебя. Но она любит меня, и я думаю, со временем вы подружитесь.

— Попробую поверить тебе, — с некоторым сожалением сказал Мартин. И добавил более мягким голосом: — Сейчас у меня есть дело гораздо важнее, чем дружба или неприязнь твоих тел охранительниц…

— Какое?

— Затащить тебя в постель! И как можно скорее!

И Мартин подхватил Джинджер на руки и устремился вверх по лестнице под ее радостный смех.

Мэгги от дверей услышала, как зазвонил телефон.

— Это тебя, возьми трубочку, пожалуйста. Кто-то из таможни и акцизной комиссии, говорят, по поводу твоего заказа из Чехии, — не дала ей уйти Венди.

Мэгги схватила трубку, не помня себя от счастья. Она уже начинала думать, что ее заказ никогда не пришлют и что этот напыщенный сноб Алекс, ее приятель по Праге, был прав, когда отговаривал покупать антиквариат в Чехии.

Мэгги влюбилась в хрустальные бокалы, рассыпающие вокруг радужные брызги, в тот момент, как увидела, и не удержалась от внушительного заказа для их с Венди магазина. Алекс сделал все, что мог, чтобы отговорить ее от безрассудства.

Она, конечно, знала почему. Он хотел, чтобы она передала заказ его драгоценным кузенам. Но пусть уж он сам кормит своих родственников, а она не собирается увеличивать цену и без того слишком дорогого хрусталя еще одной перекупкой.

Мэгги прижала трубку к уху и сосредоточилась на том, что сообщал таможенник из акцизного комитета, а именно что ее долгожданные бокалы наконец прибыли и что ей необходимо получить документацию, заполнить несколько установленных форм и… забрать свой груз!

— Извините, груз задержался на таможне. К сожалению, сопроводительные документы оказались не полными. Мы ждали досылки…

— Ничего страшного! — уверила таможенника Мэгги, радуясь, что драгоценные бокалы нашлись. Ее не смутила даже необходимость ехать на таможню и тратить полдня на выполнение всяческих формальностей.