— Конечно, пусть крутятся в обороте государства. Я не возражаю.

— Завтра допрашиваю Шатрова. Хотите присутствовать?

— Когда?

— С утра.

— К сожалению, не могу. Кстати, запишите допрос на магнитофон. Никулин говорит, путается парень.

…На следующий день с утра я ездил по делам общего надзора в колхоз и, возвратившись, застал Гранскую за странным занятием.

В её кабинете на обоих столах были разложены деньги. За одним столом сидела Гранская, за другим — Вероника Савельевна, мой секретарь. Обе женщины тщательно осматривали каждую купюру.

— Вот одна, — сказала Вероника Савельевна, показывая пятидесятирублевку. — ОМ 3906141.

— Отложите её, — сказала Инга Казимировна.

Я не стал ничего спрашивать и молча наблюдал за их действиями.

— Все, — сказала Гранская. — У меня нет. Значит, у вас.

Она подошла к Веронике Савельевне и стала следить, как та перекладывает купюры из одной кучки в другую.

— Есть! — секретарша протянула следователю ассигнацию.

Гранская повертела её в руках. Взяла ранее отложенную. Сравнила.

— Да, действительно, номер одинаковый…

— Объясните, пожалуйста, в чем дело? — заинтересовался я.

— Вот, смотрите. — Гранская протянула мне две пятидесятирублевки. — На них одинаковые номера.

— И как вы обнаружили это? — удивился я.

— Я дала Веронике Савельевне перепечатать список номеров ассигнаций, который нам представили из милиции вместе с вещественными доказательствами. Я сегодня собиралась сдать деньги в банк.

— Наверное, копирка у них была старая. Намучилась я. Каждую буковку и цифру разбирала. И мне показалось, что один раз этот номер я уже печатала. Посмотрела, действительно уже встречался, — пояснила секретарь.

— Мы сначала решили, что их машинистка ошиблась. Нет. Два одинаковых билета, — сказала Гранская.

— Все-таки есть поддельная ассигнация! — вырвалось у меня.

— Да. Дым не без огня. Значит, нужна новая экспертиза. Пошлём на проверку все деньги, а не выборочно, — подытожила Гранская, складывая ассигнации в чемодан. — Вероника Савельевна у нас сегодня герой дня.

Секретарша засмущалась и вышла.

— Все-таки что за разговор был у лже-Лугового с Шатровым?

— Хотите послушать показания Шатрова?

— Давайте.

Инга Казимировна достала из сейфа кассету, заправила в магнитофон. Я устроился поудобнее. Лента закрутилась.

… — С чего у вас с Луговым возник разговор о деньгах? — раздался голос следователя.

— Точно не помню, — чуть помедлив, ответил Шатров.

— А все же?

— Попросил я у него пару раз взаймы. Он отказал. Мать ему запретила давать мне.

— Почему?

— Ну, чтобы я меньше пил.

— Вы знали, что у него имеется много денег?

Шатров долго молчал.

— Знали или нет?

— Откуда? Нет, не знал.

— Луговой не говорил вам, где работает, чем занимается, откуда сам?

— Говорил, родители в Ленинграде. А чем занимается, не знаю.

— Целый месяц у вас жил человек, почти вашего возраста, и у вас не возникло разговора об этом?

— Я спрашивал, кто он по специальности. Смеётся. И жнец, говорит, и швец, и на дуде игрец… А чего мне лезть к нему в душу?

— В какой форме Луговой предложил вам заниматься изготовлением фальшивых денег?

— Не пил он. А тут вдруг утром зазывает меня к себе и спрашивает: выпить хочешь? Я как раз гудел…

— Что?

— Ну, запил… С похмелья был. Сели мы, он вынимает бутылку, колбасу. Я сбегал, нарвал редиски, луку. Выпили. Он мне говорит, мол, если хочешь иметь деньги, давай ко мне в артель. Я спросил, что за артель. Он говорит: деньги делать. Я их так, говорит, делаю, что в банке от настоящих не отличат… Я думал, шутит он, смеётся надо мной. Открывает он чемодан, а там полно сотенных и пятидесяток… Хоть я уже и того был, а сам думаю: надо держать ухо востро. Мишка мало пьёт, все мне подливает…

— Когда произошёл этот разговор?

Шатров помедлил с ответом. Потом сказал:

— Ну, раньше. За день.

— Раньше чего?

— За день раньше, как Мишка сбежал.

— Почему вы думаете, что он сбежал?

— Ну, пропал. Нету же его…

— Хорошо. Значит, вы говорите, что Луговой предложил вам делать деньги накануне своего исчезновения. Так?

— Да. Я ответил, что подумать надо. Он говорит: правильно, мол, подумай… А я это нарочно сказал, чтобы он не того…

— В каком смысле «не того»?

— А кто его знает, что он мог мне сделать, если бы я сразу отказался…

— Понятно. Дальше.

— Оделся он. Ушёл. Я был, конечно, на взводе. Думаю, надо в милицию идти. Но ведь не поверят, потому как выпивши я. А делать что-то надо. Взял я из его комнаты чемоданчик, отнёс в голубятню. Правда, взял одну сотенную, чтобы проверить, фальшивая или нет. Здорово на настоящую похожа. Ну, и не удержался я… Не помню даже, как меня мать домой притащила.

— Значит, что было в этот день, вы больше ничего не помните?

— Отключился… А назавтра утром Мишка будит меня. Спрашивает, где деньги. Я сказал, что знать ничего не знаю. Он говорит: ладно, опохмелись, потолкуем. И опять про деньги спрашивает. Дураком обозвал, сказал, что мы можем вместе с ним столько денег сделать — завались. Я тяну резину, а сам думаю, как бы улизнуть, сообщить куда следует. Мать опередила меня… Но я в тот же день заявил бы…

Гранская задумчиво выключила магнитофон.

— Вас что-то смущает? — спросил я.

Она ответила не сразу.

— Понимаете, в чем дело… По словам Евгения Шатрова, квартирант поил его дважды. За день до обыска и в день обыска. А старушка, его мать, показала, что она помнит только одну их совместную выпивку — в день обыска.

— Ну и?..

Инга Казимировна пожала плечами.

— Будем работать. Орешек крепкий.

В том, что орешек действительно крепкий, убедиться пришлось довольно скоро.

Через несколько дней после этого разговора были получены результаты двух экспертиз — повторной ассигнаций и дактилоскопической. Гранская и Коршунов пришли ко мне.

В первом пакете, который протянула мне следователь, была вложена дактилокарта с тремя фотографиями. Две в профиль и одна анфас. Фотографии изображали молодое мужское лицо. С крупным чувственным ртом, умными глазами. В волосах заметно выделялась белая прядь.

— Гребцов Олег Михайлович, — сказала Гранская. — Тридцать два года. Отбывал наказание в колонии за хищение государственной собственности. Три с половиной месяца тому назад отбыл срок и освобождён.

— Вот что значит бриться чужой бритвой, — сказал Коршунов. И я не понял, шутит он или нет. А старший лейтенант продолжал: — Объявили всесоюзный розыск. Родные его живут не в Ленинграде, а в Липецке.

— Крупное хищение? — поинтересовался я.

— Я запросила дело, — ответила Гранская.

— Помимо Максимовой, других связей в городе не обнаружили?

— Пока нет, — сказал Коршунов. — Но работу в этом направлении продолжаем.

— Хорошо.

— Теперь второе, Захар Петрович. — Гранская достала другой пакет. — Результаты исследования денег. Из двух билетов достоинством в пятьдесят рублей с одинаковым номером один оказался поддельным.

— Фальшивым? — уточнил я.

— В том-то и дело, что нет. Обе ассигнации настоящие. Только на одной из купюр цифры подрисованы.

Она достала две фотографии. На них крупно увеличено «ОМ 3906141». На одной цифры 9 и 4 обведены кружком.

— Таким образом, — продолжала Гранская, — цифры 9 и 4 на одной ассигнации подрисованы. Другая купюра без всяких дефектов.

— Значит, деньги не фальшивые? — удивился я. — Только в одной ассигнации подогнаны цифры, чтобы номер совпал с другой. Правильно я понял?

— Правильно, — кивнула Гранская. — Но это ещё не все. — Она достала ещё одну фотографию. На ней номер «ГВ 7052194». Буква В, цифры 7 и 5 тоже обведены кружочками. — Это сотня. — Гранская приложила к фотографии ассигнацию. — Подделаны уже две цифры и буква. Сам же билет настоящий.

— А пары к нему нет?

— Нет. Все остальные деньги без подделок.