В человека. А человек – это уже не лось. Это куда серьезнее.

Я застыл, глядя на скорчившееся тело. Я молился, чтобы этот человек был здесь не один, чтобы сейчас из-за деревьев вышли правительственные солдаты и попытались убить меня – ведь тогда это можно было бы считать самозащитой, это было бы хоть каким-то оправданием для меня. Но человек был один. За его спиной никто не стоял. Осознав, что никаких смягчающих обстоятельств у меня нет, я бросил ружье и пошел к лежащему, сперва пошел, потом побежал. Мои легкие разрывались, метель хлестала меня по лицу, ноги вязли в снегу.

Я упал рядом с этим человеком и повернул его лицом вверх. Он был одет в штатское. Это был мужчина сорока – сорока пяти лет, высокий, довольно худой, с черными, начинающими седеть усами. Рот его был приоткрыт, глаза закрыты. Я поспешно осмотрел его и нашел, куда попала пуля. Дела обстояли не так плохо, как я сперва подумал. Я ранил его в правое бедро. Я ощупал ногу и убедился, что кость не задета. Рана кровоточила, но не сильно. Мужчина явно был без сознания – боли от раны и самого осознания факта, что в него стреляли, оказалось достаточно, чтобы отправить пострадавшего в обморок – а возможно, и вогнать в шоковое состояние.

Минуты три спустя я осознал, что бездумно пялюсь на снег. "Шевели мозгами, Джекоб!" – прикрикнул я на себя. Возьми себя в руки и рассуждай здраво. Ты выстрелил в человека. Ты. Тебе придется смириться с этим фактом.

Теперь тебе нужно что-то предпринять. Причем быстро. Если я отвезу этого человека в хижину, то смогу извлечь пулю при помощи подручных инструментов, которые наверняка найдутся на кухне. Я могу остановить кровотечение.

Остается еще шок...

Следующее, что я осознал, – что гружу этого человека на снегоход. Я поискал оружие и убедился, что при нем ничего нет. Возможно, он, как и Гарри, снимал домик где-нибудь поблизости – например, вон за той рощицей.

Он услышал выстрел, подошел, увидел лося и остался посмотреть, не вернусь ли я. Просто добропорядочный гражданин попытался поймать браконьера. И заработал дырку в ноге.

Я забрался на водительское сиденье, пристегнулся и погнал сани вниз по склону, стараясь ехать как можно быстрее. Лишь через двадцать минут, оказавшись рядом с оградой, я осознал, что везу пострадавшего не в хижину, а в больницу, наплевав на возможность быть узнанным.

Но к этому моменту мои эмоции немного улеглись. Я снова обрел способность мыслить логично. Я ранил человека. Рана не смертельна. Само собой разумеется, что он нуждается в квалифицированной медицинской помощи.

Но это не повод, чтобы я рисковал собой и Им, когда мы так далеко зашли и столь многого достигли. Приняв решение, я почувствовал себя лучше. Я развернулся и поехал к главным воротам, где располагалась центральная спасательная станция.

Я остановил снегоход футах в пятистах и посмотрел через дорогу на здание станции. Ее окна мягко светились. Я быстро отвязал ремень, удерживавший мою жертву, подхватил ее на руки – никогда бы не подумал, что я могу с такой легкостью нести взрослого мужчину, – и отнес к зданию станции. Я прислонил пострадавшего к двери, постучал и бросился бежать.

Подбежав к снегоходу, я вскочил на переднее сиденье и оглянулся посмотреть, что происходит. Прошло несколько секунд. Я уже подумал было, что мне придется вернуться и постучать погромче. Потом дверь открылась, и раненый упал внутрь, прямо на руки спасателю. Я развернул сани и погнал их обратно в горы, через сугробы, леса и прогалины. Быстрее, быстрее...

Спасатель обязательно обнаружит рану. Он доставит этого человека в Кантвелльский медицинский центр куда быстрее, чем это мог бы сделать я, – у спасателей есть джипы. Пулю извлекут. Кровотечение остановят. Гангрена начаться не должна. Но все-таки я выстрелил в человека... Это по-прежнему остается у меня на совести. Я обречен жить с этим воспоминанием.

Мне не хотелось возвращаться к лосиной туше, но я знал, что сделать это придется. Я все посбрасывал, когда усаживал пострадавшего в снегоход, а Ему нужно мясо.

Ему...

Только сейчас я сообразил, что мог бы отвезти раненого к Нему, и Он мгновенно исцелил бы беднягу. С человеком все бы было в порядке, ему бы не пришлось терпеть длительное и болезненное лечение, которое теперь его ожидает. Я понял, что последние несколько часов думаю чем угодно, но только не головой. Если мне не удастся вернуться к привычному логическому мышлению, то меня ждут большие неприятности. Происходящее явно можно считать первыми признаками безумия, от которого не застраховано ни одно мыслящее существо.

Тогда домосед начинает носиться по свету, одиночка – искать общества, а логически мыслящий человек – действовать под влиянием эмоций...

Я погрузил лося на снегоход и отвез его к хижине. Мне пришлось здорово попыхтеть, прежде чем я дотянул лосятину до лестницы и сбросил ее в погреб.

Посмотрев на замерзшее мясо, я сказал:

– Я устал.

Собственный голос показался мне каким-то чужим. В нем слышались сдержанные металлические нотки, слабые, но отчетливые. Такие голоса можно услышать в горячечном бреду, когда к вам подбираются демоны или гномы.

– На сегодня я больше ни на что не способен.

– Все в порядке, Джекоб, – донеслось из погреба. С каждым моим возвращением Его голос звучал все более странно и зловеще. – Мои метаморфозы уже почти прекратились. Теперь мне нужны калории только для того, чтобы поддерживать нормальное функционирование организма и накопить материал для моей продукции. На это вполне хватит лося и того запаса, который я еще не успел использовать.

Я не спросил, что он понимает под "продукцией". Я слишком устал, и меня сейчас ничто не волновало. Я что-то пробормотал в ответ, кое-как добрел до кровати и провалился в глубокий сон. Мне ничего не снилось. Почти ничего.

Время от времени в мои сновидения врывалось нацеленное прямо мне в голову дуло огромного ружья, и я слышал, как клацает спусковой крючок...

Когда я проснулся, буран уже прекратился, лишь отдельные запоздалые снежинки изредка тыкались в оконное стекло. И еще раздавался какой-то странный шум. Я приподнял голову и несколько мгновений прислушивался, прежде чем до меня дошло: прямо у нас над головами кружит вертолет...

Я был таким уставшим и издерганным, что заснул, не раздеваясь, и благодаря этому мог теперь подскочить к окну, не теряя ни секунды. Я подышал на стекло и прижался к нему лицом, но, увы, ничего не увидел. Наблюдательная позиция была слишком уж невыгодной: небо было загорожено отчасти утесами, отчасти высокими соснами. Я бросился в гостиную, к окнам, которые выходили на площадку перед домом. Оттуда я действительно увидел вертолет. Он находился футах в ста от нашего домика и висел на высоте в сто пятьдесят футов. На борту у него красовалось изображение глобуса, а поверх него – большие зеленые буквы "ВП": символ вооруженных сил Всемирного Правительства.

К счастью, это был не транспорный вертолет, а всего лишь разведывательный.

Он описал полукруг, полетел вдоль холма к его подножию, начал было подниматься над следующим склоном, но потом внезапно повернул обратно, сделал круг над нашим домиком и быстро полетел прочь. Я понял, что мы обнаружены. Буран закончился вскоре после того, как я выходил в последний раз, и мои следы не успело замести.

Шум вертолетного двигателя сделался тише, а потом и вовсе заглох.

Наше время истекло.

Я посмотрел на снег: красноречивые следы, уродливые темно-красные пятна лосиной крови, застывшие красные лужи... Меня буквально затошнило от этих наглядных свидетельств моей вчерашней кровавой пирушки со смертью. И в то же время это казалось абсолютно необходимым. Я втянулся: стрелял, рубил на части, тащил в хижину – и так до полного изнеможения. А в результате, когда человек просто посветил на меня фонариком, я рефлекторно схватился за ружье.

До этого охота всегда была для меня спортом, приятной возможностью испытать свое искусство стрелка. Но убийство теплого кролика или лося с мягкими губами – это совсем другое. Птицы-то что: комок перьев, клюв и когти. Их даже трудно считать живыми, так много в них от механической конструкции. Но вчерашнее избиение обрушилось на настоящие живые существа, со своими чувствами и эмоциями. Нет, такая охота не по мне. У меня мелькнула мимолетная мысль: а не Он ли каким-то образом спровоцировал мою внезапную вспышку кровожадности?